Страница 5 из 10
Одним из самых ранних ее воспоминаний было то, как Якоб рассказывает ей истории после ужина. В очаге потрескивает огонь, от старых кресел пахнет кожей, в уголке комнаты притулилась Руксандра со штопкой в руках. До того как начать рассказ, Якоб тянулся в карман за табаком, доставал щепотку и подушечкой большого пальца набивал свою пенковую трубку. Резная чашка была сделана в форме львиной головы с золотисто-желтой гривой. Элеонора замирала каждый раз, когда отец вынимал из кармана коробок, чиркал спичкой и подносил ее к львиной голове. Как будто это был какой-то древний ритуал, а они — его единственные жрецы. После одной-двух затяжек отец клал руку ей на плечо и спрашивал, не хочет ли она послушать историю. Конечно, она хотела.
Отец рассказывал о мудрецах, путешественниках, купцах и простаках. О Бухаресте, Париже, Вене и всех тех далеких городах, в которых он побывал в молодости. О Ланьчжоу, Андижане, Персеполе и Самарканде. О городах с висячими садами и башнями высокими, как небо; в них живет столько людей, что и представить себе невозможно, в тени там прячутся тигры, а слоны ходят прямо по улице. Эти города стары как мир, в них чудеса, добро и зло уже давно сплелись в единый клубок. Он объездил целый свет и повидал несчетное количество мест, но самым его любимым городом был древний центр вселенной, родина Ио и Юстиниана, мечта Константина и Селима, жемчужина Босфора, алмаз в короне и сердце Османской империи — Стамбул. И действие всех его лучших историй разворачивалось именно там.
Кроме отцовских историй, в памяти Элеоноры сохранилась одна история, которая случилась сразу после ее четвертого дня рождения. Именно тогда она впервые ощутила свою силу. Стояла ранняя осень, вечер был тихий и прозрачный. Босоногая, в легкой красной сорочке, Элеонора сидела по-турецки под плетью томата, роя пальцами ямку во влажной комковатой земле. С холма дул теплый ветер, удоды переговаривались между собой, от задней калитки сада можно было разглядеть дорогу почти до самого Новодари. Она только что выкопала из земли мокрицу и теперь смотрела, как та разворачивается у нее на ладони, и вдруг из сада донесся какой-то звук. Его издал олень, робко показавшийся из-за дерева. Она видела, как он сделал шажок вперед, по грядке лука, потом отступил на полшага назад. В том, что лесной зверь зашел в их сад, не было ничего необычного, но поведение незваного гостя насторожило девочку. Сначала она просто наблюдала за ним из своего укрытия, но потом решила выяснить, в чем дело.
Элеонора положила мокрицу обратно в ямку и пошла через сад. Олень не двигался, хотя присутствие человека его явственно тревожило. Элеонора стояла по другую сторону грядки на расстоянии вытянутой руки от него, так близко, что чувствовала его теплое кисловатое дыхание. Она посмотрела оленю прямо в глаза, протянула руку и положила ему на шею. Олень не шелохнулся. Оба стояли совершенно неподвижно, только ноздри животного подрагивали да дыхание чуть поднимало грудь ребенка. Затем олень стремительно отступил назад, наклонил рога и приподнял, как солдат винтовку на построении, левую переднюю ногу. Элеонора тут же поняла, что его беспокоило и что надо делать: прямо над копытом была рана, из которой торчал скрученный кусок железа, глубоко засевший в мышце. Похоже, олень напоролся на изгородь или попал в поставленный охотниками капкан. Элеонора смахнула прядь, лезшую ей в глаза, и осмотрела рану. Вены вокруг разреза лихорадочно пульсировали, вокруг куска металла пенилась сукровица. Элеонора обхватила копыто второй рукой, отчего шерсть на оленьей ноге немедленно встала дыбом, моргнула и одним резким движением выдернула металл из раны.
Элеонора смотрела вслед оленю, который тут же скрылся в лесу, и вдруг задрожала от мысли о том, что только что сделала. Удоды над ее головой зашлись поощрительным чириканьем, даже ветви кустов потрескивали, как будто тихонечко аплодировали. Однако овация длилась недолго. Секунду спустя кто-то ухватил девочку за локоть и потащил в умывальню.
— Не смей никогда больше этого делать, — говорила Руксандра, стаскивая сорочку через голову Элеоноры. — Если кто-нибудь вдруг узнает…
Элеонора съежилась посреди умывальни, а Руксандра стремительно намыливала мочалку. Девочка никогда раньше не видела тетю в таком состоянии: та была потрясена, почти напугана.
— Что такое, Руксандра? Что я сделала?
Вместо ответа, Руксандра принялась яростно тереть мыльной мочалкой сначала плечи, потом ладошки, особенно же досталось пальцам.
— Пожалуйста, — хныкала Элеонора, — скажи мне, что я сделала. Как я могу исправиться, если ты не говоришь, что я сделала не так?
Руксандра прекратила тереть.
— Нельзя возиться с животными. А если люди узнают? У нас и так достаточно неприятностей. К евреям и так-то относятся с подозрением, а твой отец постоянно возит ковры в Стамбул. Меньше всего нам нужно привлекать к себе лишнее внимание.
— Но ему было больно, — заныла Элеонора. — У него из ноги торчала железная штука. Ему нужно было помочь.
Руксандра обмакнула мочалку в холодную воду и опять принялась тереть.
— Мало ли кому нужно помочь. Я запрещаю тебе впредь делать что-либо подобное. И не смей никому говорить, даже своему отцу. Ты поняла?
Элеонора знала, что лучше не возражать. Когда купание закончилось, она попросила у Руксандры прощения и пообещала, что больше никогда не будет возиться с животными. Она надеялась, что этим все и закончится. По большому счету так и случилось. Тетя больше не вспоминала об этом случае. Но почему-то Элеонора никак не могла отделаться от мысли, что между происшествием с оленем и той новостью, которую тетя преподнесла ей за завтраком на следующее утро, была прямая связь: тетя объявила, что пришло время Элеоноре учиться искусству ведения домашнего хозяйства. Эти навыки пригодятся ей в жизни. Помогут найти достойного мужа. А главное, дьявол всегда находит занятие праздным рукам. Правда, Якоб высказывал некоторые возражения, но решил положиться на Руксандру, которая уверяла его, что Элеонора уже достаточно большая. Таким образом, все было решено.
— Первым уроком, — объявила Руксандра, — будет шитье.
Она засунула руку в карман передника и выудила оттуда старый носовой платок Якоба, иголку и катушку ниток:
— Видишь?
Тетя склонилась над плечом Элеоноры и показала на ровный синий стежок, проложенный по краю ткани. Элеонора кивнула, облокотилась о стол и подперла голову руками.
— Прошей так же по внутренней стороне. Будут вопросы — я на кухне.
Элеонора посмотрела на иголку и нитку, извивавшуюся на ткани, словно змея, — веселого мало, но с тетей не поспоришь, — зажала иголку между большим и указательным пальцем, заглянула в ушко, прищурилась, ухватила кончик нитки другой рукой и с величайшим старанием вдела нитку в иголку. Уф. Самое сложное позади. Осторожно, стараясь не уколоться, она сделала первый стежок и плотно затянула нить. Потом еще один, и еще, и еще. Шить было не трудно: просто клади одинаковые стежки по краю ткани, и все. Скучное занятие, но не такое уж сложное.
Впрочем, и всю жизнь Элеоноры в следующие несколько месяцев после происшествия с оленем можно было описать теми же словами: скучно, но просто. Она помогала Руксандре по дому, шила, чистила овощи, вытирала пыль и отмывала дорожку перед домом. По средам они скребли полы, по воскресеньям стирали, каждый понедельник ходили на базар, где Руксандра обучала ее тонкому искусству торговаться. Работа по дому была не так уж плоха, тем более что, какими бы делами она ни занималась утром и днем, она не переставала предвкушать тот счастливый час, когда послышится клацанье дверной ручки, раздастся поскрипывание ступенек и отец появится на пороге. И она побежит к нему и зароется лицом в его одежду, вдыхая запах пыльной шерсти и гибискусового чая. В такие моменты она понимала, что все будет хорошо.
Весной, за несколько месяцев до Элеонориного шестого дня рождения, Руксандра сочла, что девочка вполне сносно справляется с работой по дому и пора бы ей получить азы школьного образования. Ведь мужчин интересуют женщины, которые могут читать, писать и считать, вести домашнюю бухгалтерию и заказывать товары по каталогам. Якоб не возражал, и дело было решено. Тем же утром Руксандра достала небольшую зеленую книжку, по которой и сама когда-то училась читать и которая на удивление хорошо сохранилась. К обеду Элеонора выучила алфавит, научилась различать все буквы и понимать, какое сочетание букв передает определенный звук. К ужину она уже могла прочитать целое предложение. Тем же вечером она выучила наизусть свой первый урок: рассказ про крокодилов. Повернувшись спиной к очагу и сжав руки, чтобы легче думалось, она слово в слово повторила текст отцу и Руксандре.