Страница 5 из 17
Хаким миновал сторожевую будку, помахав рукой смуглому охраннику, и двинул вдоль ряда кирпичных гаражей. Гаражный массив располагался на заводской окраине города, судя по зарослям у ворот, большая часть гаражей не использовалась.
Хаким остановил «шаху» напротив гаража с надстройкой и свежевыкрашенными воротами. Той же краской были выкрашены приоткрытые ворота двух соседних гаражей, откуда доносился визг отрезной машины.
Кабанов прошел вслед за таджиком в калитку закрытых ворот. Оказалось, что три гаража объединены, вместо стен потолочные плиты поддерживали металлические балки. Пара работяг избавляли автомобиль, в котором угадывался ВАЗ 21099, от лишних кузовных деталей.
— Пойдем сюда. – крикнул Хаким и показал на лестницу у задней стены.
Лестница привела в надстройку. Хаким закрыл дверь, рабочий шум снизился, в тесной комнатке можно было не повышать голос.
— Салям алейкум, Рахматулло. – обратился Хаким к широкоплечему таджику лет 50. На крепыше была черная роба с закатанными рукавами. Он сидел за столом, в руках держал дымящуюся чашку.
— Ва аллейкум ассалам. – улыбнулся Рахматулло, превратив лицо в потрескавшийся горщок.
— Мир вашему дому. – вспомнил перевод Дмитрий.
Хозяин сказал что‑то по–таджикски. Хаким засмеялся и ответил на своем языке, Кабанову объяснил:
— Спрашивает, говоришь ли по–нашему.
Рахматулло жестом пригласил к столу. Гости сели. Рахматулло некоторое время разглядывал Дмитрия, наконец, что‑то произнес.
— Годишься. – перевел Хаким.
Рахматулло говорил по–таджикски, Хаким выступал переводчиком.
— Уважаемый спрашивает, на что ты готов ради денег.
— На все, кроме убийства женщин и детей. – отчетливо сказал Кабанов. — И с наркотиками иметь дел не буду.
— Есть один человек, который не должен жить.
— Которого нужно убить.
Рахматулло улыбнулся. Сказал явно одобрительную фразу.
— Да. – перевел Хаким. — Дело несложное, уважаемый даст 100 тысяч рублей.
— Этот человек в пределах реальной досягаемости?
— Конечно, это не депутат и олигарх, хотя ходит с охраной.
- 300 тысяч рублей, машина и время для подготовки.
— Уважаемый предлагает 200 тысяч и мою помощь.
— Хорошо. Кто объект?
Рахматулло достал из кармана фотографию, подвинул ее по столу Кабанову. Фотография была сделана цифровой мыльницей, в углу красные цифры – совсем недавняя дата. На фото запечатлены три азиата, идущие вдоль ряда автомобилей.
— Тот, что постарше. Его зовут Ахметхан.
— Разве у уважаемого нет своих парней, готовых выполнить работу дешевле?
— Нужно так сделать, чтобы подумали на скинхедов.
— Здесь политикой не воняет?
Таджикский Карлеоне собрал морщины в брезгливой гримасе, что‑то недовольно сказал. Хакми перевел:
— Никакой политики! Это наши внутренние дела. Люди Ахметхана никак не должны подумать на соотечественников.
— Мне нужен аванс 50 процентов и вся значимая информация об объекте.
Рахматулло достал из кармана свернутые оранжевые купюры, катнул цилиндр в сторону Кабанова. Наемник взял деньги и посмотрел на заказчика.
— Хаким расскажет что надо. – с едва заметным акцентом сказал Рахматулло.
— Слушай, Хаким, а зачем ты переводил? – спросил Кабанов. – Твой босс по–русски не хуже говорит, верно?
— Рахматулло умный человек. – усмехнулся Хаким.
Не хочет Рахматулло, чтобы заказ из его уст понятен был, догадался Кабанов. Что ж, значит, ликвидация исполнителя пока не предусмотрена.
Исполнитель и посредник ехали в город. По пути Хаким довел информацию об объекте. Дмитрий прекрасно сознавал, что информация субъективная и далеко не полная.
Со слов Хакима выходило, что Ахметхан недавно приехал из Таджикистана и слишком ретиво вклинился в налаженный бизнес уважаемых людей. Ахметхан пожелал все и сразу и плевал на авторитеты. Первоначальный капитал сколотил на перепродаже афганского героина. Этот бизнес не бросил до настоящего времени, поскольку его прибыльность была на порядок выше всех других вместе взятых. Но такая прибыльность прямо пропорциональна опасности угодить на нары, поэтому Ахметхан подминал под себя полулегальный бизнес соплеменников.
— Ситуация в целом ясна. – сказал Дмитрий. – Завтра с утра я позвоню, начнем подготовку.
Кабанов вышел у кафе «Фрау Мюллер». По дороге зашел в магазин за продуктами. Борис Львович был дома, от похода в рюмочную воздержался. Дмитрий выложил хлеб, пачку спагетти, колбасу, чай, сахар. Горохов оторвался от чтения и принялся нарезать бутерброды.
— Как ты, дядя Боря, к инородцам относишься? – спросил Кабанов за завтраком.
Борис Львович стряхнул крошки с бороды и, секунду подумав, ответил:
— Под инородцами мы обычно азиатов подразумеваем. Мол, сами‑то мы европейцы – всякие германцы с поляками вроде как с одного поля. Европопцы, твою мать! Азия, Евразия, с двух сторон по безобразию!
Я тебе так скажу: не любят у нас чуркестанцев, и им не за что нас любить. В свое время империей решили называться, захотел Петр титул императора примерить. Так он чухонцев воевал, окно рубил на севере, Европам кузькину мать показывал. А вырожденцы Романовские на Азию рот разинули. Все земли расширяли, только не подумали, кто ее обрабатывать и защищать будет. Мужиков собрали и повели полководцы по горам и по пустыням, сверкая эполетами, все как есть наполеоны. Ладно бы оставили буферной зоной, так нет, мы вас, тюбетейки, грамоте обучим. На тебе, акын степей, балалайку! На тебе, горный орел, бахчисарайский фонтан. Как в той рекламе навязывали: «Вы еще не цивилизованы, тогда мы идем к вам».
Вот к тебе в дом придет в гости академик и начнет учить, как гвоздь вбивать, ты же его пошлешь куда подальше. А академик наш обижается и револьвер из кобуры достает. Не будешь с лампой жить при кумачовом флаге, будешь с темным прошлым у холодной стены стоять. Жили себе в простом мире, бай угнетал, разбойник грабил, копошились в саклях, так нет, на тебе еще и цивилизацию, на тебе еще вертикаль власти, то белой, то красной. Местные живоглоты покрутили было головами в сторону Турции с Ираном, русский хрен плоскими и горбатыми носам понюхали и все как один перекрасились. Угнетать и грабить из больших кабинетов стали. Ладно, раньше еще не лицемерили – мы, русские, нация великая, не ровня вашей! Сидите смирно и помалкивайте, ученых и писателей по разнарядке клепали. А простой народ как жил в навозных саклях, так и остался, только навоз для приличия побелили и приказали считать себя цивилизованными. А не получится в один миг азиатскую культуру в европейскую цивилизацию обратить. – дядя Боря припечатал ладонь к столу.
— Ни в миг, ни в поколение, ни в сорок поколений! По–другому у них нервная система устроена, мозг по–другому думает. У них своя цивилизация со своим временным циклом развития.
— Одним словом, нечего им у нас делать.
— Им у нас, а нам у них.
А то придумали, как его, толерастию, мультикультуру. Застеснялись черное черным, а белое белым назвать. Вот и пожинаем, что посеяли. При этом носы воротим от гастарбайтеров, а самим в собственных туалетах непонятная гордость свое же говно не дает убрать. А насчет горячих горцев, я тебе так скажу – своя власть в тысячу раз больше народу русского извела. И продолжает изводить, вместо того, чтобы пенсии прибавить, цены на лекарства снизить, князьков кавказских задабривает бюджетными деньгами. Хотя во власти у нас всегда более чем интернационал правил.
— Все ясно, дядя Боря. Ты о ночном разговоре не забыл?
— Про самодуров что ли?
— Про токарное изделие.
— А! Размеры надо снять, а лучше бы его в натуре иметь, сразу на стволе резьбу нарезать.
— Хорошо, пистолет я тебе оставлю. Без патронов, конечно, чтобы революцию не устроил. – подмигнул Дмитрий.
После завтрака Кабанов определился с подопечными, составив план действий на несколько вариантов развития событий. Основной план – до особого указания не высовывать нос Горохову и воздержаться от алкоголя дяде Бори.