Наступление

— Настолько хорошие новости?

— При нынешней скудности хороших новостей эту можно назвать даже исключительной. Вчера совет министров принял постановление.

— Ну слава богу! — с облегчением вздохнул Додев и перекрестился. — А коммунисты?

— Сопротивляются. Это вполне естественно. Меры правительства встречены патриотически настроенными слоями народа с восторгом, а западными союзниками — с полным одобрением.

— В них моя главная надежда! — радостно воскликнул Додев.

— Да, но и мы должны внести свой скромный вклад, чтобы это патриотическое дело увенчалось победным концом. Священный долг каждого из нас — принести свою дань на алтарь отечества. Ближайшие задачи: всеми имеющимися средствами усилить недовольство и деморализацию солдат, чтобы они не дожидаясь приказа, уходили с фронта. Но главная и основная мера должна сводиться к следующему: под предлогом того, что наши солдаты стреляют без разбора, по настоянию местных сербских властей и с согласия нашего правительства у всех солдат изымаются патроны и сдаются надежным ротным фельдфебелям, которым придается солидная охрана из наших, проверенных людей.

— Охрана? — прищурился Додев. — А кому довериться? — прошептал он почти про себя. — Ну а еще что?

— В операции должны принять самое действенное участие все находящиеся в строю офицеры, — продолжал Киселев. — Надо им внушить, что любая попытка отказа будет рассматриваться как измена родине и царю…

Додев провел еще одну бессонную ночь и еле дождался рассвета. Выкурил две-три сигареты в постели, снова припомнил свое прошлое, представил себе настоящее. Будущее казалось ему смутным, неясным.

Он с трудом оделся и постоял минут двадцать около окна, как будто этот короткий отрезок времени мог решить его судьбу. Остановиться, повернуть назад он был уже не в силах. А когда он позволил по телефону и приказал командирам батальонов ждать его в Рашково через полтора часа, с его плеч словно свалился невидимый груз.

Прежде чем выехать, он решил перекусить, но, измученный бессонницей, вместо голода чувствовал только жажду. По старой привычке он перед уходом из комнаты еще раз проверил, не забыл ли чего в спешке. Едва Додев нажал ладонью на холодную ручку двери, как зазвонил телефон. Додев был суеверен и считал, что если куда-нибудь уходишь и вдруг приходится вернуться, то это не к добру.

«Кому я еще понадобился?» Явно нервничая, он вернулся к телефону, командир 3-го батальона спрашивал, прийти ему одному или с помощником командира.

— Одному! — скрипнул зубами полковник. — Научитесь понимать приказ! Вам лично было приказано. — Он сердито положил трубку и вышел во двор, где его встретил холодный и сырой ветер.

Через полчаса Додев с трудом сел на коня, на котором около недели никто не ездил и который теперь беспокойно раздувал ноздри и рыл передним копытом землю. д Цоньо, адъютант Додева, ловко вскочил на гнедую кобылу, и оба легкой рысью поскакали в сторону Рашково.

Когда 1-й батальон прибыл в Рашково, штаб полка разместился в доме отставного сербского подполковника Перы Рашковича, плотного, хорошо сохранившегося, шустрого старика, всегда нахмуренного и сердитого. В коридоре и комнатах дома висели фотографии Рашковича в офицерской форме, а в огромной комнате, в прошлом служившей приемной, — большой портрет короля в тяжелой, массивной раме, к верхнему углу которой был прикреплен траурный креп.

Рашкович не верил в перемены, происшедшие в Болгарии, и даже не составлял себе труда разобраться в них. Ему было ясно одно: болгары — вот причина гибели великой Сербии. К слову сказать, полковник Додев был убежден, что великая Болгария погибла из-за сербов.

Первым прибыл командир 2-го батальона майор Милчев.

Полковник Додев и командир 3-го батальона капитан Велев прибыли одновременно.

Майор Леев встретил их на веранде. Полковник внимательно выслушал его рапорт, сдержанно подал ему руку и медленным шагом направился через веранду в дом.

После обычной суеты и обмена дежурными фразами о погоде и удобствах гости расположились около стола майора Пеева.

Полковник Додев сел на центральное место, рядом с ним — майор Милчев, майор Пеев, капитан Белев и помощник командира Тодоров. Додев достал из кармана сигарету, закурил, откинулся на спинку стула и еще раз оглядел офицеров. Кровь прихлынула к его вискам. Собравшись с силами и остановив нерешительный взгляд на капитане Тодорове, полковник чуть слышно проговорил:

— Тодоров, оставьте нас ненадолго. Я сделаю офицерам заявление частного характера. — Он виновато наклонил голову к чернильнице, ожидая острой реакции Тодорова на свои слова. Помощник командира не сразу понял эту дерзость полковника. Потом он нервно встал со своего стула и широкими шагами, не оборачиваясь, направился к двери.

Командиры батальонов смущенно переглянулись, не понимая причину такого поступка полковника. Тодоров хлопнул дверью, и его тяжелые шаги раздались по коридору.

— Господа, я собрал вас, чтобы обсудить один, так сказать, личный вопрос. А вам, майор Пеев, я делаю серьезное замечание. Вы не должны были ставить меня в такое неловкое положение! Из-за вас мне пришлось его выгонять. — И он показал на дверь, в которую только что вышел Тодоров. — Вы должны были найти подходящий повод и не допустить его прихода сюда.

Майор Пеев поднял голову, чтобы сказать что-то, но полковник сделал ему знак рукой молчать и продолжал:

— Господа, в настоящий момент мы поставлены перед самым серьезным испытанием и проверкой нашей политической зрелости. Я хочу сообщить вам очень важную новость. Вопрос теперь стоит так: быть ли нам завтра свободными людьми, почитаемыми и уважаемыми гражданами, какими мы были еще недавно, или остаться униженными и притесняемыми. Об этом мы должны молить бога, чтобы он прежде всего дал нам жизнь и здоровье и больше веры в дело, которое до нас начали патриоты тыла, у кого любовь к отечеству еще не угасла и у кого еще есть силы и мужество думать и о нас. Перехожу непосредственно к делу. Без ведома и в отсутствие коммунистов в совет министров внесено и одобрено специальное постановление о нас, военных. В силу этого исторического и спасительного постановления все наши прошлые дела нам прощаются. Автоматически прекращаются любые преследования всех офицеров, сержантов и солдат, задержанных до этого момента следственными комиссиями, если они пожелают пойти на фронт. Вам ясно, господа? — повысил голос Додев. — Кто из вас желает, чтобы его третировали, как раба?

Додева слушали, онемев от неожиданности. А он продолжал все тем же торжественно-патетическим тоном:

— Но я получил указания свыше относительно того, чтобы и мы здесь внесли наш скромный вклад в общее дело. Я только что вас предупредил, что все это делается без ведома коммунистов. Естественно, надо ожидать, что они будут сопротивляться. И теперь наша очередь показать им, что они должны поджать хвост и считаться с нашей силой и с нашими возможностями, что они в большой степени зависят от нас. В связи с этим я выработал небольшой план и во имя его исполнения призываю вас быть готовыми пойти на жертвы. Прошу иметь в виду, что моя просьба — одновременно и приказ вышестоящих органов в армии.

Майор Пеев глубоко вздохнул, вытер вспотевшее лицо, провел пальцами по плешивому темени и неспокойно прокашлялся. Додев смерил его сердитым взглядом и продолжал:

— От нас требуется только одно — не поддаваться на коммунистические уловки, с достоинством и честью повернуться к коммунистам спиной и сказать, что нас до сих пор достаточно унижали. Разрешите мне, как вашему командиру, как более старшему по чину офицеру, еще раз заверить вас в том, что они никогда не станут нам доверять. Они будут использовать нас до тех пор, пока будут в нас нуждаться, а затем дадут нам под зад коленом. Повторяю: сейчас идет проверка нашей политической зрелости.

— Позвольте доложить, господин полковник? — смущенно спросил майор Леев.

— Один момент. — Додев сделал ему знак рукой. — Я говорил о своем плане. Что требуется от нас? Только две вещи, господа. Во-первых, необходимо отобрать у солдат патроны, взять под нашу усиленную охрану остальные боеприпасы. Из числа надежных и проверенных солдат и сержантов надо создать в каждом батальоне по одному карательному отряду. И во-вторых, если солдаты пожелают пойти без приказа в Болгарию, не мешать им, а, напротив, молчаливо соглашаться с их желанием и плыть по течению. Тогда ни у кого не будет оснований обвинить вас в бездеятельности.