Наступление

— Ничего мне не надо, спасибо за заботу, — обратился к ней Слановский.

— И у тебя есть мать, а у меня сын, вроде тебя, — вздохнула женщина.

— А где ваш сын?

— В армии, партизан он. Ох, дети, не знаете вы материнских мук! В этом доме было полно детей. Один только у меня остался. Защити его, господи, и спаси, святая дева! — набожно перекрестилась она.

В комнату торопливо вошел Луканче, вытянулся по стойке «смирно» у двери и громко доложил:

— Господин подпоручик, прибыла почта. Мне пишут из села, что мои чувствуют себя хорошо. Позавчера бабушка видела вашу Бойку.

Хозяйка вышла на цыпочках. Слановский, улыбаясь, спросил:

— Кто тебе пишет, бабушка Луканица, что ли?

— Так точно.

Слановский замолчал и немного спустя тихо спросил:

— Устроились?

— На этот раз повезло. Разместились свободно. Разрешите идти? — Луканче отдал честь и повернулся на каблуках к двери.

— Отдыхайте, а завтра узнаем, сколько нам здесь стоять…

Фельдфебель Станков шумно высморкался за дверью, поздоровался с хозяйкой и, громко топая, вошел к Слановскому.

— Господин подпоручик, ужин готов! — четко доложил он. — Получил сапоги для замены. Когда прикажете раздать?

— Сапоги — завтра, а ужин — сейчас, — улыбнулся Слановский. — Здесь простоим несколько дней. Пусть ребята постираются и почистятся. Все размещены?

— Так точно, господин подпоручик, — ответил Станков и только хотел доложить о новых похождениях Маджара, как Слановский сказал:

— А вы, фельдфебель Станков, будьте осторожны! Здесь, по моим сведениям, водится ракия…

— Зарекся, господин подпоручик. Честное слово, вином и ракией больше не балуюсь.

— Хорошо, посмотрим, на сколько тебя хватит, — улыбнулся Слановский и разрешил ему идти.

Выйдя из дома, фельдфебель Станков быстрыми шагами направился к ротной кухне. Как раз возле сельской кузницы он встретил Маджара Пирова, который вел на веревке мула по кличке Мургаш.

— Слушай, — скрипнул зубами Станков, едва удерживаясь от искушения ударить Маджара, — повар постоянно жалуется на тебя. Если не исправишься, пеняй на себя. Душу твою поганую вытрясу, а своего добьюсь.

— Да я, господин фельдфебель… — Маджар вытянулся перед ним по стойке «смирно». «Странно, — подумал он, — чем я ему не угодил? Угодничаю перед ним, воду ношу…»

— Если он еще раз на тебя пожалуется, шкуру спущу и барабан сделаю, так и знай! — И фельдфебель пошел дальше.

Мургаш сделал несколько шагов, и как раз перед кузницей ему захотелось показать свой строптивый норов. Маджар хорошо знал капризы своего длинноухого друга, поэтому стал упрашивать его как человека:

— Ну пошел, Мургаш, дам сахару. Ну пошел же, давай! Небось слышал, как ругался ротный фельдфебель? Подведешь меня, и тебе несдобровать, будь уверен. Ты еще меня не знаешь, — продолжал он, и в голосе его звучала просьба и угроза одновременно.

А мул стоял как вкопанный. Занятый им, Маджар не заметил, как из мастерской вышла восемнадцатилетняя девушка в ярко-желтом платье, короткой шерстяной кофте, с большими серьгами в ушах. У нее были черные глаза и сочные, как черешня, губы.

— Хей! — крикнула девушка на мула, и животное вздрогнуло, ожидая удара, и уже без приглашения покорно пошло вперед. Маджар, уставившись на девушку, забыл и о фельдфебеле Станкове, и о ротном поваре, и об упрямстве мула.

— Здравствуй, красавица! А не страшно ли тебе одной среди такого количества солдат? — спросил он, чтобы как-нибудь завязать разговор. Они разговорились.

Девушка отвечала ему по-хорватски, и он, хотя и не понимал всего, узнал главное: ее зовут Ирина, она дочь местного кузнеца.

Маджар провожал девушку глазами до тех пор, пока ее стройная фигура не скрылась в темноте за островерхими домами. Наполнив котел водой, он долгое время глядел в ту сторону, куда она ушла, и, только когда убедился, что она больше не выйдет, направился к ротной кухне. Но образ девушки остался у него перед глазами. Чтобы отомстить Маджару за задержку, фельдфебель Станков отослал его ночевать к солдатам из 1-го взвода.

Когда Маджар вошел в тесную комнату, Кутула уже занял место около печки. Рядом с ним пристраивался Пени, однако, опасаясь, как бы ночью во сне Кутула не придавил его, перешел на другую сторону, к двери, где в это время стоял Маджар, не выпуская из рук вещмешка и одеяла.

— Чего тебе тут надо? — нервно спросил его Пени.

— Ротный фельдфебель послал меня сюда.

— Да неужели? — покрутил пожелтевшие усы Пени. — А что, на кухне для тебя нет места?

— Нет, — виновато и жалобно ответил Маджар.

— А какой-нибудь цыганки не нашел? Глядишь, и просторней было бы, и мягче, и теплей спать.

— Правда, Пени, да что поделаешь?

— Оставь человека в покое, чего пристал? — рассердился Кутула и повернулся к ним спиной.

— Хорошо, — как будто только того и ждал Пени, — тогда уступи ему свое генеральское место.

Кутула пробормотал еще что-то неразборчивое и укрылся с головой.

Пени покровительственно похлопал Маджара по плечу:

— Будешь спать рядом со мной, только имей в виду — я храплю и вскакиваю во сне. Если начну душить, не кричи. На меня иногда такое находит, но вообще-то я не опасен.

Из другого угла подал голос Луканче:

— То, что ты сумасшедший, все давно знают, но почему ты все еще на свободе, вот что непонятно…

— Ты там помалкивай, пока тебя на улицу не выгнали — узнаешь, как зуб на зуб не попадает, — ответил Пени Луканче, а Маджара спросил: — Ты тихо спишь?

— Я не храплю, Пени, сплю, как ягненок.

— Хорошо, клади вещмешок, чего его держишь, никому твое барахло не нужно. Может, и песню споешь?

Кутула приподнялся на локте.

— Только песни и не хватало нам. Маджар, сходи-ка принеси дров.

— Я не знаю, где они лежат.

— Выйди за порог — сразу на них и наткнешься. Да ты никак боишься нос из дома высунуть? — рассердился Кутула.

— Ложись, ложись, Маджар, он тебе не начальник. Кому нужны дрова, пусть сам и принесет, — сказал Пени, чтобы поддразнить Кутулу.

— Да ладно, меня не убудет! — И Маджар вышел из дома. Он принес несколько поленьев и с грохотом бросил их к печке.

Когда погасили лампу, Маджар и Пени разговорились, В конце концов Маджар не удержался и рассказал Пени о встрече с Ириной.

— Хочешь, мы женим тебя на ней? Скажи только, она тебе нравится?

— Да о чем ты говоришь, Пени?! Она красавица, как царица!

— А ты когда это видел цариц?

— Да так говорят. Понравилась она мне очень. Если и ты увидишь ее, не оторвешь от нее глаз.

— Хорошо. И без того война скоро кончится. Попросим у подпоручика Слановского для тебя телегу, усядетесь на нее с молодкой — и прямым ходом в Болгарию.

— Фельдфебель не даст телеги, у него на меня зуб.

— Его и спрашивать не станем.

— А правда, что война кончается? Далеко ли до этой чертовой Германии? — наивно расспрашивал Маджар, как будто судьба войны и мира была в руках у Пени.

— До нее рукой подать. Видишь, уже начали путаться под ногами разные хорваты, цыгане, мадьяры. Как появятся швабы — тут и конец войне.

— Значит, не больше месяца стрельбы — и готово? — радостно спрашивал Маджар. — Только не забудь, Пени, если Ирина спросит тебя, откуда я, скажи, что из Софии.

— Будь спокоен.

— Правда, я чуток ей наврал, но другого выхода не было; стало быть, я хозяин цыганского кабаре в Софий.

— Приходится врать, а то как же! Только так и можно обмануть красивую дивчину — благими пожеланиями да обещаниями, а потом она сама поймет, почем фунт лиха. Положись на меня. Считай, что она уже твоя. Даже, если хочешь, сватом буду.

— Договорились. Вы, болгары, и мы, цыгане, — одной христианской веры.

Веки у Пени слипались. Он с трудом боролся со сном и поэтому отвечал невпопад. Вскоре он захрапел, и только тогда Маджар замолчал.

В последние два дня Маджар не помнил, сколько раз проходил мимо окна Иринки, которая игриво смеялась, но не решалась выйти с ним на улицу.