Страница 5 из 41
Все та же картина, лишь в голубых тонах: он никогда не имел денег, по утрам сморкался в умывальник, отказывался мыть посуду, позволял официанту грубить себе и так далее. Единственная тачка, на которую он однажды потянул — это старенькая «шкода». Единственная квартира, которую он сумел найти, находилась в жилом квартале Богниц, на восьмом этаже отвратительного серого панельного дома, а мама панельные дома отродясь не выносит (тем не менее в этой квартире мы живем и поныне). Вечно перегруженный работой (бессмысленной), всегда занятый, он завтракал и обедал на ходу: колбаса для туриста в жирной бумаге, бутерброды с майонезом, зельц, сардельки с луком, сосиски, рольмопсы, то есть закрученная фаршированная селедка. Мама не могла на это смотреть. Будто она сто раз не говорила ему, что это вредно. Если бы он питался овощами, свежей зеленью, злаками, рыбой и оливковым маслом, то никогда бы не умер в тридцать два года от рака толстой кишки — разве не так? И никогда бы не оставил маму тридцатидвухлетней вдовой, а меня сиротой наполовину (когда папа на Рождество 1990 года умер, мне было двенадцать, и с тех пор Рождество мы не отмечаем). И что не в последнюю очередь — избавил бы маму от чудовищного опыта с чешским здравоохранением: с вонючим линолеумом в больничных коридорах, с драными халатами докторов и с горестно-облупленными тележками перед операционными залами.
И с похоронными работягами в наколках.
Мама папу из-за его рака просто ненавидела.
Но к сожалению, она его и любила.
— Ужасная комбинация, — бывало, говорила мама. — Хуже некуда.
Короче говоря, чехи мою маму навсегда разочаровали. На ее взгляд, чехи либо закомплексованные слабаки, либо ровно наоборот — домашние тираны. Они либо невыносимые скупердяи, либо новоиспеченные толстосумы, толкующие исключительно о своем кошельке. В любом случае все они вульгарные, примитивные и безнадежные мужланы. На улице плюют куда ни попадя, нестерпимо воняют потом и носят чудовищное нижнее белье — о костюмах и говорить не приходится. Их гигиенические привычки ужасны, даже ужаснее, чем способ, каким они едят креветки (конечно, в том случае, если их кто-нибудь пригласит на креветки, ибо столь дорогую пищу они себе ни за что не позволят). И так далее и тому подобное. Исключения только подтверждают правило.
В той же мере, как чехов, мама не выносит и чешский язык. По ее мнению, это старый, изношенный язык, в котором подавляющее большинство понятий уже не существует — так же как в чешских поездах. Некто (Пажоут), например, скажет вам по-чешски: Я люблю тебя, хочу жениться на тебе и жить с тобой всю оставшуюся жизнь, а через каких-то два-три месяца эти слова уже теряют силу. Короче, слова в чешском языке утратили свое значение или же обрели значение совсем противоположное.
Я люблю тебя означает я брошу тебя.
Или я умру.
И тому подобное.
Весьма сдержанные чувства испытывает мама, конечно, и к чешской истории.
Все национальное чешское возрождение мама считает колоссальной ошибкой. Если бы эти закомплексованные голодранцы не посходили с ума, нынче мы могли бы жить в центре Вены на улице Грабен, утверждает она… 28 октября[5] для моей мамы — почти то же, что Ялтинская конференция: в обмен на национальную свободу Масарик[6] отдал чешских женщин на произвол разным Конделикам[7], Швейкам[8], Якешам[9], Милошам Земанам[10] и Пажоутам, а в лучшем случае невротическим импотентам типа Кафки или Карела Чапека[11].
— Кафка был немцем, мама… — возражаю я робко, но мама лишь машет рукой.
— Все равно у меня нет ощущения, что двадцать восьмого октября нам есть что праздновать, — говорит она.
Мама не переносит чехов, чешские поезда и пакеты.
Она любит иностранцев, самолеты и качественные фирменные чемоданы.
Иногда мне сдается, что аэропорты и самолеты мама любит чуть больше, чем иностранцев; я исхожу из того, что еще ни одному иностранцу не удалось завоевать мамино сердце прямо в Праге. Да, это была пустая трата времени, когда все эти временно пребывавшие здесь Стюарты и Кнуты одаривали ее драгоценностями и духами и приглашали на роскошные ужины в ресторан «У художников» или в «Танцующий дом»… Зря теряете время, господа, думала я про себя, если хотите закадрить мою мать, поезжайте к себе домой и через несколько дней пришлите ей авиабилет. Потом наденьте свой лучший прикид, помойте тачку и с букетом роз ждите ее в аэропорту, в зале прибытия, и я даю вам голову на отсечение, что в тот же вечер моя мама будет ваша.
А вся штука в том, что мама питает слабость к полетам. Редко что на свете доставляет маме такую радость, как бесшумно раскрывающиеся гидравлические двери с надписью ВЫЛЕТЫ — DEPARTURES, за которыми ее серебристо-серый передвижной чемодан марки Samsonite ждет уже лишь гладкий мрамор зала аэропорта и очередь к стойке регистрации. Мама становится в очередь с загадочной улыбкой, которую, несомненно, никто из встревоженных пассажиров не может объяснить.
(«Мона Лиза из Рузини[12]…» — насмешливо заметил Оливер, когда я впервые рассказала ему о маминой страсти к полетам.)
— Good morning[13], — приветствует маму девушка у барьера, ибо принимает ее за иностранку; мамин чешский паспорт искренне поражает ее.
— Morning, sweetheart[14], — произносит мама спокойно.
Естественно, это производит довольно странное впечатление, а учитывая ошибку девушки, звучит, пожалуй, даже несколько оскорбительно, хотя, конечно, это вовсе не входило в мамины намерения.
Мама просто думает уже по-английски.
Родной язык быстро покидает ее. С помощью нескольких последних чешских слов она еще просит место у окна — и все с той же загадочной довольной улыбкой.
— Какой у вас багаж?
— Just this one[15], — показывает мама на свой чемодан.
— О'кей, — кивает девушка.
Оформив надлежащие документы, девушка протягивает маме посадочный талон.
— Время посадки одиннадцать десять, — говорит она слегка сконфуженно и бог весть почему снова переходит на английский: — Gate В six[16].
— Thank you, — говорит мама абсолютно естественно.
Она берет свою hand luggage[17], разумеется, тоже на колесиках, элегантно поворачивает ее в нужном направлении и отходит. Девушка за барьером еще с минуту украдкой наблюдает за ней. В своем темно-синем костюме мама двигается так уверенно, так целеустремленно, что иные из проходящих мимо принимают ее за стюардессу. Она направляется к бару «Meeting point»[18], где стоя выпивает бокал шампанского. Шампанское еще больше облегчает ее походку, так что паспортный контроль она проходит с профессиональным шармом кинозвезды. Таможенники, даже не осознавая причины, относятся к ней с подчеркнутой вежливостью…
В транзитной зоне мама прежде всего заходит в «Duty Free Shop»[19], пробует образец эмульсионного крема Clinique, вдыхает аромат новых духов Gucci (и, если у нее есть деньги, покупает флакон), а затем садится среди пассажирок у выхода Б шесть, непринужденно закидывает ногу за ногу и, раскрыв французский «ELLE», с достойным спокойствием ждет вылета. Когда прозвучит приглашение на посадку, мама, в отличие от остальных пассажиров, спокойно остается сидеть, и лишь когда этот нетерпеливый людской муравейник совершенно рассеивается и репродуктор оглашает: «The last call for passengers to New York[20]…», мама, не торопясь, встает, подает молодому стюарду свой билет (делает это таким манером, что стюард краснеет). В самолете, который уже полностью заполнен, мамин запоздалый приход вызывает немалый интерес. Готова поспорить, что еще никто в истории воздушных перелетов — возможно, лишь за исключением Жозефины Бейкер, — не сумел пройти по узкому коридору между сиденьями столь элегантно, как моя мама.
5
28 октября 1918 года после распада Австро-Венгрии была образована Чехословацкая Республика.
6
Томаш Гарриг Масарик (1850–1937) — первый президент Чехословацкой Республики (1918–1935).
7
Герой рассказа (и одноименного фильма) чешского прозаика и журналиста Игната Германа (1854–1935) «Отец Конделик и жених Вейвара».
8
Герой знаменитого романа Ярослава Гашека (1883–1923), чешского прозаика и журналиста, «Похождения бравого солдата Швейка».
9
Милош Якеш (р. 1922) — крупный политический и государственный деятель социалистической Чехословакии.
10
Милош Земан — премьер-министр при президенте Чешской Республики Вацлаве Гавеле.
11
Карел Чапек (1890–1938) — крупнейший чешский прозаик, драматург, поэт и публицист.
12
Аэропорт в Праге.
13
Доброе утро (англ.).
14
Доброе, дорогая (англ.).
15
Только одно место (англ.).
16
Выход Б шесть (англ.).
17
Ручная кладь (англ.).
18
Место встречи (англ.).
19
Магазин, не облагаемый таможенной пошлиной (англ.).
20
Последнее приглашение пассажиров, отлетающих в Нью-Йорк (англ.).