Восстание в пустыне

Джафар заявил Фейсалу о своей отставке. Его примеру последовали наши дивизионные офицеры и штабы с полковыми и батальонными командирами. Я упрашивал их не обращать внимания на причуды семидесятилетнего, отрезанного в Мекке от мира старика, величие которого они сами создали. Фейсал же отказался принять их отставку, указав, что приказы о производстве были изданы им и что указ оскорбляет его одного.

Придя к такому выводу, он телеграфировал в Мекку и получил ответную телеграмму, называвшую его изменником и ставившую его вне закона. Тогда Фейсал сложил с себя командование на Акабском фронте. Гуссейн назначил ему в преемники Зейда. Зейд немедленно отказался. Шифрованные послания Гуссейна стали бессмысленными от ярости, и военная жизнь Аба-эль-Лиссана внезапно застопорилась.

Доуни до отхода судна позвонил мне из Акабы и уныло спросил, не потеряна ли всякая надежда. Я ответил, что все зависит от случая, но что, может быть, мы преодолеем трудности.

Перед нами открывались три пути. Первый — найти средство давления на короля Гуссейна, чтобы он взял назад свое постановление. Второй — продолжать нашу деятельность, не признавая его. Третий — провозгласить формальную независимость Фейсала от отца.

Каждый путь имел своих сторонников как среди англичан, так и среди арабов. Мы послали Алленби телеграмму, прося смягчить инцидент. Гуссейн был упрям и изворотлив, и могли потребоваться недели, чтобы вырвать у него извинение. В обычных условиях мы могли бы допустить потерю этих недель, но сейчас находились в злосчастном положении, ибо через три [263] дня нам следовало выступить в экспедицию на Дераа. Приходилось искать какое-либо средство продолжать войну, пока в Египте не найдут разрешения вопроса.

Моим первым долгом являлось срочное извещение Нури Шаалана о том, что я не смогу встретиться с ним на сборе его племен в Кафе, но что я буду в Азраке к его услугам с первого дня новолуния. Это было печально, потому что Нури мог заподозрить, что я изменил решение, и отменить сбор, а без племен руалла исчезла бы половина нашей силы и значения при походе на Дераа 16 сентября. Однако нам приходилось рисковать этой меньшей потерей, ибо без Фейсала, регулярных войск и орудий экспедиция могла совсем не состояться.

Второй моей обязанностью было отправить в Азрак караваны с грузом, провиантом и боеприпасами. Все эшелоны, под начальством назначенных офицеров, выступили в путь согласно программе, разумеется не вовремя, но лишь с незначительным опозданием.

Следующим нашим долгом являлось своевременное отправление войск в Азрак. Чтобы осуществить это, следовало восстановить их доверие к офицерам. Здесь мы прибегли к такту Стерлинга. Нури Сайд был достаточно честолюбив, как всякий солдат, и использовал как можно лучше подвернувшийся ему благоприятный случай, охотно согласившись выступить на Азрак, не дожидаясь извинений Гуссейна.

Люди поддавались доводам. Мы старались им доказать, что такие важные вопросы, как забота о провианте и платье, целиком зависели от сохранения их организации. Они не устояли, и отдельные колонны посаженной в седло пехоты, пулеметчиков, египетских саперов, артиллеристов двинулись в путь с двухдневным опозданием. [264]

Последней обязанностью было восстановить верховную власть Фейсала. Без него всякие серьезные попытки военных действий между Дераа и Дамаском являлись бы тщетными. Мы могли бы провести нападение на Дераа, чего от нас ожидал Алленби, но захват Дамаска, чего я ждал от арабов, ради чего я сражался рядом с ними на полях битвы, пережил множество мучений и расточал свой разум и силу, зависел от присутствия Фейсала с нами на фронте. В конце концов он решительно распорядился выступить по моему приказу.

Что касается получения извинений из Мекки, то Алленби и полковник Вильсон старались добиться их изо всех сил. Если бы они потерпели неудачу, я намеревался обещать Фейсалу непосредственную поддержку британского правительства и объявить его в Дамаске суверенным эмиром. Это было вполне возможно, но я хотел избежать таких обязательств, оставив их на крайний случай. До сих пор арабы в своем восстании следовали прямыми путями, и мне не хотелось, чтобы они пришли в жалкое состояние раскола перед окончательной победой и миром.

Король Гуссейн вел себя, как мы и ожидали. Он многоречиво протестовал, бесконечно разглагольствуя и совершенно не понимая тяжелых последствий своего вмешательства в дела Северной армии. Чтобы разъяснить их, мы послали ему откровенный отчет о случившемся.

Его телеграммы шли через весь Египет и через наших радистов в Акабе пересылались мне, чтобы я направлял их Фейсалу. Арабский шифр был прост, и я исписывал целые страницы, переставляя его до полной бессмыслицы, прежде чем передать Фейсалу.

Наконец от Гуссейна пришло длинное послание, содержавшее в первой половине уклончивые извинения [265] и отмену злосчастного указа, а во второй — повторение оскорбления в новой форме. Я уничтожил конец письма и захватил с собой начало, помеченное "очень срочно", в палатку Фейсала, где он сидел в кругу своих штатных офицеров.

Глаза всех устремились на него, пока он читал письмо. Фейсал был поражен и с удивлением уставился на меня, ибо краткие слова не соответствовали сварливому, упрямому нраву его отца. Но он овладел собой, прочел извинение вслух и под конец взволнованно сказал:

— Телеграф спас нашу честь.

Это вызвало взрыв восхищения, а он наклонился и прошептал мне на ухо:

— Я говорю о чести почти всех нас.

Это было так хорошо сказано, что я засмеялся и сказал скромно:

— Я не понимаю, о чем вы говорите.

Он ответил:

— Я предложил служить в этом последнем походе под вашим начальством, почему этого было недостаточно?

— Потому что это идет вразрез с вашей честью.

— Вы всегда ставите мою честь выше вашей. — И он решительно встал со словами: — Теперь, господа, воздадим хвалу Богу — и за работу{85}. [266]

В течение трех часов мы разработали программу действий. Затем я распрощался. Джойс только что вернулся из Египта, и Фейсал обещал самое позднее 12 сентября присоединиться ко мне с Джойсом и Маршаллом. Я в "роллс-ройсе" двинулся на север, надеясь, что, хотя уже было 4-е число, все же успею вовремя собрать племена руалла под начальством Нури Шаалана для нашего нападения на Дераа.

В авангарде

Мы ехали втроем: лорд Уинтертон, шериф Насир и я. Лорд Уинтертон являлся нашим последним рекрутом. Это был опытный офицер из верблюжьего корпуса Бэкстона.

В Баире мы услышали от встревоженных людей бени-сахр, что турки накануне внезапно кинулись из Хесы на запад в Тафиле. Мифлех решил, что я сошел с ума или проявляю крайне неуместную веселость, когда я во все горло расхохотался, услышав эту весть, так как, приди она к нам раньше на четыре дня, это задержало бы экспедицию на Азрак. Но сейчас, когда мы уже выступили, враг мог взять хотя бы и Аба-эль-Лиссан, и Гувейру, и самое Акабу — добро пожаловать! Каждый человек, которого они сейчас посылали на юг, являлся для них только потерей.