Храм фараона

Сенеб, который предвидел, что они окажутся здесь лишними, затосковал об Абидосе и однажды сказал жене:

— Моя дорогая, я думаю, детям мы больше здесь не нужны. Нефертари сейчас царица, и у нее множество обязанностей. Нам лучше вернуться домой и там подождать ее визита. Рамзес ведь обещал, что будет лично наблюдать за тем, как продвигается строительство храма.

Хатнуфер, которая прежде думала, что ее примут как члена царской семьи, тем временем уже образумилась, однако женская гордость не позволяла ей это выказать. Втайне она уже мечтала о том, чтобы муж потребовал их возвращения домой. Поэтому она сказала с плохо скрываемой радостью:

— Ты знаешь, я всегда покоряюсь твоим желаниям, супруг мой, но нам все же надо попрощаться с нашей дочерью.

Едва только они объявили о своем намерении, как все двери для них открылись. Даже Благой Бог почувствовал себя достаточно сильным для того, чтобы удостоить их прощальной аудиенции, которая прошла очень торжественно.

— Что я могу дать тебе в качестве подарка, дорогой друг? Хотел бы ты земли, золото, титул? Как отец царицы, ты имеешь право на более высокий ранг.

Сенеб был смущен таким предложением.

— У меня есть все, что мне нужно, о Богоподобный. Мы живем скромно. Самый большой подарок ты мне уже сделал, когда дал поручение выстроить новый храм Озириса.

Сети кивнул:

— Конечно, ты набожный человек, это известно, поэтому я назначаю тебя главным надзирателем за строительством храма в Абидосе. Отправляй мне время от времени сообщения, мой друг, и если ты не побоишься путешествия, то всегда будешь с радостью принят в Мемфисе.

Когда Хатнуфер прощалась с дочерью, Нефертари шепнула ей:

— Мама, думаю, я беременна.

Более прекрасного прощального подарка для своей матери она не могла приготовить.

5

Работа в храме Озириса в Абидосе шла не так быстро, как хотелось бы, и даже на второй год строительства стены едва достигали шести или семи локтей в высоту. Было достаточно народу, чтобы складывать каменные блоки или ставить колонны, но не хватало мастеров для художественных работ. Необходимо было высечь сотни сцен на известняке и отшлифовать их. Предварительные рисунки уже давно были готовы, но претворить их в жизнь можно было, лишь потратив много времени и силы.

Храмовый двор был разделен пилонами на две части. За ними следовали два больших зала с колоннами, которые заключали в себе капеллы семи божествам: Гору, Озирису, Изиде, Амону, Пта, Ра-Харахте и Божественному царю Сети.

Затем следовали большой и малый залы Озириса, многочисленные служебные помещения, галереи и на юго-востоке громадный комплекс с кладовыми и складами. В юго-западной части начались земляные работы для уходившего глубоко под землю еще одного храма Озириса, под которым должна была располагаться ложная гробница фараона Сети.

Целая толпа мрачных надсмотрщиков руганью и палочными ударами побуждали рабов трудиться изо всех сил, но над художниками они не имели власти, потому что один избитый или обруганный скульптор тут же мог поднять бунт.

Ирамун и Пиай работали со своими помощниками в капелле Изиды. Быстро, ловко, экономными движениями Пиай высекал и шлифовал фигуру фараона, который приносил в жертву сидящей на троне Изиде блюдо с хлебом и фруктами. Ирамун полировал рыбьей кожей уже законченное лицо богини, а два помощника переносили ряд иероглифов с папируса на камень.

Ирамун считался старшим среди скульпторов, но недавно был назначен еще главный надзиратель, который не имел ни малейшего представления об их работе, но мотался, как злой дух, по строительной площадке, чтобы смотреть за людьми и понукать их.

Ирамун отложил рыбью кожу в сторону и отступил назад, чтобы посмотреть на матовое величественное лицо богини издалека. Тут к нему сзади тихонько подошел худой, с ястребиным лицом главный надсмотрщик и закричал:

— Не слишком ли долго ты любуешься на свое творение, ленивая тварь? Я тебе не помешал спать? — и, подняв палку, которую он постоянно носил с собой, ударил ею Ирамуна по голове. — Я научу тебя работать быстрее, жалкая жратва крокодила!

Удары посыпались на спину и плечи совершенно удивленного, почти парализованного Ирамуна.

Но прежде чем старый мастер успел что-то понять, к ним прыгнул Пиай. Выхватив у надсмотрщика палку, юноша начал бить худого надсмотрщика по лицу так жестоко, что оба помощника схватили его за руки.

Весь в крови главный надсмотрщик отполз в сторону, затем с трудом поднялся и заковылял от скульпторов, громко ругаясь.

Ирамун пощупал шишку на голове, и лицо его болезненно искривилось.

— Спасибо, сынок, спас. Но я боюсь, что будут последствия. Люди такого сорта мстительны и не успокаиваются до тех пор, пока не посчитают, что справедливость восстановлена в их пользу. — Ирамун повернулся к обоим помощникам. — Вы ведь оба видели, что главный надсмотрщик в своем безумном гневе был готов забить меня до смерти, в то время как мой сын действовал по крайней необходимости, чтобы спасти мне жизнь?

Оба парня согласно кивнули:

— Все так и было, почтенный мастер, мы все точно видели.

— Попробуем тогда его переиграть, — решил Пиай, — и тотчас донесем на главного надсмотрщика за попытку убийства. Обратимся к главному жрецу Мери.

Ирамун кивнул в знак согласия:

— Попробуем его опередить.

Здоровье фараона Сети быстро ухудшалось. Он переносил только совсем легкие кушанья, да и после них его часто рвало. Врачи безуспешно боролись с учащавшимися приступами боли и наконец пришли к мнению, что неизвестный злой демон вселился в тело Благого Бога.

В четвертом месяце Ахет фараон планировал принять участие в празднествах Озириса в Абидосе и одновременно посмотреть, как продвигается строительство храма.

Однако из-за его телесной слабости путешествие все отодвигалось, пока наконец не стало понятно, что Сети не сможет туда поехать уже никогда.

Рамзес, которого измученный недугом Сети велел позвать к себе, присел на кровать отца.

Фараон виновато улыбнулся:

— Я сегодня просто не могу встать. Может быть, я окрепну, если полежу несколько дней… Но давай перейдем к делу. Ты ведь знаешь, я с большой охотой бы порадовался тому, как продвигается строительство моего большого храма в Абидосе, но, похоже, что вскоре мне предстоит путешествие на юг уже в качестве Озириса.

Рамзес отрицательно покачал головой и хотел прервать отца, но тот взял его за руку.

— Я знаю, что ты хочешь сказать, но я чувствую, Анубис уже стоит перед дверями и ждет своего часа, поэтому я желаю только, чтобы ты предпринял путешествие один, не как фараон и с большой свитой, а быстро и без излишней пышности, потому что я не хотел бы, чтобы о твоем путешествии узнали преждевременно. В последние месяцы из Абидоса приходят вести, которые мне не нравятся. Ты знаешь эти донесения чиновников! Они пишут, что строительные работы продвигаются со скоростью ветра и храм уже почти готов, а между строк я читаю, что почти ничего еще не готово, что всего не хватает, что рабочие ленивы, художники медлительны, а скульпторов слишком мало. Я хотел бы, чтобы ты сам все увидел и оценил, поэтому твой визит должен быть неожиданным.

Рамзес выехал немедленно. По мере того как отец все слабел, молодой наследник чувствовал, что его жизненные силы все возрастают, как будто угасающая жизненная энергия Сети переходила к сыну.

Рамзес от всего сердца любил отца и почитал его. Между ними никогда не возникало серьезной ссоры. Рамзес всегда беспрекословно следовал приказам фараона, однако, когда ему казалось необходимым, он высказывал свои сомнения, которые отец серьезно рассматривал и очень часто принимал во внимание. Но, несмотря на глубокое почтение к отцу, Рамзес был твердо убежден в том, что сделает все лучше и что его власть принесет новый блеск стране Кеми. В голове молодого человека уже роились планы, которые он хотел воплотить, когда будет царствовать один, и в которые не посвящал никого, кроме Нефертари. Царская супруга постоянно была рядом с ним.