Арвендейл

В дверь тихо постучали. Герцог чуть сдвинул брови, и дверь плавно отворилась. Посетитель вошел в кабинет и, изящным движением сняв шляпу с головы, низко склонился перед герцогом. Герцог благосклонно кивнул.

— Рад тебя видеть, Беневьер. Есть ли новости?

— Да, мой лорд.

Тот, кого назвали Беневьером, выпрямился, с легкой улыбкой перехватил шляпу под мышку, снял с шеи шнурок с ярко-алым камнем и протянул герцогу. Герцог подставил ладонь, и камень лег в нее, будто кусочек драгоценных брар-хухур, легендарных Слез гор, за каждую каплю которых, по преданию, гномы тому, кто принесет их к подножию Подгорного трона, готовы были отвалить золота десятикратно их весу. Впрочем, это были только легенды. Вот уже несколько сотен лет никто не видел воочию никаких брар-хухур. Да и для герцога этот камень был сейчас гораздо важнее любого брар-хухур.

— Как все прошло?

Улыбка Беневьера превратилась в презрительную усмешку.

— Ничего сложного. Сначала графу с дружиной пришлось отъехать в восточный предел, вечером того же дня его младший сынок вдрызг проигрался в карты, а затем в городском дворце появился некий дворянин, любитель древностей, и предложил за этот бесполезный кусок цветного булыжника, бесполезно валяющийся в ларце его папаши, сумму, немного превышающую ту, которую он проиграл. Я, знаю, мой лорд, вы не любите ЛИШНИХ мертвецов…

Герцог вновь благосклонно склонил голову.

— Хорошо, Беневьер. Надеюсь, ты был не в своем облике?

Беневьер осклабился.

— Как вы могли такое подумать, мой лорд? Со мной в таверне квартировал один мелкий дворянчик с Умбирских окраин. Этакий простецкий тип с замашками крестьянина. Так вот он и ходил в дом к графу. И той же ночью уехал.

— Его не найдут?

— Нет, мой лорд. — Ухмылка Беневьера стала еще шире. — Той же ночью его растерзали каррхамы. Всего в трех лигах от города. И беспокойство графа, из-за которого он днем раньше умчался из дома вместе с дружиной, получило еще одно подтверждение. Так что все чисто.

Герцог продолжал молча смотреть на Беневьера, ожидая продолжения. Тот усмехнулся и пожал плечами.

— Я тут почти ни при чем, мой лорд. Только заклинание Желания пути и простенький амулет запаха. Я повесил его на тот же шнурок, на котором висело ЭТО, — Беневьер кивнул на камень, лежащий на ладони герцога, — так что, когда граф отыскал его тело, он был совершенно уверен, что ЭТО унесли каррхамы. Или сожрали. Он даже попробовал идти по их следу, собираясь разгребать все кучи их помета, которые встретятся на пути. — Беневьер раскатисто захохотал.

Герцог тоже усмехнулся. Граф Илмер, Первый меч империи, Опора трона роется в каррхамьем помете… да-а, эта картина заслуживала того, чтобы ее увидеть.

— Ну что ж, я удовлетворен. — С этими словами герцог сомкнул пальцы на принесенном камне и одновременно резко выпрямил левую руку в сторону посетителя, будто посылая в него какое-то заклинание. Стороннему наблюдателю могло показаться, что кошель появился из ниоткуда, просто материализовавшись в воздухе, но сторонних здесь не было. Беневьер, для которого этот жест не был новостью, ловко подхватил летевший в него кошель и вновь склонился в низком поклоне.

— Благодарю вас, мой лорд.

— Можешь отдохнуть три-четыре дня.

— Благодарю вас, мой лорд, — повторил Беневьер и с поклоном попятился к двери, за которой и исчез, оставив герцога наедине с его мыслями. Оказавшись за дверью, он торопливо развязал кошелек и заглянул внутрь. Что ж, неплохо, тем более что все это лишь ему одному и всего на три-четыре дня. Для выполнения своих поручений герцог выделял деньги отдельно…

Когда за Беневьером затворилась дверь кабинета, герцог не торопясь поднялся и, подойдя к большой картине, нажал на толстую виньетку чуть левее центра нижней планки массивной рамы, обрамлявшей картину. Картина вздрогнула и подернулась сиреневой дымкой. Герцог растянул губы в довольной усмешке и, протянув левую руку, погрузил кисть в дымку. Едва кольцо, надетое на левый мизинец, коснулось дымки, как она раздалась в стороны, открыв уходившую в глубь картины причудливую воронку, вихрящиеся стенки которой переливались изумрудным цветом. Внутри воронки, мягко подсвеченные ее струями, покоились несколько вещей, представить которые вместе вряд ли смог бы даже изощренный поклонник перфоманса, настолько они не подходили друг другу. Герцог выбрал чем-то напоминавшую изящный подсвечник высокую подставку, украшенную баснословной стоимости алмазами, изумрудами, рубинами, два черных оплывших свечных огарка, небольшой флакон, заполненный какой-то темной, почти черной жидкостью, маленький кусочек донельзя вытертой и засаленной шкуры какого-то зверя, на котором почти не осталось ворса, грубый нож с иззубренным лезвием, украшенный пусть и более грубо, но ничуть не менее богато, чем подставка, и желтую обгрызенную кость со следами чьих зубов.

Вытащив все это из воронки правой рукой, герцог осторожно сдвинул назад левую руку. Как только кольцо на мизинце отделилось от ставшего расплывчато-дымчатым рисунка, сиреневая дымка исчезла. Герцог удовлетворенно кивнул. Все сработало безупречно. Столь надежного сейфа не было ни у одного другого человека или существа в этом мире. Сейфы или сокровищницы остальных представляли собой всего лишь неуклюжие и громоздкие ларцы, изготовленные из железа или, в лучшем случае, из гномьего сплава. Конечно, на них навешивали десятки охранных заклятий, частенько не зная меры. По тавернам ходили анекдоты о том, как барон Крам спьяну перепутал одно из многочисленных отключающих заклинаний и получил по мозгам огненным вихрем. С тех пор на его круглой и совершенно лысой голове нет ни одного волоска, даже бровей. А виконту Лумьену повезло еще меньше: из-за его ошибки громоздкий железный сундук, наполненный золотом и драгоценностями, просто сплавился в один огромный слиток. Виконту пришлось нанимать мастеров из Подгорного царства, чтобы отделили золото и камни от железа. Они это сделали, но взяли в уплату за работу все золото, которое отделили от слитка. А камней у виконта было не так уж и много. После этого конфуза виконту, известному светскому льву и щеголю, пришлось почти на пять лет покинуть столицу… Совсем другое дело сокровищница герцога. Во-первых, в ней не было никакого золота или драгоценных камней (за исключением тех, что украшали лежавшие там предметы). В то же время предметы эти стоили намного дороже, чем все сокровища того же виконта Лумьена, вздумай герцог обратить их в звонкую монету. За один Кинжал Рока шаманы Скального зуба готовы были отдать столько золота, что, даже если бы с того дня и до смертного часа в казну герцога не поступило больше ни одной монетки, он умер бы все еще ОЧЕНЬ богатым человеком. И это при том, что, будучи уже немолодым, герцог вполне мог рассчитывать еще лет на сто пятьдесят полноценной, активной жизни. Однако ценность этих предметов была отнюдь не в их номинальной стоимости. Тем более что герцог вовсе не собирался их продавать…

За два часа до заката герцог вызвал к себе капитана замковой стражи. Когда гигант-джериец, согнувшись в три погибели, с трудом протиснулся в узкую дверь спального покоя, он застал своего хозяина уже полностью одетым. Герцог повернулся к нему, окинул придирчивым взглядом фигуру своего капитана, как обычно, полностью закованную в броню (обычно джерийцы предпочитали легкую, кожаную или в крайнем случае кольчатую броню, но Измиер был уникумом во многих отношениях), и коротко пролаял на секретном наречии джерийских пиратов:

— Приготовь моего коня, Измиер, и возьми с собой еще троих. Мы едем к башне Гвенди.

Грубое лицо джерийца, с которого, казалось, никогда не сходило свирепое выражение, едва заметно скривилось, но он лишь молча склонил голову и тем же макаром, в три приема, протиснулся обратно. Губы герцога тронула легкая усмешка. Капитан его стражи был великим воином, умелым командиром и совершенно бесстрашным бойцом. Единственным, чего он боялся, была башня Гвенди. Ну еще бы, он был уверен, что именно там навсегда лишился своего сердца, которое его господин забрал в качестве залога его, Измиера, вечной преданности. И хотя на самом деле это было не совсем так, у герцога и в мыслях не было развеивать его заблуждения.