Грешная вдова

Артемис выдержал паузу, но Бернис не пыталась его разубедить. Тогда он встал и крупно прошагал к окну.

— Едва ли она питает ко мне какие-то теплые чувства.

— А вы ее спрашивали?

— Ни к чему задавать прямые вопросы, — спокойно сказал он. — Ваша племянница ясно дала понять, что испытывает глубокую неприязнь ко всем джентльменам, связанным с Обществом ванза, и старается не иметь с ними никаких дел. А я ванзагарец, и этим все сказано.

Наступило короткое напряженное молчание. Артемис обернулся к Бернис и с удивлением наткнулся на ее задумчивый взгляд. Она сидела, похлопывая пальцем по подлокотнику кресла.

— Мне кажется, вы не совсем верно понимаете ситуацию, сэр, — наконец проговорила Бернис.

— Вот как? И что же, по-вашему, я не понимаю, мэм?

— Мэделин старается избегать ванзагарцев вовсе не потому, что они все ей неприятны.

— Напротив, она при каждом удобном случае указывает на недостатки всех последователей этой философии. По ее мнению, члены ванзагарского общества в лучшем случае полоумные чудаки вроде Линслейда и Питни, а в худшем — опасные злодеи.

— Послушайте меня, сэр. Мэделин корит себя за то, что попалась на удочку Ренвика Девериджа. Ей кажется, что если бы она не поддалась его обаянию и не вышла за него замуж, то ее отец был бы сейчас жив.

Артемис застыл.

— Да, она не доверяет — но не ванзагарцам. — Бернис помолчала. — Она не доверяет себе самой, своей женской интуиции.

Глава 14

Освинн, пошатываясь, вышел из прокуренного игорного дома вместе со своим новым знакомым и попытался сосредоточить взгляд на стоявшем на улице наемном экипаже. Он явственно слышал, как переступает копытами лошадь и позвякивает упряжь. Он прищурился, но очертания экипажа поплыли у него перед глазами. Конечно, сегодня вечером он изрядно выпил, но ведь не больше обычного. В любом случае, как бы ни был он пьян — а это случалось частенько, — с его зрением никогда не случалось подобных казусов. Может, все дело в легком тумане?

Он тряхнул головой, пытаясь Прояснить мысли, и хлопнул по плечу своего нового приятеля. Златовласый мужчина назвался поэтом. У него было красивое лицо и движения, полные томной грации.

К тому же поэт был франтом. Его наряд составляли темное пальто элегантного покроя, галстук, завязанный особым затейливым узлом, и весьма необычная прогулочная трость с золотым набалдашником в форме головы хищной птицы.

Всем своим видом поэт выражал скуку, усталость от мирских сует и презрение к окружающим. Освинну льстило, что этот златовласый щеголь обратил на него внимание. Как видно, поэт разглядел в нем человека особенного, склонного к экзотическим наслаждениям.

— На сегодня мне хватит вина и карт, — объявил Освинн. — Прокачусь-ка в одно заведение на Роуз-лейн. Хотите со мной? — Он игриво подмигнул. — Говорят, у старой хозяйки сегодня пополнение: с аукциона поступили новые девочки, из деревни.

Поэт бросил на него беглый взгляд, в котором сквозила невыразимая скука:

— Толпа робких, испуганных молочниц?

Освинн пожал плечами.

— И среди них — непременно один-два молоденьких молочника. — Он усмехнулся, довольный собственной шуткой. — Миссис Берд славится своим умением угождать любым вкусам.

Поэт остановился на тротуаре, удивленно-насмешливо вскинув бровь.

— Странно, что человек с вашим опытом так легко довольствуется подобными развлечениями. Какая радость — переспать с глупой фермерской дочкой, которую до одури накачали снотворным?

— Ну…

— А что касается мальчиков, то мне доподлинно известно, что миссис Берд получает их из воровских кварталов. Они ловко обчистят ваши карманы, пока вы будете отдыхать после сеанса любви.

Снисходительный тон нового знакомого несколько раздражал Освинна, но он не мог не признать, что поэт — человек чрезвычайно тонкой душевной организации. А всем известно, что такие люди предпочитают самый изысканный разврат. Видимо, это как-то связано с их поэтическим ремеслом. Слухи о похождениях Байрона в непристойных кварталах стали уже притчей во языцех.

Освинн пожал плечами, отстаивая собственные пристрастия:

— Дело в том, что я предпочитаю молоденьких, а у миссис Берд обычно бывает неплохой выбор.

— Лично мне нравятся девочки не сонные и хорошо обученные.

Освинн опять поморгал, пытаясь прояснить зрение.

— Обученные?

Поэт спустился вниз по лестнице.

— Уверяю вас, что между девочкой, которая знает секреты эротического искусства, и вашей молочницей, которая приехала в город на тележке с овощами, существует огромная разница.

Освинн смотрел, как его светловолосый спутник подходит к экипажу.

— Так вы говорите — обученные?

— Конечно. Я обычно выбираю такую, которая обучена китайским способам. А когда мне хочется разнообразия, заказываю девочку, работающую в египетской технике.

Освинн поспешно сошел по ступенькам.

— А эти девочки, о которых вы говорите, они молоденькие?

— Разумеется. — Поэт открыл дверцу кареты и улыбнулся, приглашая внутрь. — За соответствующую цену можно купить себе пылкую, опытную молодку, которая не только отлично владеет самой экзотичной техникой, но к тому же гарантированная девственница. На мой вкус, нет ничего лучше опытных девственниц.

Сильно заинтригованный, Освинн взялся за дверцу кареты.

— Неужели даже девственниц обучают всяким этим иностранным способам?

Глаза поэта сверкали в янтарном свете фонарей.

— Вы хотите сказать, что никогда не вкушали удовольствий «Храма Эроса»?

— Представьте себе, не пробовал.

— Ну что ж, поедем со мной. — Поэт легко запрыгнул в салон и уселся на темно-синие подушки. — Охотно познакомлю вас с хозяйкой. Она принимает новых клиентов только по рекомендации постоянных посетителей ее заведения.

— Вы очень любезны, сэр. — Освинн неуклюже залез в экипаж и тут же плюхнулся на сиденье. Какое-то время салон кареты слегка кружился у него перед глазами.

Поэт наблюдал за ним, сидя напротив.

— Вам нездоровится?

— Нет-нет. — Освинн потер лоб. — Наверное, просто перебрал лишнего. Ничего, сейчас подышу свежим воздухом, и все будет в полном порядке.

— Вот и отлично. Сегодня ночью я устрою вам необычное развлечение. Не хочется, чтобы вы его пропускали. Немногие мужчины способны оценить подобную экзотику.

— Мне всегда нравились такие вещи.

— В самом деле? — В вопросе поэта прозвучало вежливое сомнение.

Освинн откинул голову на подушку сиденья и закрыл глаза, чтобы остановить головокружение. Ему хотелось поразить поэта, и он старался припомнить что-нибудь из своих прошлых похождений, но мысли путались и было трудно сосредоточиться. Ночь только начиналась, но он почему-то чувствовал себя усталым.

— Несколько лет назад мы с приятелями основали клуб любителей необычных эротических удовольствий.

— Я слышал об этом клубе. Помимо вас, его членами были Глентхорп и Флад, верно? Кажется, вы назывались «Три наездника».

По спине Освинна побежали мурашки. Он с усилием открыл глаза.

— Откуда вы знаете про «Наездников»? — спросил он слегка заплетающимся языком.

— Слухами земля полнится, уважаемый. — Поэт улыбнулся. — А почему вы распустили ваш клуб?

Освинн вновь испуганно передернулся. Черт его дернул ляпнуть про клуб! Пять лет назад, после тех ночных событий, они все поклялись больше никогда об этом не говорить. Смерть актрисы нагнала на них страху.

Женщина сказала тогда, что возлюбленный когда-нибудь отомстит за нее. Какое-то время Освинн полагал, что можно преспокойно забыть эти страшные слова. Правда, после того случая он целый год просыпался по ночам от внезапных приступов страха, весь дрожа и обливаясь потом. Но в конце концов нервы его успокоились.

Он убедил себя в том, что ему ничего не грозит, но три месяца назад получил письмо, а в нем — знакомую до боли вещицу: золотой брелок. Ночные приступы страха возобновились. Вот уже несколько недель он ходил по улицам, пугливо озираясь.