Страница 3 из 16
В шесть сорок по внутренней связи прозвучало: «Внимание! В связи с отсутствием на орбите станций планетарного контроля всему экипажу перейти на усиленный вариант несения службы! Повторяю…»
И буквально спустя минуту в отсеках раздался рев сирен, а из динамиков загрохотало: «Боевая тревога! Боевая тревога! Два транспорта противника с эскортом обнаружены в шестистах тысячах, сектор «Бета-12-37». Приготовиться к экстренной посадке».
Помню, я тогда аж зубами заскрипел от злости – ну надо же! Столько усилий, и все псу под хвост. Впрочем, мы-то уже на орбите, и пока пузатые лайбы грейтов доплетутся сюда, посадочные модули «Руси» успеют нырнуть вниз. Должны успеть…
Имелся у нас и козырь. Грейтовские транспортники садиться в атмосферу не умеют, стало быть, выгружать колонистов им придется при помощи стационарного портала на поверхности планеты, а этот портал еще надо туда доставить и собрать.
Командование ВКС потому и выбрало эвакотранспорт для высадки колонистов, что три посадочных модуля «Руси», два малых, пассажировместимостью по сто пятьдесят тысяч человек, и большой, в котором помещается семьсот тысяч, могли опускаться «на грунт» и взлетать с него.
Но в любом случае нам следовало торопиться. Грейты – мастера на различные каверзы. К примеру, какой-нибудь из их кораблей эскорта запросто мог «плюнуть» из ионной пушки в хвост «Руси», сбив нас с хода, и пока огромный эвакуационник восстановил бы работу реактора, пока на малой тяге вновь вышел на расчетную орбиту, прошло бы не менее трех часов.
Вводные и приказы различным службам корабля звучали теперь беспрерывно. Наконец эта предпосадочная лихорадка закончилась стандартным оповещением:
– Внимание экипажу! Объявляется минутная готовность до отделения посадочных модулей. Включить компенсаторные системы ложементов. Группе визуального контроля – повысить бдительность! Докладывать каждые пять секунд.
Помню, я усмехнулся. Все бодрствующие на борту «Руси» сейчас укладываются в ложементы, и мягкие лапы компенсаторов обхватывают их, точно заботливые материнские руки. Нам же, визуальщикам, эта роскошь не положена. Пока модуль не войдет в плотные слои атмосферы и не снизится до двенадцати тысяч метров, мы будем таращиться в наши обзорные сферы, покрытые паутиной разметки. Витька Крюков называет эту позу «бабушка в окошке». Подмечено точно, с одним только «но» – под задницей у «бабушек» лишь жесткие стулья-«вертуны», а единственная защита от болтанки – поручни по сторонам от иллюминатора, в которые я немедленно вцепился, точно клещ.
Мой отсек совсем крошечный – семьдесят сантиметров на полметра, и два метра в высоту. Экономия пространства на эвакотранспорте вполне понятна, но у такой клаустрофобической тесноты есть и иное объяснение. Если вдруг произойдет нештатная ситуация, выстланные бугристым пенокомом стены не дадут мне разбиться.
Счет пошел на секунды. За это время я успел одиннадцать раз доложиться в Командный пост. Медея синела внизу – «Русь» сместилась к южному полюсу, заходя под углом к экватору, чтобы посадочные модули нырнули вниз по гравитационной «горке».
Отделение произошло незаметно. Просто в какой-то момент я увидел слева ослепительно-белый борт первого малого модуля, уходящий вбок, а спустя несколько мгновений наверху возник базовый корабль с ходовым отсеком. После отделения огромных пеналов посадочных модулей выглядел он смешно и нелепо – крохотная сфера Командного поста, поблескивающая спица оси, на конце которой серел цилиндр реактора, опоясанный кольцом «дырокола».
«Русь» была построена по схеме «ромашка», и сейчас три титанических лепестка этого цветка оторвались от сердцевины, отправляясь в самостоятельный полет.
Первый малый модуль, шестисотметровый белый брусок с зализанными гранями, опоясался венцом голубого пламени – это включились маневровые двигатели, уводящие его на посадочную траекторию. Второй малый я не видел, но знал – сейчас он выполняет точно такой же маневр по другую сторону от нас.
Наш же космический левиафан, без малого полтора километра длиной, восемьдесят метров высотой и триста пятьдесят метров шириной, садился по несколько иной схеме. Мы просто проваливались вниз, а сотни корректировочных двигателей по периметру удерживали модуль «на струне». Когда плотная атмосфера вокруг модуля начинала вызывать нагрев обшивки, под брюхом у нас должны были включиться одноразовые «батареи Лиманова», создающие гравитационную подушку, этакий парашют вверх ногами. На нем модуль медленно опустится на поверхность, не растряся свой драгоценный груз в семь сотен тысяч человек, а также запасы продовольствия, техники, расходных материалов, вспомогательные механизмы, походное жилье, комплексы связи, системы безопасности, и прочее, прочее, прочее…
Первый малый и базовый модули пропали из поля зрения. Мы все глубже проваливались в атмосферу Медеи. На нимбе планеты красиво светилась рубиновым блеском тонкая полоска терминатора, а внизу разлились жемчужные переливы облачных полей, из-под которых густо синели льды южного океана.
Неожиданно мне показалось, что там, где алый нимб переходил в чернильную тьму космоса, на мгновение вспыхнула крошечная искорка. Это мог быть банальный метеор, каменная пылинка, сгоревшая в атмосфере планеты, а мог быть и отблеск света Эос на иглах смерть-зонда.
– Командный, вызывает сорок седьмой! На сто тридцать четыре полста два объект, – сообщил я, уткнувшись лбом в холодную полусферу иллюминатора.
– Понял вас, сорок седьмой, – немедленно откликнулся командир визуальщиков Бертран Коши. – Объект замечен, классификация – С-2. Спасибо за бдительность.
«Классификация С-2» – это значит, что радары уже засекли мою искорку и определили ее как фрагмент искусственного сооружения, попросту – космический мусор, болтающийся на орбите. Возможно, речь шла об обломке одной из планетарных станций слежения, не обнаруженных нами.
Бертран замешкался с отключением, и я услышал, как кто-то из пилотов сказал: «Второй малый, у вас сбоит канал телеметрии. Перейдите на резерв…» И тут же раздался низкий голос капитана «Руси» вице-адмирала Старыгина: «Большой, пора! Будите вэвэшников, к моменту посадки они должны…»
Дослушать мне не удалось – Командный пост отключился. «Что за вэвэшники? – подумал я. – И чего они должны?»
И тут наш модуль первый раз тряхнуло. По ощущениям это напоминало езду в старинном колесном автомобиле, наскочившем на кочку. Мне хотелось бы написать тут, что именно тогда меня посетило нехорошее предчувствие, и так далее, но не буду врать – не было никакого предчувствия. Все шло штатно, мы явно обошли грейтов и к обеду вполне могли прогуляться по поверхности Медеи, которая к тому моменту де-юре вошла бы в планетную семью Федерации.
Наверное, нужно прояснить один важный момент: согласно Большому соглашению, подписанному на Гермесе, любая планета земного типа, лежащая на расстоянии одна плюс-минус 0,3 астрономические единицы от своей звезды, признается подпадающей под нашу или грейтовскую юрисдикцию в случае наличия на ней колонии численностью в миллион человек.
Другими словами, и мы, и они, дабы застолбить права на новый и, что особенно важно, пригодный для жизни мир, должны забросить на его поверхность миллион человек. Что и проделывалось с момента подписания Большого договора не раз и не два. Конечно, на первый взгляд это очень затратно, но война, как показывал печальный опыт последних десятилетий, намного затратнее…
Пока грейты преуспели, обходя нас на две планеты. Удачное заселение Медеи сокращало разрыв, и самое главное – эта планетка находилась в стратегически важном районе нашей Галактики, из которого можно было впоследствии двигаться к ядру, к звездным скоплениям, доселе нам недоступным.
После экспресс-сканирования геофизических параметров и трехдневной работы на поверхности исследовательской станции «Биосфера» Медею признали годной для колонизации с весьма высоким индексом комфортности. Аппараты Великой Коалиции также изучали планету, и вердикт грейтовских планетологов не отличался от нашего.