Страница 6 из 109
Меня они встретили душевно. Что меня изумило - они не так, чтобы очень расспрашивали про Америку. Нет, я им рассказал, что помнил, об американских анархистах. Они это приняли к сведению. Но явно было видно - ребята полагают, как пел Цой, "дальше действовать будем мы". У них были более важные интересы, чем какая-то там Америка. Вопрос шел об организации агитации на окрестных заводах.
Михаил откланялся и исчез, а я включился в обсуждение насущных анархистских дел.
-- Вот ты, американец, во вторник будет митинг на заводе Нобеля. Ты там сможешь выступить?
-- Конечно.
-- Тогда подходи к проходной к обеду.
Как-то так вышло, что с этого сборища я вышел в компании девушки по имени Светлана. Она сказала, что живет в центре - вот и вызвался её проводить. Мы шли по улице и болтали о всякой всячине, когда из какого-то закоулка вышло трое парней. В том, что это местные гопники, я понял сразу. Выглядели они забавно - на начищенных сапогах у них были резиновые галоши.
-- А вот госопдинчик с нашими девками гуляет, -- произнес один, в его руке сверкнул нож.
Тут снова заработали реакции моего реципиента. Я так быстро не успел бы выхватить пистолет. Единственное, что сделал я - так направил ствол перед ногами лидера. Мой реципиент явно стрелял сразу на поражение.
Грохнул выстрел.
Гопники поняли, что не с тем связались, но деваться им было некуда. Они бы драпанули - но сами себя загнали в угол.
-- Лечь на землю, суки! Ножи кидаем в сторону. Второй выстрел будет в лоб!
Я сам себе удивлялся. Все-таки я был простым парнем, а тут прямо киногерой.
Гопники, увидев, что на них приветливо смотрит произведение мистера Кольта, улеглись, двое выкинули ножи.
И тут Светлана заговорила отборным многоэтажным матом. Скосив глаза, я увидел, что она держит пистолет, вроде браунинг. Закончив высказывать разные светлые мысли о парнях, она перешла к делу.
-- Вы, гнойные твари, на анархистов напали? Вы знаете, что теперь с вами будет?
-- Извините, ну не опознали... -- прохрипел лидер.
-- Ещё раз увижу - п...ц вам будет. А сейчас лежите, мрази, пока мы до угла не дойдем.
Мы пошли дальше.
-- А что, анархистов на Выборгской стороне так уважают?
-- Конечно. Наших кого тронь, все поднимутся. А вот в Америке сразу так стреляют? Я ведь видела, что ты его хотел убить.
-- Да, в общем, жизнь там непростая.
-- Да... Я про Америку читала. А вот скажи, Джек Лондон наш человек?
-- Не совсем, он радикальный социалист, скорее ближе к большевикам. Но, в общем и целом - революционер.
Я ответил и задумался. Что-то здесь не так. Рабочая девушка этого времени, если хорошо в школе училась, могла из американских писателей читать Фенимора Купера или Майн Рида. А если уж очень продвинутая - то Брет Гарта или Марка Твена. Но Джек Лондон в это время в России был совершенно неизвестен. Его раскрутили большевики, потому что этого автора любил Ленин*. Время, когда появился массовый спрос на героизм, пока ещё не настало.
(* Версия спорная, но ГГ знает то, что знает)
Я осторожно заметил:
-- А я и не знал, что Джека Лондона переводили русский язык.
-- Так я на английском его читала.
Заметив моё изумление, Светлана жизнерадостно засмеялась и схватила меня за руку.
-- Ну, вот, я смогла тебя удивить. Я в гимназии училась.
-- Это в России так живут рабочие, что их дочери могут читать на иностранном языке художественную литературу? А зачем вам тогда революция?
-- Да на самом-то деле я не из рабочих. Я дворянка. Учусь на курсах. Мой отец - тверской помещик, причем, самое смешное, что его поместье даже не заложено. Так что я из семьи самых настоящих эксплуататоров.
-- Князь Кропоткин и Михаил Бакунин тоже не из пролетариев. А ведь ты ничем не отличаешься от своих подруг. Они-то рабочие?
-- Они-то да. Ткачихи. А я в детстве мечтала стать актрисой. В любительских спектаклях играла. А потом мой отец, он, конечно, реакционер, но умный человек, мне и сказал откровенно. Дескать, если бедные девушки идут в актрисы, это понятно, они хотят пойти в содержанки. А тебе зачем? Я подумала и поняла, что в актрисы идти и в самом деле смысла нет. Но кое-чему научилась.
За разговором мы вышли на трамвайную остановку. Вскоре и трамвай подъехал. Мы погрузились и продолжили беседу.
-- А твой отец и в самом деле реакционер?
-- Да. Но он, в отличие от других, честный циник. Другие лицемеры. Они всё кричат о благе России, а на самом деле думают только о своих интересах. А отец говорит просто: так уж сложилась судьба, что я дворянин и богатый помещик. Я хочу таковым и оставаться. Он и Столыпина терпеть не мог. Я слышала его разговор с нашим земским врачом, тот либерал. Так отец говорил: Столыпинские реформы породят класс людей, которые меня сожрут. А мне это не надо. А я от всего от этого подалась в анархистки.
-- А для чего ты изображаешь рабочую?
-- Ты знаешь, если мужчина интеллигент, станет выступать на заводах, рабочие будут его слушать. Вот у нас Николай, студент, так очень успешно выступает. А вот девушка... Рабочие махнут рукой. Дескать, барышня, слушать её смысла нет.
-- А ребята-то знают, что ты из дворян?
-- Конечно, знают. Что я, своим врать буду? Да и руки у меня... У других девчонок знаешь, какие мозоли? Они ведь на ткацкой фабрике работают.
Дальше мы заговорили о литературе. Светлана интересовалась поэзией. А в эту эпоху поэты популярны, так что "скажи мне, какого поэта ты читаешь - и я скажу, кто ты".
Я спросил:
-- А вот я слыхал, что в России есть такая поэтесса Анна Ахматова...
-- Буржуазная стерва. Не зря ведь от неё муж, Николай Гумилев, в Африку сбежал.
Как оказалось, литературные пристрастия у Светланы были своеобразные. Она любила Гумилева, но так же ценила футуристов, особенно Маяковского и Василия Каменского. Про второго, я честно говоря, и не слыхал. А вот Светлана к последнему относилась куда с большим восторгом, чем к хорошо известному мне Маяковскому.
-- Он ведь не только поэт. Он авиатор! Сейчас-то уже много летчиков, но он был одним из первых.
Тут меня пробило. Ну, захотелось выпендриться перед девушкой. Если уж мне не перепеть Высоцкого, то можно пересказать Роберта Рождественского. Я был воспитан при СССР и советскую поэзию люблю.
Были воздухоплаватели.
Шик и почет.
Как шкатулки из платины -
Наперечет.
Гордецы. Командоры
Застольных шумих.
Суеверны, как вдовы.
Красивы, как миф.
Кавалеры, гусары.
Знатоки мишуры.
Непременно усаты.
Абсолютно храбры.
Кожей курток похрустывая,
Шли навстречу громам.
Словно в ложе прокрустово,
Влезали в "Фарман".
И летали, касатики!
И кричали, паря.
Были выше Искакия.
Были выше царя!
Уговоров не слушались,
И, познав круговерть,
Обрывались и рушились
На Российскую твердь
Уходили до срока
Без чумы, без войны.
Чаще в землю намного,
Чем в большие чины.*
(*Роберт Рождественский. "Первые".)
-- Здорово! Типичный футуризм. Это ты написал?
Отступать уже было некуда и я взял авторство на себя.
-- Только ты как-то из отдаления смотришь. Будто это не ты видел. Впрочем, ты ведь из Америки.
За таким вот высокдуховным разговором мы сошли с трамвая и оказались на улице, которая в моё время носило имя мятежника Рылеева. Сейчас она называлась Пантелеймоновской.
-- А ты где живешь? - Спросила меня Светлана.
-- В гостинице, названия не знаю, но она на Загородном проспекте.
-- Ты что, купец-миллионщик, чтобы в гостинице жить?
-- Так я первый день в Петрограде, куда мне ещё?
-- Ладно, тут я могу тебе помочь. У меня одна подруга из курсов с квартиры съехала, хозяйка сейчас её сдает. Посиди вот в трактире, попей чаю, я скоро вернусь. А то моя хозяйка, старая дева, требует, чтобы у меня в гостях не было мужчин.