Страница 41 из 44
— А ты считаешь, справедливость есть? — серьезно спросил Костя.
Чужие деньги попали к Косте. Он их раздает широкой рукой. Разве это справедливо?
А может быть, как раз справедливо. Скорее всего это деньги, полученные от фальшивой водки или от наркотиков. Иначе откуда такие бешеные суммы у таких молодых людей? Пусть лучше они попадут в руки теще, которая всю жизнь работала на эту страну и не получила от нее ничего, кроме нищенской пенсии. Бедную тещу использовали и кинули, как теперь говорят. И науку кинули. Значит, Костя частично восстановил справедливость.
— Конечно, есть, — сказал Миша. — Ведь свалили памятник Дзержинскому.
— Через семьдесят лет…
— Это лучше, чем никогда, — возразил Миша.
Фон неба темнел и постепенно растворял в себе дома и деревья.
«Как время, — подумал Костя. — Все в себе растворяет. Целые поколения…»
Вдруг зажглись фонари, и стало как-то театрально.
— Я хотел тебе кое-что сказать… — начал Миша.
«Сейчас скажет, что у него есть другая женщина», — испугался Костя.
— Никто, кроме мамы, не знает, какой я был маленький. В ней я весь, как в компьютерной памяти, — проговорил Миша. — Если она уйдет, она все унесет с собой и останется только то, что Я СЕЙЧАС. Без корней и без прошлого…
Костя задумался. Он заметил: когда у человека нет детей, то всю свою любовь он отдает родителям. Миша любил маму удвоенной любовью, как больного ребенка.
— И еще… — проговорил Миша.
Костя напрягся.
— Спасибо тебе…
— И все? — проверил Костя.
— Все.
— Тогда я пошел, — с облегчением сказал Костя. Поправил на плече сумку.
— А ты не боишься, что тебя ограбят? — спросил Миша.
— А откуда кто знает?
И в самом деле. Откуда кто знает, что лежит у человека в спортивной сумке? Может, книги, может, теннисная ракетка…
Они разошлись. Костя испытывал чувство, похожее на вдохновение.
Что его вдохновило? Мишино «спасибо», или то, что немец вышлет штаммы, или просто Миша, который любит свою маму, а жена любит Мишу, а Миша науку — и везде любовь кружит над головами.
Костя взял машину и поехал к старухе. Он решил отдать ей деньги прямо сейчас. Ему подсознательно и сознательно хотелось освободиться от дурных денег. Поменять деньги на результат.
За рулем сидела молодая женщина, видимо, тоже занималась частным извозом.
Костя опустился на заднее сиденье, осторожно прикрыл дверцу, назвал адрес старухи «улица Кирова, семнадцать» и замолчал. Углубился в подсчеты.
Сколько было денег? Сколько осталось? На что их потратить? Только скорее. И тогда пусть приходит Азнавур и задает вопросы.
— Как поедем? — Женщина обернулась и посмотрела на Костю. На ней была круглая шапочка, отороченная белым мехом. Как у Снегурочки. — Через центр или по кольцу?
— Самая короткая дорога та, которую знаешь, — сформулировал Костя.
— Тогда по кольцу…
— Простите… дурацкий вопрос. Если бы вы нашли много денег, что бы вы сделали?
— Много — это сколько? — уточнила Снегурочка.
— Чемодан.
— Я бы зарыла их в землю. И сама бы уехала.
— Зачем?
— Боялась бы…
— А потом?
— Потом, через год, откопала бы.
— А дальше?
— Дала бы батюшке на храм. У нас очень хороший батюшка. У него семь человек детей. Он так тяжело живет.
— А зачем так много детей?
— Сколько Бог даст.
— Пусть государство поможет. Церковь ведь не отделена от государства.
— А что с того? — Снегурочка обернулась. У нее были густо, по-новогоднему, накрашены глаза. — Мы все оказались брошены государством. Каждый выживает как может.
— А муж у вас есть? — спросил Костя.
— Немножко… — неопределенно ответила Снегурочка, и Костя понял, что она больше рассчитывает на Бога, чем на мужа.
— Здесь под светофор направо, — руководил Костя.
— А вы крещеный? — спросила Снегурочка.
— Нет.
— Это плохо.
— Почему?
— Ангела-хранителя нет. Вы предоставлены самому себе. Вас никто не охраняет.
Костя вдруг подумал: это правда. Его никто не охраняет.
— А в моем возрасте можно креститься? — спросил он.
— В любом можно. Хотите, наш батюшка вас окрестит? — Снегурочка обернулась и посмотрела на Костю новогодними глазами.
— Хочу, — серьезно ответил Костя.
Снегурочка достала из сумки маленькую книжечку величиной с карманный блокнот. Протянула Косте.
— Это молитвенник, — объяснила она. — Тут на последней странице наш адрес и телефон.
— Телефон храма?
— Нет. Телефон нашего православного издательства. Меня Рита зовут. Скажете: позовите Риту.
Костя взял молитвенник. Положил в карман.
— А для себя лично вы что-нибудь хотите? — спросил Костя.
— У меня все есть.
— Ну… У английской королевы тоже все есть, и даже больше, чем у вас. И то ей что-то надо…
— А чего у нее больше? Король? Так он мне и даром не нужен. Королевство? Я без него обойдусь. А остальное у нас одинаково: земля, хлеб, вера…
— Стоп! — скомандовал Костя.
Машина встала. Костя вышел. В кармане лежала начатая пачка. Он отсчитал семь сотенных банкнот и протянул. Почему семь, он не знал. Так получилось. Семь — мистическая цифра. Семь дней — это неделя.
Снегурочка включила свет. Долго смотрела на деньги. Потом спросила:
— Что это?
— Жертвоприношение, — ответил Костя.
— Спаси вас Бог, — просто сказала Снегурочка. — Приходите, если что…
— Можно вопрос? — спросил Костя.
Рита выжидательно смотрела на него.
— Если вы веруете, зачем краситесь?
— Так красивее. Господь не против. Он на такие мелочи внимания не обращает…
Машина весело фыркнула и ушла.
Костя сделал маленькое открытие: «милостыня» — от слова «милость». Сделайте милость… Явите божескую милость… Значит, милость угодна Богу, как творчество, как любовь. Костя посожалел, что у него мало денег. Оказывается, миллион — не так уж много. Это даже мало на самом деле…
— А вы мне снились, — обрадовалась старуха. — И еще знаете что? Битые яйца.
Костя прошел и разделся. Старуха журчала, как весенний ручей:
— Раньше битые яйца снились мне к деньгам. А сейчас — просто к битым яйцам. Я пожарю вам омлет с сыром.
Старуха ушла на кухню.
Костя достал из сумки десять пачек и положил их на середину стола.
Стал ждать.
Старуха вошла с тарелкой. Остановилась. Строго спросила:
— Что это?
— Сто тысяч, — смущенно отозвался Костя. — За дачу. Я покупаю у вас дачу. Вы не против?
— Я против того, чтобы грязные деньги лежали на обеденном столе.
— Почему грязные?
— Вы представляете, через сколько рук они прошли? И что это были за руки… Уберите их куда-нибудь.
Костя перенес деньги на подоконник.
— Подите вымойте руки, — попросила старуха.
— Я же вилкой буду есть, — возразил Костя.
— А хлеб?
Костя послушно отправился в ванную комнату. В ванной была стерильная чистота, как в операционной. Костя понял, что у старухи — мания чистоты. Деньги для нее — источник грязи. Но не только. Деньги — это потеря загородного дома, который помнит ее маленькой и молодой. А вместо этого куча денег, как битая скорлупа.
Костя вернулся в комнату. Старуха сидела, глядя в стол.
— Они сказали, что никогда не вернутся в Россию, — проговорила старуха.
Костя понял, что речь идет о сыне и о его семье.
— Они сказали, что в Америке лучше их детям. Дети — уже американцы.
— А им самим? — спросил Костя.
— Им самим трудно. Эмиграция — это всегда стресс.
— Значит, свою жизнь под ноги детям? — спросил Костя.
— И мою тоже. Но зато теперь у меня есть много денег. Я буду менять их на рубли и докладывать к пенсии. Как вы думаете, сколько надо докладывать?
— Если скромно, то долларов двести, — предположил Костя.
— Значит, сто тысяч разделить на двести — будет пятьсот месяцев. В году двенадцать месяцев. Пятьсот делим на двенадцать — сорок. Мне хватит на сорок лет… Я буду покупать куриные сосиски в супермаркете.