Страница 26 из 44
— Опять? — спросил он. — Ну что мне с тобой делать, Поросенкова?…
Через месяц Вика переехала к капитану.
Капитана звали Володя, и это оказалось очень удобно. Вика закрывала глаза и нежно пропевала: «Володя…» И капитан не видел подмены. Вика любила нового Володю, как говорят, по-своему. Не всей душой, а частью души и частью тела. Эта любовь похожа на букет цветов: радует, украшает, но когда-то завянет. А любовь к Владимиру Петрову — с корнями. Как куст. И если зимой уснет, то весной опять воспрянет.
Известный драматург сказал по телевизору: настоящая любовь никогда не кончается браком. Значит, у Вики — как у всех. Любишь одного, живешь с другим. И хорошо хоть так. Может вообще никого не быть, как у Веры.
Капитан обожал свою Поросенкову. Она полностью совпадала с его идеалом красоты. Худые и черные, как Саша Коновалова, ему не нравились. Они казались ему неженственными, как будто переделанными из мужиков. Капитан слышал краем уха, что все модельеры — голубые. Поэтому фотомодели похожи на юношей: с плоской грудью, узким тазом, худыми ногами. То ли дело Поросенкова с пышным золотистым телом. Всего навалом. И пахнет свежим хлебом. Нет лучшего запаха.
Вика чувствовала свою власть. Могла об капитана ноги вытирать. Только зачем?
На работу Вика не вернулась. Денег она заработала. На первое время хватит. А там будет видно. Капитан оказался предприимчивым. За ним не пропадешь…
Жили в Люберцах. Район хуже, чем у Петрова. И жилплощадь меньше. У Петровых один холл, как вся однокомнатная квартира капитана. И красной дорожки нет. Но ведь дорожку можно положить при большом желании. Купить и протянуть.
Жизнь как-то складывалась. Единственное, что сидело гвоздем в сердце, — Лиза. Как она? Что с ней? Никому до нее нет дела, кроме истеричной бабки. А что она может, бабка? Только хвататься за голову и кудахтать, как дурная курица.
В одно прекрасное утро Вика шила штору возле окна — и вдруг отложила шитье в сторону. Встала. И поехала к Лизе. Она торопилась, как будто боялась опоздать.
Дверь отворила Володина мама.
— А! — вскрикнула мама, будто в нее воткнули вилку. — Боже мой!
Лиза вышла в холл и вдруг кинулась к Вике, прижалась всем телом и даже лицом и коленками.
Вика боялась шелохнуться. Она знала, что ауты ни с кем не хотят общаться, избегают контакта. И этот Лизин рывок — это рывок из болезни.
Мать зарыдала в голос, обхватив голову руками, как будто удерживала эту голову на месте.
— Ты останешься с Лизой? — спросила Лиза и подняла голову.
— Нет. Я уйду, — честно сказала Вика.
— А я?
— Идем со мной. Хочешь?
— Хочу, — сказала Лиза.
Из недр квартиры появился Владимир в пижаме.
— Папа, можно я уйду жить к Вике? — попросила Лиза.
Мать и Владимир переглянулись.
— Куда она пойдет? Что за глупости? — пробормотал Владимир. — Оставайтесь вы здесь. Почему вы сбежали? Мы вам мало платили? — Он в упор смотрел на Вику.
— Дело не в деньгах.
— Мы с вами плохо обращались? Вы обиделись?
— Просто у меня своя жизнь. Я выхожу замуж. У меня жених…
— Какой еще жених? — отказалась верить старуха.
— Обыкновенный. Чуваш. — Вика не хотела называть его должность. Милиция — это не престижно. А чуваши сидят и в Думе.
— Чуваш — это татарин? — спросила старуха.
— Православный татарин, — уточнил Владимир. — Когда стали силой насаждать христианство, чуваши покорились, а татары нет.
— Вот видишь! — заорала мать. — Чуваш сразу понял, какой он нашел клад! А ты куда смотрел? На своих метелок? Они умеют только выкачивать из тебя деньги. Им нужно только удовольствие, а твой больной ребенок им не нужен. А ведь она тебя любила! Она нюхала твои подушки. Я видела. Ты ей платил, но она работала бы и без денег, потому что она любила тебя и любила Лизу.
— Мама! Неудобно при человеке говорить «она». Это невоспитанно.
— В твоей жизни было ВСЕ. Но не было ДОБРА. А это самое главное! Это и есть любовь!
Старуха зарыдала, но иначе, чем всегда. Глубже и безнадежнее.
— Не надо плакать, — попросила Вика.
— Что с ними будет, когда я умру? Ему уже сорок. У него язва. И Лиза…
— Мама, перестань! — расстроился Владимир. — Ну хочешь, я женюсь на Вике.
— Хочу! — вскрикнула старуха.
— Пожалуйста… Я все равно ни на ком не собираюсь жениться. Пусть паспорт окажется занят. Будут меньше приставать.
— Вот видите! Он делает вам предложение! — вскрикнула бабка.
— Это не считается, — не зачла Вика.
— Почему не считается? — удивился Владимир. — Я делаю вам предложение.
— Но вы в пижаме…
— Сейчас же надень костюм! — взволнованно приказала мать.
Владимир удалился.
— А почему мы стоим в прихожей? — спохватилась Володина мама.
Вика привычно сняла шубу, сапоги и вдруг увидела, что она босиком. Так торопилась, что надела сапоги на босу ногу. Как будто спасалась от пожара. Но ничего… В доме были нежные шелковые китайские ковры. Вика любила ходить босиком. Она прошла в комнату и остановилась у окна. Ей хотелось стоять.
Лиза убралась к себе. Устала от эмоций.
— Только не тяните с ребенком, — торопливо посоветовала Володина мама. — Ты молодая, крепкая. У вас будут здоровые дети. Лиза не будет одна. Так тяжело не иметь брата или сестру. Вот у меня — никого.
— А сын? — напомнила Вика.
— Дети — это другое поколение. Мы, старики, им не интересны.
Появился Владимир, весь в черно-белом, как пингвин.
Виктория стояла в солнечном луче — босая, с высокой грудью и тонкой талией, рыжая и золотая, с промытыми голубыми глазами… Владимир вдруг УВИДЕЛ ее. Знал давно, а УВИДЕЛ впервые. Казалось, сейчас она поднимется на цыпочки, оторвется от пола и взлетит, обвеваемая легкими одеждами, как роспись под куполом Сикстинской капеллы. Эта девушка — оттуда, из времен Рафаэля и Рембрандта, случайно залетела в двадцать первый век и застряла на птицефабрике.
— В самом деле, выходи за меня, — серьезно предложил Владимир и кашлянул.
Он волновался. Боялся, что она скажет: «нет», и вернется к своему чувашу. Эта девушка не знает себе цены, и в этом незнании — основное зерно ее сущности: драгоценный бриллиант, который считает себя стекляшкой.
— Обними ее, — поруководила мать.
Владимир сделал шаг и остановился. Оробел.
Вика сама шагнула и сама обняла. От его лица пахло розами и дождем. Так пахнут любимые — лучшими ароматами земли.
Вика закрыла глаза. Прислушалась к себе. Она верила и не верила.
Не верила потому, что ТАК не бывает. А верила потому, что бывает именно ТАК: настоящая любовь может окончиться браком и продолжаться всю жизнь.
Стрелец
I
Костя — бывший инженер, а ныне неизвестно кто — родился в декабре под созвездием Стрельца. Люди под этим знаком любят срывать цветы удовольствия и не превращать жизнь в вечную борьбу, как Николай Островский. Стрелец — это не скорпион, который сам себя жалит.
Костя легко двигался, всегда скользил, если была зима. Разбежится и заскользит. Прыгал, если было лето: подскочит и достанет до высокой ветки, если в лесу.
И по жизни он тоже вальсировал, если ему это удавалось. Жена досталась красивая, многие хотели, а Костя получил. Сын появился быстро — продолжатель рода, наследник. Правда, наследовать было нечего. Инженер при коммунистах получал позорные копейки. Гримаса социализма…
Но вот пришла демократия, и Костя оказался на улице. Вообще никаких денег: ни больших, ни маленьких. Ничего. Институт закрылся. Помещение сдали в аренду под мебельный магазин. Понаехали армяне, открыли салон итальянской мебели. Предприимчивая нация.
Инженеры-конструкторы разбрелись кто куда. Костин друг Валерка Бехтерев сколотил бригаду, стали обивать двери. Закупили дерматин, поролон, гвозди с фигурными шляпками. Ходили по подъездам.