Страница 8 из 15
– Поверьте, господин уполномоченный, я понимаю, — очень серьезно ответил француз.
Спустя полчаса Клим с Цендоржем спешили на меднодорожную станцию, где пыхтел подготовленный для них локомотив. По сравнению со вчерашним днем Каменный форт разительно преобразился. Исчезли шумные базарчики, двери лавок и магазинов украшали замки. На улицах виднелись только парные патрули военных, над перекрестками слабо колыхались черные карантинные флаги.
Необычно оживленно было только у здания больницы — тут стояла настоящая очередь. За порядком следили несколько солдат с алебардами, но жители Каменного форта обращали на них мало внимания, стараясь как можно ближе протиснуться к распахнутым дверям, над которыми висела табличка с суровой надписью «вакцинация». Позади больницы Клим и Цендорж неожиданно увидели свежесколоченную виселицу, на которой покачивалось чье-то тело.
– Кто это? — поинтересовался Клим у остановивших их патрульных, принимая назад документы.
– Врач наш, сука. — Бородатый солдат сплюнул в пыль. — Он ночью еще по купцам да тем, кто побогаче, побежал — вакцину купить предлагал, чтобы, значит, наверняка не заболеть. Ну, люди его и сдали. Сами. Господин премьер-майор лично дело разбирал. Хотя чего тут разбирать, собаке собачья смерть. Сказал — в петлю, и вся недолга. Он у нас мужик резкий…
– Ну-ну, — кивнул Клим, а про себя отметил — Лиссаж, похоже, пользуется авторитетом у подчиненных.
На станции, под квадратной, похожей на лондонский Биг-Бен, водонапорной башней вовсю дымил паровоз новой серии «И», восьмиосный, с длинным котлом и двухсекционным тендером. Пожилой машинист высунул из люка чумазое лицо, украшенное седыми баками:
– Ну, и где тебя носит, начальник?! Только сланец зря жгем!
– Айда, пошел! — махнул рукой Клим, следом за Цендоржем забираясь в высокую кабину.
Истошно заорал гудок. Станционное здание потонуло в клубах пара. Над шпилем водонапорной башни взвился синий флажок. Слитно вздохнули цилиндры, зазвенели клапана, щелкнули колеса центровки, а потом все звуки потонули в грохоте колес — паровоз рванул с места и помчался навстречу неизбежному…
Черный дым столбом бил в бирюзовое небо. Медные плиты дороги летели под колеса, сливаясь в сплошную сверкающую ленту. Вокруг расстилалась степь. Паровоз серии «И», иначе говоря, «Иблис», ходко шел на восток. Елисеев не зря настоял, чтобы Лиссаж дал им именно «Иблис» — это паро-дышащее чудовище могло в случае необходимости идти и без меднодорожного полотна, прямо по грунту. Конечно, не быстро, конечно, только по сухому и твердому, но последний циклон переваливал через Экваториальный хребет три недели назад, и с тех пор в степи стояла иссушающая жара. Клим рассчитал так: когда они доедут до конца Западного участка магистрали, «Иблис» съедет с дорожных плит и двинется навстречу строительно-монтажному поезду Восточного участка. Судя по всему, расстояние между стремящимися друг навстречу другу монтажными поездами сейчас составляло не более двадцати километров. В том случае, если на пути возникнет какое-нибудь препятствие или почва станет непроходимой для паровоза, Клим планировал идти пешком. Двадцать километров — не двести…
Но пока думать об этом было рано — впереди лежала бескрайняя степь. Цендоржа Клим отправил на крышу паровозной кабины — следить за дорогой. Машинисту приказал выжать из котла все возможное и невозможное.
– Взлетим же, начальник! — скривил тот потное лицо.
– Отец, у нас каждый час на счету! Если мы не успеем, то какая разница, взлетим мы или нет, понял? — перекрикивая грохот колес, ответил Елисеев. Двое покрытых копотью кочегаров в плоских афганских шапочках переглянулись и начали орудовать лопатами с удвоенной силой.
Усевшись прямо на кучу сланца, Клим закрыл глаза. Он готовился ко встрече с Шерхелем. Что-то подсказывало ему, что встреча эта будет куда как не простой…
…После того как Зигфрид побывал в объятиях Жорного леса, он сильно изменился. Немец и раньше отличался одержимостью в отношении всего, что касалось металлургии и механики, а теперь он стал попросту невменяемым. Когда закончилась война и бывшие противники под чутким руководством Лускуса принялись за новое мироустройство, Шерхель решительно отказался в этом участвовать. Вместе с семьей и тремя сотнями арбайтеров, спешно собранных по городам и весям, Зигфрид вернулся за Лимес и объявил, что будет восстанавливать взорванный завод. Клим тогда попытался помешать этому, стараясь убедить друга, что его знания и энергия нужны в новой столице свободной Медеи, в Фербисе, но Шерхель стоял на своем. В итоге они поссорились и едва не подрались.
Точно так же отказался от всех постов во Временном правительстве и Прохор Лапин.
– Хватит, накомандовался я, — просто сказал он и увел четыре с лишним тысячи своих земляков за Лимес, к Медным горам. С Лапиным Клим уже не спорил, не до того было. Сразу же после примирения исчезла Акка. Майор Военно-Космических сил Федерации Анна Морозова вместе со своим личным батальоном «Сокол» растворилась на бескрайних просторах Медеи, и до сих пор от нее не было никаких вестей. Все это сильно расстроило Клима, он даже начал подумывать, нужно ли было поддерживать одноглазого в его стремлении «перемирить» вчерашних противников. Однако Лускус развеял сомнения Елисеева одной-единственной фразой:
– Помни об объекте «Зеро»!
Клим помнил. И понимал, что пока эта штуковина будет ворочаться в своем каменном ложе, покоя ему не будет…
И вот теперь, спустя несколько месяцев, Климу предстояло не просто помириться с Зигфридом, но и уговорить, убедить, в конце концов, заставить его помочь. Конечно, угроза глобальной эпидемии была хорошим козырем в предстоящем разговоре, но Елисеев знал — Шерхель будет работать, только если по-настоящему загорится, проникнется важностью и нужностью предстоящего дела.
Клим здорово рассчитывал на Прохора Лапина. С сибиряком они всегда были в дружеских и по-мужицки уважительных отношениях, а кроме того, Прохор отличался от всех колонистов, не исключая Лускуса, особенным здравомыслием.
«Зигфрида нужно огорошить сразу. У него жена, дети, он не может не подумать о них», — Клим не заметил, как сам уподобился Лускусу, намереваясь надавить на самое больное место немца. Неожиданно размышления прервал крик Цендоржа. Монгол свесил в люк покрытое гарью лицо и коротко доложил:
– Справа холм. Там люди. Много.
Клим кинулся к амбразуре правого борта, сдвинул тяжелую бронзовую заслонку и увидел холм не холм, а скорее небольшое возвышение метрах в четырехстах от дороги. На взлобке, среди проплешин жухлой травы стояли трое. У подножия гарцевала конница. Елисеев поморщился — далековато, лиц не разглядеть. Вот один из троицы характерным жестом поднял руку к плечу и выкинул ее вперед, указывая на паровоз. Что-то в позе этого человека, в манере двигаться, в осанке показалось Климу знакомым, но сейчас было не до воспоминаний — всадники подняли прыгунов на задние лапы и с воплями устремились наперерез «Иблису», на скаку готовя арбалеты к стрельбе.
– Цендорж! Спускайся! — Клим повернулся к афганцам: — Мужики, постарайтесь. Если нас перехватят — всем конец.
– Матушка Мария, не покинь! — взвыл машинист, кидаясь за лопатой. Быстро перекрестившись, он присоединился к кочегарам и принялся споро кидать в топку крошево сланца.
Монгол встал у соседней амбразуры, высунул наружу ствол винтовки и прицелился.
– Клим-сечен, на всех патронов не хватит!
Елисеев невесело усмехнулся:
– Да ты оптимист.
– Я Цендорж Табын! — с достоинством ответил ординарец, щуря левый глаз.
Нападавшие гнали прыгунов во весь опор. Расстояние между ними и паровозом неумолимо сокращалось. В топке ревело пламя, едкий дым заполнял кабину, колокольно звенели клапана. Клим вытер со лба выступивший пот — становилось жарко. «Иблис» набрал ход, и его начало «качать» — верный признак того, что они шли со скоростью не менее шестидесяти километров в час.