Страница 35 из 51
– ПИЗДЕ-Е-Е-Е-ЕЦ!!! ВСЕ ВО-О-ОН!!! НЕМЕДЛЕННО!!!
все притихли, посерьезнели и гуськом потянулись к выходу – уличные шлюхи, бродяги, уборщица Хелен с белыми волосами, которую я однажды выебал по пьяни, – все гордо удалились, все, кроме Лысухи М. он сидел на кровати и твердил как попугай:
– Хэнк, Хэнк, что случилось? что произошло, Хэнк?
– заткнись, или я тебя вырублю нахуй!
я выскочил в коридор, подлетел к телефону и позвонил матери этого засранца, да, Лысуха М. был одним из тех драгоценных умников с запредельным ай-кью, которые так и держатся за мамочкину юбку.
– послушайте, миссис М., пожалуйста, заберите своего сына. Это Хэнк.
– ах вот где он пропал! я так и думала, только не знала, где вы живете, а мы уже подали в розыск.
вы дурно на него влияете, Хэнк, послушайте, Генри, почему вы не оставите моего мальчика в покое? Ее мальчику было 32 года!
– да я только этим и занимаюсь! почему бы вам самой не попробовать?
– я просто ума не приложу, почему он на этот раз пропал так надолго, обычно он исчезал… ну, на день-два.
– приезжайте и заберите его.
я продиктовал ей адрес и вернулся в комнату.
– сейчас за тобой приедет мать, – сообщил я Лысухе.
– нет, я не хочу уходить… нет! послушай, Хэнк, а есть еще вино? мне нужно срочно выпить!
я налил ему и себе. Лысуха отхлебнул и заныл:
– я не хочу уходить…
– эй, прекрати, я давно просил тебя отвалить, а ты не уходил, у меня оставалось два способа: или вышвырнуть тебя на улицу, или позвонить твоей матушке, я выбрал второй.
– но я же мужчина! я – мужик, ты что, не видишь? Я участвовал в Китайской кампании! я поднимал роту в атаку!
и это была чистая правда. Он действительно участвовал, и поднимал, и с почестями был демобилизован, я снова наполнил наши стаканы.
– за Китайскую кампанию! – провозгласил я.
– за Китайскую кампанию! – согласился он. мы выпили до дна.
затем началось:
– я мужчина! черт бы тебя подрал! разве ты не видишь, что я мужчина, а? блядь, бог ты мой, ты так и не можешь понять, что я МУЖЧИНА!
она приехала минут через пятнадцать, появилась и сказала только одно слово: «Уильям!» затем подошла к своему мужественному сыночку и ухватила его за ухо. на вид ей было лет шестьдесят – высохшая, жилистая леди, сжимая ухо, она подняла своего вояку с кровати, вытащила в коридор и впихнула в лифт. Лысуха согнулся почти пополам и плакал, огромные живые слезы катились по его лицу, лифт уже шел вниз, а до меня все доносились Лысухины причитания: «я – мужчина, мужчина, мужчина!» затем, переместившись к окну, я наблюдал, как они вышли на улицу, она по-прежнему держала сынка за ухо, эта шестидесятилетняя мамаша, вот она подвела его к машине, затолкала на заднее сиденье, гордо села за руль и увезла вместе с жалобными рыданиями: «я мужчина! я мужчина! я мужчина!»
больше мы не встречались, да я и пальцем не шевельнул, чтобы увидеться с ним.
ночь, входит толстенная шлюха – фунтов эдак 300. и я готов ее снять, никто не клюнул, только я. она омерзительно толстая, да к тому же еще и грязная, из какой преисподней она явилась, на что надеялась, как хотела выжить? ну, эти вопросы можно задавать любому человеческому существу, мы просто стали пить, пить и хохотать, я подсел к ней, прижался поближе, я кривлялся, гоготал и заводил ее.
– крошка, я могу обработать тебя так, что ты будешь плакать, а не смеяться!
– а-ха-ха-ха-ха-ха-ха! – заливалась она.
– когда я вставлю тебе, дорогуша, ты почувствуешь, как моя головка продирается через твои кишки в желудок, дальше по пищеводу в трахею, и тут наши головы встретятся, да!
– а-ха-ха-ха-ха-ха-ха! – неслось в ответ.
– блядь, зуб даю, когда ты плюхаешься на унитаз, твоя жопа свисает до самого пола! а уж если ты посрешь, то наверняка канализация захлебывается и забивается на месяц, а?
– а-ха-ха-ха-ха-ха-ха!
бар закрылся, и мы ушли вместе: я – 6 футов и 165 фунтов, она – 5 футов и 300 фунтов, мистер Одиночество и мисс Нелепость рука об руку вышагивали по тротуару, наконец-то я обрел нечто получше, чем дырка от сучка в половой доске.
гогоча и перебраниваясь, мы добрались до дома, где я снимал комнату, я достал ключи и собирался уже отпереть дверь, как вдруг она заорала:
– господи боже мой! что это?
я обернулся и увидел, что она таращится на совершенно ординарное маленькое здание напротив, на котором была обыкновенная вывеска: «Желудочный госпиталь».
– да плюнь ты на это, детка! лучше давай посмеемся, мне так нравится твой смех! давай поласкай мой слух своим смехом, красотка!
– да это же труп вынесли! смотри, вон они понесли труп!
– да, это мой дружок, когда-то вместе в футбол играли за «Красный амбар», классный был защитник, сегодня днем его навещал, выглядел прекрасно, я ему еще пачку сигарет притаранил, а трупы всегда по ночам выносят, да, каждую ночь я вижу, как они выволакивают одного-двух покойников, при дневном свете это как-то неэстетично.
– а как ты узнал, что это твой друг?
– да по форме черепа, из-под простыни выпячиваются характерные детали, знаешь, однажды ночью, когда они вот так же вынесли труп и оставили без присмотра, я чуть было не украл его. не знаю, что бы я потом делал с ним. наверное, пришлось бы прятать в шкаф.
– а куда они опять пошли?
– за другим трупом, а у тебя как с желудком?
– нормально! у меня все нормально!
я открыл дверь, и мы стали взбираться по лестнице, когда она споткнулась и чуть было не рухнула, я подумал, что эта туша сейчас проломит стену.
наконец мы оказались в моей комнате, разделись и улеглись в кровать, я взгромоздился на нее. я пыхтел, возился, елозил…
– черт! да не лежи ты как бочка с застывшим воском! шевелись! подыми повыше свои бревна… блин, я не могу найти твою дырку!
наконец я попал, она принялась кряхтеть: ох, хехехехех, ох, хехехехехех…
– да что за хуйня! – зарычал я. – давай шевели мясом!
и туг она начала вертеть и подмахивать, я вцепился в нее и попытался поймать ритм, закручивала она лихо, сначала пару витков, затем несколько бросков, ритм ее вихляний я уловил, но вот с бросками было трудней, пару раз я просто вылетал из седла, дело в том, что я действовал по старинке – когда ее станина подавалась вверх, я устремлялся навстречу – в результате получался настоящий карамболь, чудовищная масса сметала меня, и я, как бильярдный шар, столкнувшийся с бортом, летел в лузу, а то и чуть ли не на пол. я попробовал ухватиться за гигантский сосок ее сиськи, но его омерзительный вид оттолкнул меня – и я повис на краю матраса, как голодный клоп, так раз за разом, снова и снова я влезал на эту кряхтящую тушу, погружался в нее, цеплялся за всякие выпуклости и пускался вскачь, теряясь в догадках, кто же кого ебет? но одно было очевидно – жаркое идет порево!
– давай, детка, с Божьей помощью, давай! – прошептал я в жирное и грязное ухо.
мы оба были пьяные вдрабадан, мы ебались как боги! без устали, без страха и упрека, я бился о жирную тушу и раз за разом слетал, но раз за разом карабкался обратно и нырял в пучину пота, возни и вони, через некоторое время я понял, что нам обоим хочется прекратить эту битву, но почему-то мы не могли это сделать, временами секс превращается в самую ужасную работу, в угаре этого безумия я вцепился в ее сиську – бесформенную, как протухший блин, – и, затолкав чудовищный сосок себе в рот, начал сосать, я почувствовал вкус уныния и печали, агрессии и отчаяния, а еще прокисшего йогурта, переполнившись отвращением, я выплюнул сосок, но потом снова присосался.
в конце концов я ее уработал. в смысле, она продолжала пыхтеть, но уже делала это не как труп, я достал ее за живое, я поймал ритм, ее глубинный ритм, и овладел им; теперь я всаживал в нужное время и точно в цель, и наконец она, как неприступный бастион, который стоял насмерть, вдруг дрогнула и начала поддаваться, она стонала и ревела, как дитя, а я отвалился и закурил, теперь я чувствовал себя восхитительно, умиротворенные, мы уснули.