Проба пера

— А пистолеты у вас есть?

— Нет.

— Ну, на нет и суда нет. Поехали, ребята. Ложный вызов».

Конечно, разговор велся иначе, но результат-то оказался тем же. Через две минуты «бобик» уехал, а «Форд» остался.

Степана это огорчило. Он-то полагал, что братков задержат. С поддавшим в гостях законопослушным гражданином, наверное, куда меньше церемонились бы. Оставалось гадать, как проникнуть в квартиру Ирины незамеченным, учитывая, что проникнуть туда незамеченным нельзя.

Степан еще раз обошел дом, нырнул в соседний подъезд. Поднявшись на последний этаж, вскарабкался по тонкой вибрирующей лестнице. Чердак, как и следовало ожидать, был заперт на пудовый висячий замок. Естественно.

Степан посмотрел в окно парадного, в надежде, что «Форд» чудом исчез. Мало ли, пиво у ребят кончилось или появилось какое-нибудь неотложное дело. В баню, например, приспичило сходить всем сразу.

«Форд» был на месте. И братаны были на месте.

И тот лосяра опарышный, что дежурство в парадном нес, тоже был на месте. Все были на месте. Степан спустился на четвертый этаж, позвонил в квартиру.

— Кто там? — донесся из-за двери дребезжащий голосок.

— Из собеса, — грубовато гаркнул Степан, поправляя пистолет под курткой. — Открывай, мать, некогда мне.

Завозились с замком. Степан и сам не знал, повезло ему или нет с этой старушенцией. Старушки, они подозрительные, с другой стороны, до денег падкие. Но была бы на ее месте девица помоложе, вообще, глядишь, не открыла бы.

Старушка долго скрежетала запорами, затем приоткрыла створку, глянула в щелочку одним глазом:

— А чегой-то из собеса-то?

— Компенсацию пенсионерам и инвалидам выплачиваем, — мрачно заявил Степан. — По решению мэра. Выборы скоро. Через три года. Вот и платят. Сто рублей. — Старушка недоверчиво покрутила головой. Черепаха Тортилла, блин. Степан вытащил из кармана деньги, выудил из вороха сторублевку, покрутил в воздухе. — Паспорт и пенсионное удостоверение, пожалуйста. Расписаться надо в ведомости.

Старушка несколько секунд разглядывала купюру, словно бы опасаясь, что та сейчас растворится в воздухе вместе со странным парнем из собеса, потом скинула цепочку:

— Проходите.

Старушка — божий одуванчик. Мебели в комнатах — коты богаче живут, а туда же, на цепочку запирается. Ограбят ее. Да что тут брать-то? Шкаф, что ль, обшарпанный, рассыхающийся, без задней стенки, на горбу волочь? Или телевизор, к первому КВНу уже собиравшийся на пенсию? Слоников желто-каменных? Клеенку с кухонного стола? Шкатулочку, в которой хранится самое ценное — рецепты на бесплатные лекарства? Степан усмехнулся криво. В квартире пахло нафталином и затхлостью. Одинокая коечка, узенькая, скрипучая, должно быть. Стол, накрытый желтой от времени кружевной салфеткой, и мутная ваза на нем. Занавесочки на окнах ситцевые, дрянные, в мерзкий голубенький цветочек. Стекла мухами засижены. Тоска…

Степан прошел в комнату, открыл дверцу древнего платяного шкафа. Простыни… Он даже оторопел. Ветхие-то какие… Кажется, дерни — поползут по ниткам. Степан свернул простыню жгутом, подергал. Должна выдержать. Но, если оборвется, зараза, — капут. Засвистишь с четвертого «сталинского» турманом — только рожки да ножки по асфальту покатятся.

Старушка вошла в комнату, подслеповато шурясь, неся в иссохшей до мумифицированного состояния руке пенсионную книжечку.

— Вот.

— Мамаша, я не из собеса…

Степан сворачивал простыни в жгуты и связывал между собой.

«Мамаша» всхлипнула испуганно, прижала руки к груди, удерживая полы старенького байкового халатика.

— Да успокойтесь, ничего я вам не сделаю.

Степан полез в карман. Он дал бы старушке пару сотен баксов, но, во-первых, вряд ли бабушка вообще знала, как выглядят доллары, подняла бы крик на весь дом. Во-вторых, ему ведь еще и уходить как-то придется. Тоже платить. А кто знает, что за человек попадется.

— Мамаша, вот… я вам дам за простыни… сколько тут? Вот, две с половиной тысячи рублей. Простыни потом постираете, погладите, будут как новенькие.

Степан положил купюры на стол, вышел на балкон. Старушка бочком подошла к столу, цапнула денежки, принялась рассматривать на свет каждую банкноту. Ну да, она, наверное, таких денег давно в руках не держала.

Привязав конец простыни к решетке балкона, Степан сбросил «трап» вниз. Вообще-то, ему бы здорово пригодился какой-нибудь груз, но… не забирать же бабулькин телевизор? Может быть, одна только радость у старухи и осталась — телик посмотреть.

— Вот, — пробормотал Степан, перелезая через перила. — Сейчас и проверим, выдержит ли это хозяйство.

Он вцепился в простыню, осторожно опустился на колени, свесил ногу в шестнадцатиметровую бездну. Чтобы свесить вторую, ему пришлось себя некоторое время уговаривать. Страшно. Налег пузом на жестяной карниз, вытянул ступни, стараясь нащупать кромку перил нижнего балкона. Не было ее там. Расстояние, должно быть, не меньше метра еще. Степан зажмурил глаза и решительно ухнул вниз. Вцепился в простыню, услышал отчетливо, со все нарастающим ужасом, как потрескивает предательски старая материя. Всего-то секунду и продолжался спуск, а сколько всего в голове пронеслось. Со всеми попрощаться успел. Кое с кем даже дважды. Потом ударился коленями о перила и чуть не сорвался от неожиданности. Засучил лихорадочно ногами, отыскивая опору. Нашел, оглянулся. До соседнего балкона метра два с половиной — три. Хорошенько оттолкнуться — и в самый раз, пожалуй, будет. Долетит, если длины жгута хватит. Бэтмен, на фиг. Степан приготовился, оттолкнулся так, что взмыл по дуге вверх. Над Ирининым балконом пролетел, как беркут. Едва успел пальцы разжать. На полсекунды позже — и сорвался бы. Приземлился на какие-то ящики. Не удержался на ногах, упал на спину, опрокидывая все, до чего дотянуться мог. Потер ушибленный затылок. Посмотрел вверх. Старушка удивленно глазела на него, вцепившись в перила «куриными» лапками.

Степан жестом показал ей — простыни можно забирать. Поднялся, покряхтывая. Балконная дверь вела в запертую хозяйскую комнату. Значит, придется бить стекло. Хорошо, замок на двери комнаты английский. Был бы врезной — беда. Степан локтем высадил стекло, просунул руку и открыл все три запора. Вышло весьма сноровисто. В нем явно проснулись отцовские гены. Криминальные.

Степан вошел в комнату, достал из-под куртки пистолет. Мысленно перекрестился. Авось да вывезет. Повернул собачку замка. Выглянул в коридор, стараясь ступать тихо.

— Ира! Ир! — шепотом позвал Степан. — Это я, Степа…

Ирина вышла из кухни. В руке она держала здоровенный кухонный резак. Лицо бледное, на щеках румянец.

— Как ты меня напугал, — вздохнула с явным облегчением.

Степан сунул пистолет в карман.

— Все нормально?

— Да, тут… недавно милиция приезжала. Проверила у этих… документы и уехала.

— Я знаю. Это я милицию вызвал.

— Зачем?

— Думал, заберут их. — Степан взял Ирину за руку, увел в комнату. — Но, кажется, они сами — милиция.

— С чего ты взял?

— Если они не из милиции, то почему их не задержали?

— Не знаю. Может быть, ты и прав.

— Конечно, прав, — убежденно кивнул Степан. — К тому же мой отец сейчас воюет… в смысле, конкурирует с одной… фирмой. Вот у той фирмы в милиции серьезные завязки.

— А при чем тут я? — не поняла Ирина. — Меня-то они с какой стати выслеживают?

— Может быть, это не тебя выслеживают, — предположил Степан, оглядывая комнату. — Может быть, это меня выслеживают?

— Тебя?

— Ну да. У тебя простыни есть? — Степан выглянул в окно.

— Есть, — кивнула Ирина, доставая из шкафа стопку простыней. — А зачем?

— Мы по ним спустимся на балкон второго этажа.

— А смысл?

— На соседний балкон. Там из подъезда сквозной выход…

— Да, я знаю, — рассеянно кивнула Ирина.

Степан намотал получившуюся бухту на руку, направился в соседнюю комнату.

— Пошли. — После того, как первая часть его замысла увенчалась успехом, Степан чувствовал себя вполне уверенно. — Главное, не бойся и не смотри вниз. Простыни хорошие, крепкие, выдержат. Да и спускаться недалеко.