Кокон

— Ничего не стоит опрокинуть эти чудовища, если расширить поле, — сказал он. — Но тогда пострадают водители.

— Ты удивительный человек, — прошептала Вивьен.

За пределами кокона вновь началась суетливая беготня. Автокраны быстро ретировались и растворились за краем освещенного круга. Из темноты вновь выступил Маркус. Он шел один, без агентов.

— Коскинен, — раздался его голос из миникома.

— Да? — откликнулся Коскинен, но не двинулся с места. Он не хотел видеть этого человека.

— Интересный трюк, надо отметить. Значит, мы стоим на своем и продолжаем сопротивляться?

— Да.

— Ты не оставляешь мне выбора, — вздохнул Маркус.

Коскинен молчал, прислушиваясь к неистовому биению сердца.

— Меня воротит от одной мысли… — продолжал Маркус. — Но если ты не выключишь экран и не выйдешь, я взорву атомную бомбу.

Коскинен слышал, как охнула Вивьен. Ее ногти впились ему в запястье.

— Вы не посмеете, — сухо ответил Коскинен. — У вас нет санкции Президента. Я знаю точно, принятие данного решения вне вашей компетенции.

— А откуда тебе знать, что у меня нет санкции, а?

Коскинен облизнул пересохшие губы.

— Если вы с такой легкостью получаете у Президента разрешение взрывать атомные бомбы, с еще большей легкостью вы можете привезти его сюда, чтобы он лично подтвердил ваши полномочия. В противном случае я буду считать, что таких полномочий у вас нет. Если он скажет мне: «Выходи», — я не задумаюсь ни на секунду.

— Ты выйдешь потому, что так приказываю тебе я…

— Иными словами ваши действия с Президентом не согласованы. Более того, вы знаете, что никогда не получите у него такой санкции и таких полномочий. Итак, кто из нас двоих нарушает закон?

— Служба Безопасности имеет полное право применить ядерное оружие, находящееся у нее на вооружении, по своему усмотрению в экстремальных ситуациях, угрожающих национальной безопасности.

— Это мы-то угрожаем национальной безопасности?! Мы, двое?!

Маркус молча и внимательно следил за стрелкой часов.

— Половина пятого, — сообщил он. — Даю вам время на размышление до семи часов. — Он развернулся и торопливо скрылся в темноте.

— Пит, — Коскинен почувствовал, что Вивьен снова дрожит. — Ведь он блефует? Ведь он не может?.. Это опять вранье.

— Боюсь, он может.

— Но как он потом все это объяснит?

— Придумает что-нибудь. Ведь свидетелей, как ты понимаешь, просто не останется. А охрана сложит за него головы, за него, а отнюдь не за Конституцию. Каждый, кто готовится на роль диктатора, заранее подбирает окружение из готовых на все головорезов. Они поддержат любое его начинание. Если он прикажет, они и на родную мать бомбу сбросят.

— Но тогда он лишится генератора!

— Лучше потерять генератор, чем власть. Кроме того, он наверняка рассчитывает, что у его карманных ученых уже есть зацепки, которые помогут им создать собственный кокон.

— Пит! Но ведь никакого секрета не существует! Уж об этом-то мы с тобой позаботились. Почему ты ему не сказал?

— Потому что боялся, и боюсь сейчас, что тогда он взорвет бомбу сразу. Ведь мы, сидя в коконе, являемся единственным наглядным доказательством того, что он просто лжец и изменник. Никто не соберет кокон за одну ночь, ты же понимаешь. Даже если делать опытный образец по чертежам, и то понадобится несколько дней. Если эта банда быстро возьмется за ум, у них есть шанс выследить людей, с которыми мы контактировали, и объявить их заговорщиками против Протектората. Но для этого потребуется поддержка остальных членов правительства. Чего Маркус никогда не получит, и он отлично это знает.

— Понимаю, — сказала Вивьен и выключила лампу. — Нам остается только ждать.

— Может быть, твой бразильский друг, которому ты звонила, успеет что-нибудь предпринять…

— Может быть. Ему придется преодолеть массу бюрократических препон, но, я думаю, он справится. Бразильское правительство занесло его в списки «неблагонадежных», потому что он был знаком с Джонни. Но он знает уловки, он ведь журналист…

— А как насчет сенатора? Того, которому ты все рассказала сегодня днем? Говоришь, он свободомыслящий человек?

— Хохенридер? Да, только я показывала чертежи не ему лично, а секретарю. Этот хлющ меня почти не слушал и наверняка сразу стер запись разговора. В офис Хохенридера, должно быть, поступает много дурацких звонков.

— И все же мы должны рассчитывать на всех, кому звонили. Если информация прошла, мы можем ожидать подмоги с минуты на минуту.

— Пит, я в состоянии взглянуть смерти в лицо. До семи часов никто ничего не успеет сделать. Конечно, к полуночи Маркус может оказаться уже в тюрьме, но только мы с тобой об этом не узнаем…

— А я надеюсь, что узнаем, — настойчиво спорил он. — Мы сейчас в гораздо лучшем положении, чем, скажем, в «Зодиаке». Кроме того, мы не будем мучиться. Атомный взрыв — это мгновенная смерть.

— Знаю. Но именно это меня больше всего и печалит. Всего за миллисекунду жизнь превратится в мертвую материю.

— Хочешь выйти к ним? — спросил Коскинен. — Я могу выключить поле на пару секунд, и ты выскочишь.

— Ты с ума сошел!! — Ее негодующий крик как будто вернул их обоих к жизни. Неуверенно рассмеявшись, Вивьен потянулась за сигаретой.

— Ты же видишь, Ви, я люблю тебя, — сказал Коскинен.

— И мне… кажется, что я тоже люблю тебя, — ответила она.

И тогда он взял ее ладони в свои и начал говорить о том, как они будут жить, когда выйдут отсюда…

Первые лучи солнца позолотили небо. Питер и Вивьен осторожно выбрались из укрытия, постоянно оглядываясь, чтобы не напороться на снайперов с лазерными ружьями. Они увидели охранников, которые прятались в тени деревьев, а рядом с барьером — отвратительный серый цилиндр, установленный на грузовом автоприцепе.

— Солнце, — проговорил Коскинен. — Деревья, цветы, река, а главное — ты. Я рад, что вернулся на Землю.

Она не ответила. А он не мог оторвать взгляд от циферблата часов. Стрелки показывали шесть часов сорок семь минут.

Что-то произошло — Коскинен заметил, как в стене дома появилась ровная строчка отверстий. Аэрокар ВК, который висел над землей на страже, вдруг рванул прочь. Вслед ему вынеслась огненная стрела ракеты, и машина, завалившись на бок, рухнула за деревьями. Взрыва они не услышали, но пламя, поднявшееся огромным столбом, доставило обоим удовольствие.

— Это ВВС! — выкрикнул Коскинен, вглядываясь в узкий силуэт в небе. — Вон опознавательный знак, смотри! Это ВВС!

Какой-то солдат бежал к ним через цветочные клумбы. Агент ВК, припав на одно колено, выпустил в него из автомата длинную очередь, но солдат успел упасть на землю — прямо в грязь, и тут же в агента полетела граната. Коскинен, забыв, что их защищает кокон, повалил Вивьен и закрыл ее своим телом. Но ни звука не проникло сквозь барьер. Коскинен поднял голову. Что-то явно происходило вокруг, но людей видно не было.

Нет, вон кто-то пробирается через густые заросли… Маркус! Лицо грозного шефа контрразведки напоминало маску-карикатуру, кровь стекала по подбородку. Он подбежал к цилиндру бомбы и принялся что-то крутить в основании… Сердце у Коскинена замерло. Но в этот момент из кустов выскочил солдат. Автомат затрясся в его руках, и Маркус, корчась, повалился на живот. Солдат перевернул тело на спину, покачал головой в каске и озадаченно огляделся. Мертвые глаза Маркуса смотрели на восход солнца.

Коскинен встал и поднял Вивьен на ноги. Он крепко прижимал к себе девушку, не понимая, почему она плачет.

Взвод солдат рассредоточился вокруг кокона. На молодых лицах читалось удивление.

Седой военный в сопровождении трех офицеров и двух человек в гражданском обошел вокруг дома. На его погонах сверкали четыре звезды.

Он остановился и недоуменно уставился на странную пару.

— Коскинен? — спросил он, воспользовавшись миникомом.

— Да? — Коскинен включил свой передатчик. — Это я.

— Я генерал Грахович. Армия Соединенных Штатов… — Он бросил презрительный взгляд на труп Маркуса. — Отряд специального назначения. Мы прибыли сюда по приказу Президента, чтобы изучить обстановку, но стоило нам приземлиться, как эти птенчики открыли огонь. Какого черта! Что здесь происходит?