Целительная сила любви

— Так, значит, вы не хотите видеть себя, обесчестившим мое доброе имя?

Ольга отошла от окна, и вдруг вся боль за прожитые здесь и в Лемешах годы накатила на нее… То, как Александр заговорил о тех чудесных мгновениях, которые они пережили вместе, разбудило в ней обиду, которую испытывала, возможно, и ее мать, а также сотни женщин до нее.

Ольге стало невероятно противно. Алекс не любит ее! Не пытается изобразить даже тени глубокого чувства, сводит все к порядочности, которой она якобы достойна по факту рождения! Но Ольга-то знала, что это не так! И более того, в этот момент она вдруг поняла, почему ее мать так никогда и не пожелала выйти замуж, предпочитая порицание общества. Ее просто никто никогда не любил, а на все остальное она не разменивала себя. Любя, она просто дарила себя без остатка — дочери ли, мужчине ли — и ничего не брала взамен. И вся грязь, которой от страха и злости поливали ее местные кумушки, никогда не касалась ее души. «Господи, — про себя взмолилась Ольга и даже не знала, какому Богу возносить молитву. — Аллах, который оберегал мою мать, Иисус, который хранил и наставлял меня, за что сейчас вы посылаете мне это испытание?»

— Мама, помоги мне, — уже шепотом добавила она и обратилась к Метелину: — Александр, боюсь, что ваше желание соблюсти приличия останется без ответа. Замуж я за вас не пойду и благородство такого рода не приветствую.

Александру показалось, что Ольга хочет сказать еще что-то, что с трудом сдерживает себя, но она ничего не говорила. Он же только сейчас заметил, что она не в трауре и что синий цвет ей несказанно идет, а прическа сделана тщательно, несмотря на то что времени на нее оставалось крайне мало… В груди защемило от того, как трогательно она надула губы, от того, что не вспомнила даже прежних обид, и Алекс с трудом осознал смысл сказанных ею слов. Она отказала!

— Александр, извините, я не знаю даже, что надо говорить в таких случаях, поэтому скажу, что подумалось. Моя мать была для всех инородной, ее страну считали блудной и к ней никто не проявлял снисхождения… Я выросла с матерью. Поэтому понимаю ее, как никто другой. Ложные понятия чести не дали во мне корня, я не дорожу ими. Мама умела и любить, и готовить лекарства, и всему, что умела, учила меня. Долгое время меня заставляли стыдиться матери. Сейчас я благодарна ей и жалею, что она не дожила до этого дня. — Ольга взглянула ему прямо в глаза и перешла на «ты»: — Я не буду твоей женой лишь потому, что тебя тяготит роль моего первого мужчины. Не обижайся на меня и уходи. Не знаю, отчего ты вздумал обидеть Дуню, но возможно, что повод и был. Я же не держу на тебя обид, просто хочу сейчас остаться одна.

Ольга развернулась, прошла мимо Метелина, обдав его запахом церковного ладана и терпко-сладким ароматом своей кожи, отворила дверь, которая все это время была не заперта, и выпустила незваного гостя на улицу.

Уходя, Александр злился. Он не очень понял, что имела в виду Ольга, почему отвергла его предложение. Вроде и не проявила злости, обиды или неприязни, при этом и предложению не обрадовалась и даже не смутилась, а просто расчетливо отказалась. Что случилось? Твердо решив назавтра завести этот разговор снова, Алекс отправился проведать Дуню, которая скорее всего давно уже хлопотала по дому.

Вечером Алекс снова отправился прогуляться. Ноги сами несли его к домику Ольги, будто ему необходимо было знать, где она и чем занята. Когда он подошел, уже совсем стемнело. В окне горела свеча. Алекс сел на садовую скамейку, раздумывая, чем сейчас занимается его любимая. Любимая? Испугавшись этого слова, Метелин попытался тут же заменить его другим, но не смог подобрать более точного. Эта женщина занимала все его помыслы вот уже целый месяц, каждый день которого наполнен ею до самых краев. Каждый ее взгляд, улыбка, полувздох и полужест хранились в его памяти. Кому он столько времени врал, самому себе или ей, кого боялся и от кого убегал? Ему 35 лет, солидное состояние, серьезное образование, а до сих пор ни жены, ни семьи, ни просто дорогого и близкого человека.

Именно сейчас, в темном влажном саду на скамейке, Алекс осознал вдруг, что никого роднее Ольги у него просто нет. Именно ей захотелось рассказать всю свою длинную, неприкаянную историю жизни, которая похожа на тысячи других, но лишь для нее одной может оказаться важной. Метелин чуть не прослезился от болезненной волны умиления, захлестнувшей его.

В этот момент вдруг послышался шорох, и взгляд смог уловить еле различимое движение у окна, после чего кто-то стукнул по ставням и раздался детский громкий шепот.

— Матушка, Ольга! Тятька звать велел, к вам карета приехала.

Свеча в комнате тотчас погасла. Через минуту на крыльце показалась Оля в струящейся накидке поверх платья и в шляпке, закрывающей волосы, и часть лица.

Алекс напрягся. Ольга взяла девочку за руку и отправилась с ней в сторону деревни. Стараясь унять дрожь волнения, Метелин снова пошел следом. Ольга завела ребенка в сторожку, побыла там несколько минут, а потом вышла и уверенно направилась к околице. На небе светила луна, поэтому силуэт девушки было видно издалека. В сторожке повозились немного, а затем заперли дверь на засов. Почти в этот же момент Алекс заметил карету, скрытую ивами, и руку, которую кто-то невидимый молча подал Ольге. Девушка, подобрала подол платья и оказалась внутри повозки. Лошади рванули с места.

Алекс наблюдал за этим как завороженный, но, как только карета тронулась с места, вздрогнул и бросился обратно к сторожке.

— Куда она поехала?! — гневно вопрошал он заспанного крестьянина, который мужественно не говорил ни слова. — Срочно велите седлать коня, — закричал Метелин показавшимся на печке детишкам.

Пострелята, как ветер, бросились к конюху исполнять приказание. Анечка тихо захныкала на кровати, и мать прикрыла ее пестрым одеялом почти с головой, чтобы не провоцировать гнев барина.

Метелин продолжал трепать сторожа, требуя, чтобы тот немедленно сказал ему, с кем и куда уехала Ольга.

— Матушка не велит говорить!

Степан стоял, как неприступная гора, и запугать этого честного и преданного крестьянина не представлялось возможным. Алекс еще недолго поприрекался с ним, даже ударил. Степан лишь опускал лицо и не говорил ни слова.

Вскоре прибежали дети, но почему-то привели с собой не оседланного коня, как ожидал совсем рассвирепевший Метелин, а заспанного Расточного, который в два счета оценил обстановку.

— Пойдемте, батюшка Александр Николаевич, я вам кое-что покажу. Оставьте честную крестьянскую семью перед праздничком, деткам рано к заутрене подниматься. Не грозите всеми карами. Слуги вернее, чем Степан, нынче не сыскать, он за вас голову отдаст, зачем же вы его обижаете.

С этими словами, произносимыми нараспев, смешно подергивая бороденкой, Фома Лукич почти выволок Метелина из дома и потянул к поместью. Вырываться было бесполезно, потому что вертлявый Расточный висел на руке, как пиявка, к тому же, видя всеобщий сговор, Алекс смирился с тем, что ему сейчас расскажут еще что-то не особо приятное про Ольгу. С этими мыслями он волок на себе управляющего и все ждал, когда же станет хоть что-то понятно.

— Скажи мне, Фома, вредный и дерзкий помощник Истопина, куда подевалась Ольга?

— А с чего это вам, Александр Николаевич, охота пристала следить за ней? Али влюбились?

— Не паясничай, Фома! Она уже второй раз встречается с этим человеком, и я имею право знать, в чем дело! Может, она за моей спиной готовит государственный переворот, заговор или преступление.

— Может, и готовит, — вкрадчиво прошелестел Расточный. — И что вам с того? Помогать, что ли, будете?

— Да как ты смеешь?!

— Ладно, ладно! — Фома подергал бородой и вздохнул. — Что же вы, батенька, карету Разумовского-то Алексея Григорьевича не разглядели, ведь приметная же колясочка-то, не в пример нашим.

— Разумовского? Так это Алексей Разумовский? Позвольте, это же фаворит цесаревны Елизаветы!

— Да буде вам, буде, — зашикал Фома. — Ну, да, фаворит, ну, цесаревны, все знают, а кричать-то об чем?