Страница 8 из 17
Но более поразила наглость шифрованной телеграммы: «Вам будет послана открытая телеграмма во исполнение ультиматума идти в Севастополь, но вы обязаны этой телеграммы не исполнять, а наоборот, уничтожить флот, поступая согласно привезенному Вахрамеевым предписанию».
Созвав на «Воле» командиров кораблей и представителей команд, Тихменев, объявив о том, как в Москве решили судьбу флота, предложил И. И. Вахрамееву и главному комиссару флота Н. П. Глебову-Авилову прочитать документы. После препирательства Глебов-Авилов огласил их, прерываемый возгласами возмущения. Шифрованную телеграмму Глебов скрыл, что-то пролепетав о несвоевременности и особой её секретности. Но капитан 1 ранга Тихменев сказал собранию, что он не имеет нравственного права скрыть это от команд, взял от Глебова телеграмму и лично прочитал собранию ее текст.
Цинизм телеграммы ошеломил, все негодовали по адресу СНК и обоих комиссаров. Помимо брани слышались яростные крики: «Предатели хотят вину потопления флота сложить на нас, хотят поставить нас вне закона». Но решили готовить корабли к уничтожению, создав для этого специальные команды.
Почти все экипажи кораблей решили остаться в Новороссийске. Хотя и выкрикивались лозунги «борьбы до последнего снаряда», «борьбы до последней капли крови», все понимали, что это только слова, и при появлении немцев они, бросив не уничтоженные корабли, разбегутся на берег в горы.
В полночь на «Воле» опять началось заседание, длившееся до утра, и вновь к окончательному решению оно не пришло. Слышались крики связаться с недавно вступившим в должность атамана Дона генералом Красновым. По адресу обоих представителей Соввласти ненависть и угрозы росли, и комиссары незаметно удрали на берег.
Затем пришло донесение, что немцы высадили в Тамани отряд в 20 000 человек, и что с войсками идут большие обозы и технические средства. Это убило последнюю надежду немногих — отстояться в Новороссийске.
Матросы, потеряв голову, не ели, не спали, метались из стороны в сторону, митинговали, кончали жизнь самоубийством. Кому-то пришла шальная мысль спасти флот, связав его судьбу с Кубано-Черноморской республикой. Казаки уверяли, что они порвали с Москвой, топить флот — преступление, и общими усилиями можно отстоять Новороссийск. На вопросы: сколько шашек, пушек и денег они имеют, — хитрые кубанцы не ответили.
Тихменев, понимая, что большинство матросов не пойдут в море, а просто разбегутся, попытался связаться с атаманом Дона. Окружным путем через Керчь и Таганрог послали на шхуне инженер-механика мичмана Полякова. Генерал Краснов советовал флоту вернуться в Севастополь и тем сохранить корабли на будущее.
Готовились к походу дредноуты, миноносцы «Беспокойный», «Дерзкий», «Живой», «Поспешный». На эсминцах «Керчь», «Калиакрия», «Гаджибей» и «Фидониси» шли сплошные митинги, на которых выступал старший лейтенант Кукель. Но оставалась надежда, что в последнюю минуту снимутся все, как это было в Севастополе, — могло сработать стадное начало.
Вечером 15 июня с кораблей уходили люди, у которых так или иначе рыльце было в пушку. Весть о съемке с якоря облетела Новороссийск, и с утра 16 июня из города и с заводов потянулись тысячные толпы с плакатами и флагами. Уже развели пары оба дредноута, «Дерзкий», «Поспешный», «Беспокойный», «Живой», «Пылкий» и вспомогательный крейсер «Траян». На остальных кораблях люди метались, не зная что делать. Вернулись и начали разводить пары матросы миноносцев «Гаджибей», «Пронзительный», «Фидониси». Но тут подошла толпа с транспарантами, опять пошел сплошной кошмарный митинг и грабеж уже почти покинутых командами кораблей.
«Дерзкий», «Поспешный» и «Беспокойный», под проклятия и угрозы неистово наседавших людей, снялись и бросили якоря у флагманского корабля «Воля». На «Керчи» поднимали сигналы: «Позор и смерть судам, идущим в Севастополь», «Изменники и предатели, одумайтесь» и т. д.
Многотысячная толпа по внешним молам шла к дредноутам. Старший офицер «Воли» не разрешил собрания команде, занятой судовыми работами. На «Свободной России» большевики устроили митинг, машинная команда отказалась идти в Севастополь.
Эскадра на рейде уже открыто разбилась на две части. Матросы с вещами покидали миноносцы, возвращаясь на берег вместе с уговорившими их типами. Стало ясно, что если корабли простоят еще, то или все команды разбегутся, или останется их часть, которая не сможет идти в Севастополь.
Командующий ждал «Свободную Россию», принимавшую уголь и нефть с транспортов. В 13 ч. на «Воле» подняли сигнал «Сняться с якоря и выйти на внешний рейд». За флагманом шли «Поспешный», «Беспокойный», «Дерзкий», «Пылкий», «Живой» (тянувший на буксире брошенный командой «Жаркий») и вспомогательный крейсер «Траян».
Корабли уходили под дикий рев и проклятия огромных толп, стоявших на обоих молах. И еще до самого вечера на катерах и шлюпках подходили темные личности, пытаясь уговорить моряков вернуться. На «Волю» неожиданно прибыли Глебов-Авилов и Вахрамеев. Оба просили командующего не уходить, а подписать приказ о потоплении судов, но Тихменев отказался. Комиссары, не рискнув обратиться к команде, спустились по штормтрапу, сели на катер и отвалили.
Вечером на рейд вышел миноносец «Громкий», но идти в Севастополь не собирался. На «Волю» поднялись представители «Свободной России» и просили дать им последний категорический ответ: «Пойдут ли они в Севастополь или нет?» — и если «Воля» пойдет, то и «Свободная Россия» пойдет тоже, хотя тут же кочегар прибавил, что машинная команда «России» не пойдет. «Воля» ответила, что своего решения не изменит.
Командующий еще надеялся, что хоть «Свободную Россию» удастся взять с собой. В 22 ч. снялись «Дерзкий», «Поспешный», «Беспокойный», «Пылкий», «Живой» и «Траян», ведя на буксире «Жаркий». На предложение начальника минной бригады взять на буксир «Громкий», тот заявил, что сам дойдет до того места, куда ему надо. «Воля» задержалась еще некоторое время на рейде, на «Россию» отправился флагманский инженер-механик генерал-майор Берг. Машинисты уже разбегались, и командующий приказал всей оставшейся команде «России» стать к котлам и механизмам, а капитану транспорта добровольного флота «Херсон» Родзянко приказал взять «Россию» на буксир. Но команда «Херсона» не повиновалась и подняла красный флаг с золотыми буквами «РСФСР».
Ночью 17 июня линкор «Воля», турбинные эсминцы («Беспокойный» «Дерзкий», «Поспешный», «Пылкий»), миноносцы «Живой», «Жаркий», вспомогательный крейсер «Траян» побрели в Севастополь, где их интернировали. Несколько позже к ним присоединилось посыльное судно «Креста» — база катеров.
«Свободная Россия», эсминцы: «Калиакрия», «Гаджибей», «Фидониси», «Керчь», «Пронзительный», «Громкий», «Лейтенант Шестаков», «Капитан-лейтенант Баранов», миноносцы: «Стремительный» и «Сметливый», посыльное судно «Летчик», 8 быстроходных катеров истребителей, транспорты и пароходы остались в Новороссийске для самоуничтожения.
Потоплением кораблей руководил демагог Раскольников, заявлявший, что к позорному Брестскому миру привели дворяне и кадровые офицеры, поэтому теперь приходится, как бы с болью в сердце, уничтожать корабли и т. д. и т. п.
Миноносцы топили на внешнем рейде, открыв кингстоны и взорвав машины. Буксиры вывели «Свободную Россию» на глубину 55 м, корабль взорвали залпом торпед с эсминца «Керчь», который затем ушел в Туапсе. Кукель с командой уехал по Армавир-Туапсинской дороге. Эмоциональная окраска этой трагедии отражена в фильме «Гибель эскадры», насыщенном тяжкой музыкой и слезами на глазах русских моряков.
«Керчь» затопили в Туапсе, так как в Новороссийске осталась недобрая память о январе 1918 г., когда матросы, расстреляв офицеров Варнавинского пехотного полка, грабили и насиловали. Хотя на «Керчи» вряд ли оставался кто-нибудь из той братвы, но команда боялась репрессий, если бы ей пришлось, утопив корабль, распылиться в городе.
На рейде Новороссийска утопили, по настоянию иностранных консулов, пароходы, застигнутые войной в Черном море и зачисленные в транспортную флотилию (английский «Тревориан», бельгийский «Эльбрус», итальянские «Женироза» и «Сербия», французский «Оксюз»).