Страница 12 из 14
Он пожал плечами. Протер глаза, тронул козырек кепки. Походя вспомнилось: именно такую он носил, когда приехал на Целину. Синей она была недолго – выцвела, побелела.
– А я еще думаю: с чего мне всякая дрянь снится? Вот что значит на ночь с врачом пооткровенничать! Хотел правду – получил. Сегодня, выходит? Обидно, не скрою. От пары лишних лет я бы не отказался…
Страх медлил, топтался поодаль. Во сне Александр Петрович был молод и силен. Исчезла вечная спутница-боль, солнце светило ярче яркого. Даже грозное, небо манило, не пугало.
– Так за чем дело стало?
Сгинул смерч. Стих ветер, превратился во вкрадчивый шепот у самого уха:
– Потому и предлагаю. Пару лет? Хочешь десять? Двадцать?! Бери, не жалко! Но и ты уж постарайся, сделай, что велено. Историю в университете учил? Как римляне говорили: «Даю, чтобы Ты дал.» Ты мне, я – тебе…
Липкие, приторные слова. На висок будто мед пролился:
– И не геройствуй, ладно? Ты ведь не сразу помрешь, и не сам. Тебе уже семьдесят пять, можно и характер проявить. А дочь твоя? Внуки? Метод старый, но эффективный. Не чета тебе – гордецы на брюхо падали. Проникся, да?
Мед стал льдом. Вернулась боль, вцепилась клыками, путая мысли.
– И заметь: не о мерзости прошу, не о смертоубийстве. Дело благое, нужное…
С болью он совладал. Расправил плечи, выплюнул травинку изо рта:
– Нет! Сначала – благое и нужное, а после родную дочь резать заставишь. Книгу Судей читал? Помнишь, что с Иеффаем случилось? Тут главное – первый раз поддаться. Нет, не выйдет!
– НЕТ?! – ударило с небес. – ПО СИЛАМ ЛИ ОТВЕТ ДАЕШЬ, ЧЕЛОВЕК?
Ответил он небу:
– Дело не в силе. Дело в том, по Чьему Образу и Подобию человек сотворен. Камешек, что от горы откололся, мал, но тверд, как гора. И края острые. Сила не справится, тут иное требуется. Человека мало убить – его убедить нужно.
– ТЫ СКАЗАЛ!
И смерч взял его.
Поле – желтая скатерть до горизонта – теперь было внизу. Серая лента проселочной дороги, жалкая фигурка на обочине. Синие джинсы, синяя кепка, клетчатая застиранная ковбойка…
– Тяжелый случай, – хмыкнул он.
Представился класс: парты в три ряда, доска, на столе – бокастый глобус. Очередной юный шкодник склонил повинную голову, но каяться не спешит, смотрит исподлобья. Пригрозишь вызвать родителей – все испортишь. Обратится шкодник в звереныша, захлебнется гневом.
Иначе, иначе надо!
– Ты сам-то книгу Судей давно перечитывал?
Человек, сидевший у дороги, щелкнул пальцами по козырьку кепки. Словно честь хотел отдать, да передумал.
– Ты, между прочим, географ, не богослов. Неужели думаешь, что все события, упомянутые в Библии, одобряются Богом? Иеффай сам убил свою дочь, причем безо всякой пользы. Он не был священником и не имел права приносить жертву. Не мог и обещать принести «первое, что выйдет». Скажем, ему навстречу могла выйти нечистая собака или верблюд. Этот разбойник так и остался в душе язычником. А насчет раба… Не путай времена дядюшки Тома и Древний Восток. В библейскую эпоху раб – младший член семьи. Бесправный, но свой. Маленький камешек возле высокой горы.
Человек поднял голову. Слушает! Теперь главное – не давить.
– По поводу того, что тебе предложено… Ты одну лишь сторону разглядел. А сторон, между прочим, даже не две – больше. Для начала представь, что кто-то решил взорвать в твоем родном городе бомбу. На двадцать килотонн, как в Хиросиме…
08:11
…сейф в летнем сером плаще…
Дверной звонок оторвал Александра Петровича от кофе. Последний глоток остался, самый сладкий. Колеблясь, он поглядел в сторону коридора, взвесил чашку в руке. Дочь и внуки звонят дважды, соседи сверху – один раз, зато долго, от души. Тот, кто стоял сейчас за дверью, нажал кнопку с очевидной робостью. Вместо привычного «ти-рим-бом!» – убогое «трим». Даже без восклицательного знака.
Продавец меда? Очередной свихнувшийся сектант с евангелием американской печати в зубах?
«Знаете ли вы истинное имя Бога?»
Каждый раз он сдерживался, чтобы не ответить с привычным ехидством. Грех обижать убогих, еще заикаться начнут. Знакомый полковник-опер в таких случаях рапортовал:
«Я даже истинную фамилию его знаю!»
Клюка в руке, тапочки на ногах…
– Иду!
Пока добирался, сообразил, что на часах – начало девятого. В такую рань ни коробейники, ни психи-адвентисты не жалуют. Может, все-таки соседи, но снизу? Трубу прорвало?
За облупившейся дверью, ведущей в службы, царила тишина. Не уловив буйного гласа Ниагары, он вздохнул с облегчением, поймал левой ногой своевольный тапок.
– Кто там?
– Это я, учитель!
– Кто «я»?
– Я, Чисоев Шамиль! Извините, что разбудил…
Голос он узнал сразу, но тем не менее глянул в глазок. Не ради проверки – для эстетического удовольствия. Каждый ли день узришь у собственного порога самодвижущийся стальной сейф в летнем сером плаще?
Полюбовался – и дверь отворил. Хотел пошутить насчет ранней пташки, но, увидев лицо гостя, раздумал.
– Я встаю с рассветом, Шамиль Рустамович. Заходите.
Сейф шагнул за порог, взялся за лацканы плаща:
– А почему по имени-отчеству, учитель? Я что-то не так…
Прорезался акцент, скрытый прежде. Сейф исчез, превратился в растерянного мальчишку. Ребенок с трудом привыкал к чужому городу, к новой школе, к непривычной речи:
«Я что-то нэ так сдэлал, учытэл?»
– Это тебе за «учителя», Чисоев. Сколько раз объяснять, что я – не товарищ Мао! В прихожей не стой, плащ снимай. Вешалку найдешь?
– Уже нашел…
– Кофе или чай?
– Э-э-э… Если можно, чай, Сан Петрович. Кофе боюсь. С утра сердце болело, как после тренировки. Когда долго в зал не ходишь, сердце отвыкает… Хотел лекарство пить, представляете?
Он чуть не ответил «более чем», но предпочел отмолчаться. Его собственные недуги обождут. У Шамиля Чисоева, ученика 6-Б, стряслась беда. Мальчик ранимый, замкнутый, гордый. То, что Шамиль пришел к нему, к классному руководителю, дорогого стоит.
…сколько лет минуло? Тридцать пять? Больше, больше…
– Туфли снимать не надо. Не надо! Чисоев, тебе же русским языком!..
08:57
…разговоры не помогут…
– …Нет, не слыхал. Я, Шамиль, новости редко слушаю. Раньше ВВС включал по старой памяти, потом бросил. У них теперь тоже реклама…
Александр Петрович, бывший учитель географии, бывший классный руководитель, бывший заслуженный учитель бывшей республики, аккуратно опустил чайник на вытертую подставку из можжевельника. В последний момент рука дрогнула, тяжелая капля ударила по крышке фаянсовой сахарницы.
– Но это меня ничуть не извиняет. Какой кошмар! А мне казалось, что у кого-кого, а у твоего брата всегда всё будет в порядке.
Чисоев Шамиль с трудом привыкал к жизни на новом месте. Дичился, дрался с одноклассниками, ссорился с учителями. Один лишь физрук плясал от радости – бегал к директору, защищал, уговаривал. Новому классному руководителю досталась нелегкая ноша. Зато Чисоев Артур по жизни шел вприпрыжку. Быстро находил друзей, ладил с педагогами.
Улыбался…
Учителя хвалили, директор одобрял, ставил в пример. Александр Петрович помалкивал, но старший Чисоев ему определенно нравился больше младшего. Географ не слишком жаловал улыбчивых везунчиков.
– Мне тоже, – Шамиль кивнул, соглашаясь. – Так ведь и было! Все в порядке было, Сан Петрович, дорогой! В шоколаде-мармеладе! Не понимаю, что происходит. Никто не понимает!
Бывший шестиклассник, бывший победитель спортивных олимпиад, бывший чемпион Европы осторожно взялся за чашку, подержал на весу.
Отхлебнул, выдохнул резко, как после коньяка:
– Милицию на уши поставил. Врачей созвал, на целый госпиталь хватит. Мэр помощь обещал. Херня, Сан Петрович! Извините… Вчера мне экстрасенса привели. За ним – цыганку Раю, ясновидящую. Блин, скоро шамана доставят! Чартером с Чукотки! А ночью школа приснилась. Шестой класс, первый год, как вы наш обезьянник взяли. Снится, будто я урок не выучил. Учебник на русском, а я язык забыл. Чуть не помер от ужаса… Проснулся, вас вспомнил. Дай, думаю, схожу, посоветуюсь. Хуже не будет…