Страница 4 из 46
[ДВА]
ПУСТАЯ ЧАШКА [I]
На танцполе под «дрейфом» были почти все. Юки скользила меж тел, отпихивая иногда кого-нибудь плечом. Они безропотно расступались перед ней, радуясь новым прикосновениям. Бродя туда-сюда, она довела до оргазма, наверное, десятки людей. Такое явление можно было назвать эффектом ряби или действием принципа домино. Возможно, где-то кто-нибудь писал научный трактат, сравнивая эффект ряби с принципом домино как проявлением современной тоски по наркотикам давно минувшей эпохи. Да, в те дни довольно примитивный предшественник назывался Xtacy (для ссылки кликните Extasy, Estasy и Е). Будь сейчас на дворе конец двадцатого века (безусловно, надо понимать, что эта гипербола также свойственна именно концу двадцатого века), мы бы и «дрейф» называли «экстази».
Надо бы поступить в академию, подумала она. Скажи такое Эшу, он бы серьезно кивнул, для пущей выразительности потряс бы кулаком и принял еще дозу. Сама она не слишком жаловала наркотик. Гипервосприимчивость, которую многие считали очень чувственной и возбуждающей, очень напоминала ей искусственную реальность, со всем, что есть искусственного в костюме ИР, но только без него.
А что это значит, «искусственная реальность»? Так обычно спрашивал Том, когда она использовала этот термин. Если это реальность, то как она может быть искусственной? Ну это Том. Вопросы, ответы, не обязательно в таком порядке, не обязательно именно такие, даже вообще не такие.
Том, ты где?
Как сказать, Юки. Ты веришь в жизнь после смерти?
Что если я скажу: не знаю?
Тогда как ты можешь сказать, кем ты будешь завтра?
Тут следовало бы застонать, но в условиях ограниченности общения по сетевому пейджеру не было ни стонов, ни смеха, лишь звуки двух голосов: ее и чужого. Как-то за многолетнюю дружбу она так и не удосужилась записать его голос на свой компьютер, поэтому сообщения интерпретировались чужим нейтральным контральто, и нельзя было понять, мужской это голос или женский. От чего реальность становилась еще более странной.
Да нет, Тома никогда нельзя было назвать нормальным. Он и не знал никогда, что такое норма.
А ты знаешь? Она почти слышала вопрос Тома, заданный чужим голосом.
Да, знаю. Не обязательно быть нормальной, чтобы понимать, что такое норма. Она подошла к дальнему краю танцпола, к заграждению из столов, где, по словам Эша, можно было найти Джой Флауэр, на привычном месте, за привычным занятием – изучением толпы. Было престижно как можно дольше продержаться среди Мальчиков Джой, для этого, естественно, надо было быть интересным и что-то из себя представлять. Но бесконечно у Джой Флауэр никто не задерживался, и симпатии тут были ни при чем. Вернувшись в толпу, они уже никогда не растворялись в ней, частью из-за статуса «бывших», частью из-за обычного отказа (невозможно, – шептали они) обсуждать длительность своего пребывания среди избранных, что закрывало всякую возможность выяснить, что же случалось с невернувшимися Мальчиками. Например, с Томом.
Ходили слухи о стандартных сексуальных извращениях, как, впрочем, и о нестандартных. Из-за испорченных экспериментальных имплантатов в мозгу Джой Флауэр стала настоящей нимфоманкой. Да нет, все нормально. Она обычная старая дева, поставляющая клубничку для тайных собраний богатых и могущественных извращенцев, а имплантаты у Мальчиков не позволяли им ослушаться. А позже они же заставляли их молчать.
В практически неразличимом шепоте были и другие версии об исчезнувших Мальчиках. Их вроде бы убивали самыми мерзкими способами. Нет, хуже, их содержали в закрытых больницах и клиниках, с умершим сознанием, поддерживая жизнь, чтобы богатые и влиятельные инвалиды могли воспользоваться их легкими, сердцем, печенью. Да нет, их содержали в немыслимом хлеву, накачивали питательными веществами, целый месяц круглосуточно массажировали, а потом разделывали и жарили для пиров на тайных собраниях во дворцах богатых и могущественных людоедов. А еще для их домашних животных, среди которых были и Мальчики, их отпрыски и мутанты, почти похожие на людей.
Казалось, слухи клубились у нее и перед глазами, и в голове. Юки поняла, что смотрит на женщину за самым дальним от танцпола столом. А женщина абсолютно спокойно смотрит на нее. Ее пышные черно-синие волосы были уложены в старомодную прическу под пажа. Роза за правым ухом попеременно переливалась от белого к розовому, к оттенкам красного, затем цвет насыщался, пока не становился черным. И потом в обратную сторону. Черный превращался в насыщенный красный, потом светлел до розового и снова становился белым. Одета она была в стильный костюм, тоже старомодный, не менявший цвета, но при малейшем движении на блестящей материи рождалась буря переливов.
Юки почувствовала, как к горлу подкатил нервный смех. Такие люди – кем бы они ни были, богатыми ли, могущественными или просто очень удачливыми, – казалось, продумывают даже свое уродство и очевидные нелепости. Конечно, она могла быть просто чудаковатой дамой, желающей, чтоб ее спутали со знаменитостью. Или профессиональным двойником, отрабатывающим плановое появление на публике, а настоящая звезда отдыхала где-нибудь, не тратя понапрасну сил на сохранение своего инкогнито.
В любом случае женщина ожидала, что с ней будут обращаться как с Джой Флауэр, Знаменитой Аристократкой. Юки это раздражало. Она не знала, убедить ли ей Джой Флауэр выслушать ее лично, через доверенное лицо или просто станцевать с псевдоаристократкой.
Она быстро осмотрела другие столы. Их было восемь или девять, все заняты. Никто из присутствующих не гипнотизировал ее взглядом, только женщина с изменяющей цвет розой. Обняв себя, боясь резкого ответа или унизительного отказа, она обошла вокруг столы с клиентами и оказалась как раз перед этой женщиной.
Это была не Джой Флауэр, она была жутко похожа, даже профессиональное безразличие безупречного лица, взгляд человека, привыкшего отвечать отказом на попытки познакомиться и просьбы зарвавшихся особ. Юки не могла решиться. Что она скажет, просто подойдет и спросит, что, черт возьми, она сделала с Томом Игучи?
Объяснитесь, мисс Флауэр, вы с ним трахались, съели его или просто выкинули? Прямое нападение, безусловно, лишит Джой Флауэр присутствия духа, она ослабеет под напором Юки и признается и в первом, и во втором, и в третьем, только изменит порядок.
Но это все было в другой реальности, печально подумала Юки.
Каждый человек одновременно движется во многих мирах, Юкико. Но японцы первыми это поняли. Бабушка Наока: странная комбинация гранд-дамы и духа Старой Японии. Юки помнила, что она завещала свой мозг после смерти для экспериментов по моделированию нейронной сети или что-то похожее.
Она помнила, что в те времена много спорили по поводу использования мозгов умерших для создания всяких там структур, разводок, нейронов, синапсов, ей это все мало что говорило. Поначалу она удивилась. Она и не подозревала об интересах своей бабушки. Но потом она стала представлять, как бабушкин мозг станет живой основой нейронной сети. Что-то вроде жизни после смерти. Хочу узнать, бывают ли призраки в машинах, говорила она Юки.
Наока подошла бы к этой женщине и узнала бы все, что ее интересовало, даже не задавая вопросов. Ну, может, один-два. Юки внутренне улыбнулась. Ее родители были достаточно беспечными людьми, и она была не слишком привязана к ним. Наока была для нее единственным членом семьи. То была не просто семья, а ощущение душевного родства, поднимавшееся, казалось, из самых отдаленных глубин сознания. Словно они были родственниками не только по плоти и крови, но даже на уровне атомов и молекул.
Теперь легко было преувеличивать лучшие качества бабушки, так как пожилая женщина уже перешла в мир иной.
Скажи «умерла». Или мягче – «ушла». Или модный нынче ностальгический привет из прошлого: «переработана». Все говорят, будто действительно верят в загробную жизнь, в которой у умершего сохраняются его мысли и таланты и он ими даже пользуется.