Страница 24 из 25
— А когда подрасту и кончу школу, — сказал он, — буду учиться дальше и стану механиком. Вот увидите!
И он стал хорошим помощником зоотехника Зины-Бензины. Так прозвали полную, круглолицую девушку, приехавшую на целину из Пензенской области, где она работала колхозным зоотехником. В «Тихом Углу» в то время было немного скота, и совхоз не нуждался в зоотехнике. Зина Иванова быстро выучилась водить бензовоз. Вот почему ее шутливо прозвали Зиной-Бензиной.
Однако ей недолго пришлось развозить горючее по бригадам. Почти накануне уборки урожая совхоз получил большое стадо коров, свиней и овец. Зина оставила бензовоз и занялась своим привычным делом. Вернулась она к нему с большим удовольствием. Карсыбек подружился с ней, и она научила его ухаживать за коровами, Зина просто нахвалиться не могла своим учеником: очень уж смышленый парень!
Конечно, Карсыбеку было приятно выслушивать похвалы Зины-Бензины. Тем более что она сказала как-то:
— Из тебя, парень, со временем выйдет хороший зоотехник.
— Да нет, — нахмурившись, сказал Карсыбек. — Это я тебе престо помогаю. Потом я буду паровозным машинистом.
Карсыбек все дни проводил в степи, где целина еще не была распахана. Приятели навещали маленького пастушонка и помогали ему.
И Тентекбай тоже.
В конце июля опять зашумел Степной разъезд. Каждый день с запада и востока приходили длинные-предлинные пассажирские и товарные поезда с вагонами, разукрашенными плакатами и разными смешными лозунгами, вроде: «Не пищать!», «Носа не вешать!», «Маменькиных сынков с целины вон, не для них этот вагон!»…
С шумом, песнями, шутками высаживалась из поездов молодежь, посланная на уборку первого целинного урожая. Тут были молодые люди со всех концов Советской страны — армия веселых, смелых и сильных юношей и девушек, которым ничто не было страшно.
Комсомол позвал их на помощь целинникам.
Университеты, институты, школы, заводы, фабрики отобрали самых выносливых, самых работящих. Приехали представители разных национальностей, живущих на нашей большой земле, — молодые люди из Болгарии, Чехословакии, Румынии.
Слышалась на разъезде разноязычная речь, украсился он разноцветными платьями, рубахами, морем цветастых косынок.
И снова горы чемоданов, рюкзаков и всякой домашней мелочи выросли на перроне разъезда. Тут было все, начиная с ведра и кончая сапожными щетками.
А фотоаппаратов навезли столько, словно вся продукция заводов, где они делаются, попала на целину.
И какие только песни не пели в тот день на казахском, русском, чешском, грузинском, албанском, татарском, болгарском языках!..
И сколько гармошек, баянов, гармоник губных, дудок, кларнетов, гитар и балалаек!..
Никогда Степной разъезд не видел такого множества представителей разных народов и племен, не слышал столько песен, шуток, смеха, музыки.
К разъезду подходили грузовики и везли молодежь в совхозы. Там они сразу принимались за работу. Кто расчищал тока, кто разбивал в бригадах палатки, кто становился водовозом, машинистом у зерноочистительных механизмов, кто шел помощником к комбайнеру. Другие сели в машины или назначались приемщиками зерна… Дел в те дни было хоть отбавляй!
А поезда всё приходили, и новые сотни и тысячи девушек и парней разъезжались во все стороны.
И вот наступила страдная пора, которую с таким нетерпением и тревогой ждали Матвей Иванович, его штаб, новоселы целины и приехавшие на помощь им.
Все работы на центральной усадьбе, кроме строительства токов и складов для зерна, прекратились. Каждый человек точно знал свое место и порученное ему дело.
Комбайны вывели в поле.
А там плотной золотой стеной высилась пшеница, могучая пшеница в рост человеческий, с налившимся колосом и с зерном, какой не часто увидишь в других местах.
Ветерок, пробегая по степи, клонил пшеницу долу, по ней из края в край пробегали тяжелые волны. Ни облачка в небе, только палит солнце да ветер гуляет по безбрежному океану созревающих хлебов.
— Мне даже во сне не мог присниться такой урожай! — широко улыбаясь, говорил Матвей Иванович Андрюшке и Габиту Нурманову.
Теплым тихим вечером они ехали в машине по дороге, которой здесь не было полтора года назад, вдоль шуршащей пшеницы, которая никогда не росла тут, обгоняя машины, шума которых степь не слышала.
Лицо Матвея Ивановича и моложавая физиономия Габита Нурманова были опалены солнцем и ветрами. Они сильно похудели от множества почти бессонных ночей, от тысяч дел. Ветерок играл с упрямым клоком волос, падавшим на загоревший лоб Андрюшки.
Хорошо ему было здесь! Рядом Матвей Иванович, которого он очень любил. Андрюшке не хотелось думать о том, что он должен будет уехать отсюда к началу учебного года, туда, где жила его мать. Она работала учительницей далеко отсюда. Андрюшка успел подружиться со всеми ребятами. А Тентекбай, ставший самым близким его приятелем, менялся на глазах у всех. От дурных привычек его постепенно отучал Андрюшка.
Да и положение председателя совета отряда ко многому обязывало Тентекбая.
И Соня по-прежнему ничего не спускала ему.
Обо всем этом думал Андрюшка, сидя рядом с Матвеем Ивановичем, и краем уха слушал его разговор с партийным секретарем.
Говорили они… Да о чем они могли говорить, кроме уборки урожая! Еще раз проверяли, все ли готово в бригадах, на токах, в складах, достаточно ли машин, бензина, воды и еды для тысячной армии тех, кто будет работать на этих полях… И всем ли коммунистам и комсомольцам сказано, что они в предстоящей битве за урожай должны показать пример прочим.
А Андрюшка думал, как все это интересно и ново. Ведь в колхозе, где он познакомился с Матвеем Ивановичем, было совсем иначе. Да и таких необъятных далей, такого моря пшеницы Андрюшка не видел там.
И так-то не хотелось ему уезжать отсюда! Пошел бы он осенью в школу с Карсыбеком, Соней и Тентекбаем, приехала бы сюда мама!
И тут же решил написать матери письмо, все в нем рассказать и попросить ее, очень попросить переехать сюда.
Было темно, когда Матвей Иванович и его спутники оказались в третьей бригаде. Здесь их встретила Марьям. Три ее бригады раньше других посеяли пшеницу, а теперь начнут раньше всех убирать ее. И она отрапортовала Матвею Ивановичу и Габиту Нурманову о полной боевой готовности бригад к уборке.
— Ждем вашей команды!
Партийный секретарь подергал усы и сказал:
— Посмотрим.
Почти всю ночь Марьям, Матвей Иванович и Габит Нурманов, оставив Андрюшку в третьей бригаде, ездили по другим бригадам и разговаривали с комбайнерами, не отходившими от своих машин.
А утром, когда солнце высушило росу, началось…
И то была действительно битва, но только не с врагом, а за каждый день, за каждый час и за каждый колос.
Природа, такая жестокая в тех краях, как бы смягчила свой суровый нрав при виде того, что она создала в содружестве с людьми.
И склонилась перед волей человека.
Ни дождей, ни ветров. Синее бездонное небо с зари утренней и до вечерней, пылающее всеми красками, какие только можно вообразить. Теплые ночи от захода солнца и до его восхода, когда на востоке разливалось розовато-сиреневое сияние, предвещавшее ясный день.
С утра до вечера одно и то же: тысячи гектаров скошенной и обмолоченной пшеницы, новые рекорды комбайнеров каждый день, и еще и еще десятки тысяч пудов зерна, тяжелого, полновесного на токах и в машинах, мчавшихся в облаках пыли к элеваторам и хлебным хранилищам Степного разъезда.
Уж тут работали, не считая часов. Уж тут каждому хватало дел — и взрослым и ребячьей команде. И Андрюшка не отставал от своих приятелей.
Конечно, ребята не только колосья подбирали. Некоторые носили для поварих воду из речки, чистили картошку, разжигали печки, убирали на бригадных станах мусор. Другие помогали тем, кто трудился на токах: сгребали зерно, расчищали ток, охраняли скирды пшеницы. Третьи бегали с поручениями комбайнеров и трактористов.