Страница 8 из 12
Толчок… Темнота… Медленный полет в черном космосе. И ничего.
Нуль.
…Алла очнулась на асфальте. Ее джип был смят в гармошку. Получается, кто-то вытащил ее из машины и положил на дорогу. Под голову подложена ее сумка.
В стороне стояла «Газель» с развороченным рылом. Значит, «Газель» столкнулась с джипом лоб в лоб. Откуда она взялась? Потом на суде выяснится: «Газель» подсекла какая-то неопознанная шестерка. «Газель» вильнула вправо, выехала на встречную полосу и лоб в лоб столкнулась с джипом.
Алла лежала на асфальте. Вокруг нее кольцом стояли люди.
– Мобильный телефон… – проговорила Алла.
Ей сунули мобильный телефон. Алла набрала Михайлу, успела сказать:
– Я попала в аварию. Возле Кольцевой…
И отключилась. Потеряла сознание.
Михайло примчался на своей «Оке». По скоплению народа определил место происшествия. «Скорая помощь» уже подошла.
Аллу укладывали на носилки.
– Куда вы ее повезете? – строго спросил Михайло.
– В город Видное, – ответил врач «Скорой помощи».
– Везите в Склифосовского, – приказал Михайло.
– Не имеем права, – возразил врач. – Это Московская область. Приписан город Видное.
– Перестреляю. Всех, – тихо и очень спокойно проговорил Михайло, выговаривая каждую букву.
Врач растерянно уставился на Михайлу и понял: расстреляет.
– А куда везти? – переспросил врач.
– В Склифосовского, – повторил Михайло.
Лицо у него было каменное. Глаза яростные, как у тигра перед прыжком.
Ослушаться не рискнул бы никто. Ни один человек.
Удар равен массе, помноженной на ускорение. «Газель», набитая людьми, на полной скорости врезалась в джип.
Подушки безопасности сработали, защитили, как могли. Алла была пристегнута, ремень шел через ключицу к тазобедренному суставу. Ее качнуло с нечеловеческой силой, и именно эти кости хрустнули: ключица и тазобедренный сустав. Плюс разрыв легкого, внутреннее кровотечение. Потребовалась немедленная операция.
Если бы Аллу отвезли в Видное, она бы умерла. Лежала бы в приемном покое часа два, никто бы не подошел. А в Институте Склифосовского – другое дело. Другой уровень.
Операция прошла успешно. Легкое восстановили. Скрепили сломанную ключицу. Хотели сразу заменить тазобедренный сустав, но решили повременить. Операция сложная, больная слабая. Просто зафиксировали сустав спицами и шурупами. Как в плотницком деле.
Алла очнулась после операции. Ей показалось, что она сейчас умрет. Сорвется в смерть. Как будто ступает по тонкому бревну над пропастью. Одно неточное движение – и…
Кто-то приходил, навещал. Алла ни с кем не общалась. Просто лежала, и все. Совершенно беззащитная. Как будто голая. Боль бушевала в ней, выжимала слезы. Скорее бы уже туда или сюда. Лучше туда. Оборвать все разом – и боль по сыну, и эту непереносимую физическую боль. Но что-то не отпускало. Удерживало.
Являлся Михайло. Он пребывал в прекрасном настроении.
– Как хорошо, что ты в больнице, а не на кладбище, – радовался он.
«Ну не дурак?» – спрашивала себя Алла. Потом думала: «А ведь и в самом деле хорошо».
В больнице долго не держат. Наметилась положительная динамика, и – на выписку.
Врачи предупредили: на ногу не наступать. Сломанный сустав надо поберечь и ждать: может быть самостоятельно срастется шейка бедра. А если не срастется – тоже не проблема. Можно заменить сустав. Однако свой лучше, чем искусственный.
Михайло приволок деревянные костыли старого образца – высокие, до подмышки. Довольно уродливые, но устойчивые.
Первое время Алла висела на них, как мешок с картошкой. Но эти уродцы обеспечивали самостоятельность. Можно самой встать, умыть лицо. Какое это счастье – умыть лицо. Сразу просыпаешься. Можно доскакать до туалета, вернуться обратно. Жизнедеятельность обеспечена. А это – самое главное, как оказалось.
Можно уместить себя в кресле перед телевизором. Не лежать, а сидеть, голова и спина в вертикальном положении. Кровь не застаивается, а весело бежит. Голова ясная, хороший отток.
По телевизору много интересного, да все интересно на самом деле. Даже пустые сериалы – и те несут в себе какой-то сюжет и нравственный заряд. Алла горячо сочувствовала героям, отдавалась зрелищу, как ребенок.
– Включи мозги, – советовал Михайло.
Но Алле не хотелось включать мозги. Только чувства. Только наивное, бесхитростное восприятие жизни. Как в детстве.
Начало лета. Зелень еще молодая.
Переехали на дачу, поближе к земле, к траве.
Михайло выволакивал на участок надувной матрас, сверху кидал овечью шкуру, мехом наружу, и пуховое одеяло – для верности. Земля просохла, но еще не прогрелась.
Алла любила лежать на животе, подперев голову руками, и смотреть вниз. А внизу, в траве, шла бурная и напряженная жизнь, о которой она раньше не догадывалась. Мошки, букашки, муравьишки – все куда-то торопились по своим неотложным делам. Бабочки-однодневки прилетали сверху, чтобы успеть совокупиться и продолжить род. Один день для них, как целая жизнь для человека. Стрекотали кузнечики на эту же тему. Пели птицы – зазывали самку. Любовь и суета правили этим малым миром.
Алла никогда прежде не смотрела в землю и не видела этого малого мира. А ведь он есть. Вот он. Существует параллельно с нашей жизнью. Они нас не касаются, кроме комаров. А мы их касаемся. Можем наступить тяжелой ногой. Для них человеческая нога как бетонная плита.
Михайло привозил с базара землянику. Алла, прежде чем есть, опускала лицо в банку с ягодами, нюхала, вдыхала. О! Как пахнет земляника! Зачем Господь дал ягодам и фруктам такой аромат… Просто так ничего не бывает. Господь как бы говорил: это хорошо. Это надо обязательно съесть. А волчьим ягодам не дано никакого запаха. Значит, не ешь. Не надо.
А у сгнивших продуктов – отвратительный запах. Значит: не вздумай взять в рот. Плюнь. Выбрось.
Надо просто слушать природу. Она все расскажет.
А зачем такая красавица кошка Муська? Чтобы люди кормили и не обижали. Красоту невозможно пнуть ногой. Красота не надоедает.
Желтизна постепенно уходила. В пустыне появилось яркое пятно – оазис. Алле все больше нравилось жить. Просто жить, и больше ничего. Жизнь просачивалась через уши, глаза, через еду. Прежняя глухая депрессия постепенно таяла. Надвигался новый период: ВОЗРОЖДЕНИЕ. Как в Италии.
Приезжала Гузелька. Трындела о своих делах. Она работала в левом банке. В девяностые годы такие банки вспухали и лопались, как пузыри после дождя.
Алла слушала вполуха. Жизнь Гузельки напоминала стакан воды из-под крана, с ржавчиной и вредными примесями. А у Аллы – родниковая вода. Струя бьет прямо из-под земли. Некрасиво, но полезно. Экологически чисто.
Гузелька рассказала, что перезванивается с Франком. Он своей жизнью недоволен, но возвращаться не хочет. Типичная ситуация. Все недовольны, и все не хотят возвращаться.
Гузелька поделилась своей мечтой: родить от Франка мальчика. Получился бы татарин с евреем. Она назвала бы его Чингиз-Хаим.
– Так роди, – сказала Алла.
Гузелька смотрела перед собой. И Алла догадалась, что идея с Чингиз-Хаимом посещала ее давно, может, даже тогда, в Ялте. Но Алла стояла на пути. А теперь не стоит.
– Хочешь себе позволить – позволь, – вспомнила Алла.
– Кларка не хочет.
– А кто это? – не сообразила Алла.
– Его сестра. Он против сестры не пойдет.
Понятно. На пути стоит сестра. Ее не отодвинешь.
Чеховская ситуация. Чехов тоже не мог совместить свою жену Ольгу Книппер с сестрой Машей. Всех можно понять.
Михайло умел по шесть часов сидеть перед телевизором.
В прежние времена Алла опрокидывала на него ведра оскорблений. А теперь смотрела и думала: может быть, он прав? Лучше вот так сидеть и ничего не делать, чем взбивать коктейль из бесполезной деятельности. Тетка Галина всю жизнь колотилась, создавала единый могучий Советский Союз. Пришли неблагодарные потомки и в одночасье разрушили ее детище.