Сенсация Ричарда Эшли

— Как побитая собака.

Арлекин хохотнул и повесил трубку. Положил ее и Эшли, окончательно оделся, заказал по телефону завтрак на двоих, вышел на балкон и закурил в ожидании кофе и Джорджа Арлекина. Во время завтрака маленький жизнерадостный англичанин предпочитал говорить на отвлеченные темы и лишь после первой чашки кофе перешел к делу.

— Я решил быть с вами откровенным, Эшли.

— Это шаг вперед, — буркнул тот. Он едва притронулся к еде. — Почему?

— Я думаю, это выгодно нам обоим.

— Что ж, давайте послушаем ваши откровения.

— Я так же, как и вы, уверен в том, что Гарофано убили. Правда, еще не решил, кто это устроил, вы или Орнанья.

Эшли ничего не ответил, и Арлекин продолжал:

— Положение у меня любопытное. Я бы только радовался, окажись вы виновным. Тогда я без помех мог бы довести до конца важную политическую интригу, выгодную моему государству. Не будет ни скандала, ни разоблачений. Вы понимаете меня, не так ли? — И на его губах заиграла невинная, как у младенца, улыбка.

Эшли не улыбнулся в ответ. Англичанин говорил правду.

— Да, понимаю.

— С другой стороны, если убийство организовал Орнанья, чтобы утаить документы, я должен рекомендовать моему правительству пересмотреть свою позицию и прервать переговоры, ведущиеся с итальянскими политиками. Теперь вы видите, как мне нелегко?

— Только вам? — Впервые за все утро Эшли улыбнулся с истинным наслаждением.

— Нам обоим, — признал Арлекин. — Капитан Гранфорте, а это серьезный противник, обвинил вас чуть ли не в половине преступлений, перечисленных в уголовном кодексе, и тем не менее оставил на свободе под личную ответственность человека, который вас ненавидит. Если вы виновны, не ищите у меня сочувствия. Если нет… — Его пальцы забарабанили по столу. — Если нет, вас убьют так же, как Гарофано.

— Какая удачная мысль!

— Поэтому я вновь возвращаюсь к моему вчерашнему вопросу. Есть у вас фотокопии или нет? Вы можете не отвечать. Я лишь поясню вам суть вопроса. Если фотокопий у вас нет, вы ни в чем не виноваты, но они нужны вам, чтобы остаться в живых. Попав на виллу, вы будете связаны по рукам и ногам. И вам необходим союзник, чтобы как можно быстрее добыть фотокопии. Я предлагаю свои услуги. Предполагая, разумеется, что вы не взяли их у Гарофано, когда убили его. — Он пристально посмотрел на журналиста, разглядывающего голубую гладь моря. — Вы все еще не доверяете мне Эшли?

— Нет!

Прямота ответа не оскорбила маленького англичанина. Он улыбнулся и налил себе еще чашечку кофе.

— Прямо беда с этими американцами. Они не понимают.

— Если вы имеете в виду дипломатическую лживость, когда говорят одно, а подразумевают другое, тут я с вами согласен. Мы предпочитаем факты, и чем они яснее, тем лучше.

— Все и так ясно, как божий день. Но учтите, как бы я ни говорил, мне вряд ли удастся убедить вас, что я не подразумеваю нечто другое.

Эшли задумался, а затем кивнул, признавая правоту англичанина.

— Хорошо, Арлекин. Вы меня уговорили. Фотокопий у меня нет. И я понятия не имею, где они могут быть.

— Благодарю, Эшли, — ответил Арлекин. — Я ценю ваше доверие. Но и волнуюсь за вас.

— Я сам волнуюсь.

— Орнанья весьма ловко подготовил убийство Гарофано. Он может оказать вам ту же услугу. В Неаполе наемные убийцы очень дешевы.

— Мне кажется, он больше склоняется к тому, чтобы договориться по-хорошему.

— Причина тут одна. Он уверен, что фотокопии у вас. Эшли наклонился к англичанину.

— Вы это уже говорили. Потому-то я и не доверял вам. Он должен знать, что у меня их нет.

Джордж Арлекин удивленно взглянул на журналиста.

— Но откуда?

— Все очень просто. Козима была со мной, начиная с той минуты, как я подрался с Гарофано в баре, и кончая возвращением в Сорренто с его телом. Вы хотите сказать, что она не дала Орнанье подробного отчета?

— И вы в это верите? — искренне изумился Арлекин.

— А почему же нет?

— Бедный, несчастный глупец, — печально вздохнул Арлекин. — Разве вы не знаете, что она вас любит? Эшли упрямо покачал головой.

— Она продала меня, Арлекин. Она дважды продала меня одному человеку. Теперь я уже не могу доверять ей.

Арлекин пожал плечами.

— Это ваше личное дело. Я не вхож в круг друзей этой дамы. Жаль, конечно. В доме Орнаньи вам необходим близкий человек.

Когда Арлекин ушел, Эшли собрал чемоданы, спустился вниз, оплатив счет и прошелся до «Америкэн экспресс», чтобы получить две тысячи долларов. Он предъявил паспорт, подписал квитанцию, и клерк выдал ему двадцать новеньких, будто только что вышедших из-под печатного станка стодолларовых банкнот. Эшли пересчитал их и положил в бумажник. Затем клерк протянул ему конверт с римским штемпелем. Разорвав его, Эшли вытащил две вырезки из европейского издания «Нью-Йорк таймс». Первая содержала шутливую фразу из колонки светской хроники: «Кто из газетных баронов внесен в список кандидатов на некий дипломатический пост и почему?» Вторая относилась к официальной информации: «Господин Чарльз Ленгдон, глава лондонского отделения „Монитора“, награжден орденом Британской империи 4-й степени за выдающиеся успехи в использовании средств массовой информации для укрепления взаимопонимания между народами».

Вырезки были пришпилены к бланку корпункта, на котором Хансен нацарапал пару строк: «Да здравствует пресса? И мы не теряем надежды!» Эшли усмехнулся этой милой журналистской шутке. К нему, правда, она имела весьма отдаленное отношение. Награды и дипломатические посты предназначались здравомыслящим гражданам, не превышающим установленной на дороге скорости и избегающим публичных скандалов. Он сунул письмо в карман и вышел на площадь.

Шустрый уличный торговец попытался всучить ему соломенную шляпу. Девочка, по виду школьница, предложила купить букетик цветов, сказав, что деньги пойдут на нужды местного монастыря. Затем он увидел бармена Роберто.

Опустив голову, тот торопливо пересекал площадь с озабоченным видом опаздывающего человека.

— Добрый день, Роберто!

Вздрогнув, бармен поднял голову, нервно улыбнулся и пробормотал ответное приветствие. Он было ускорил шаг, но Эшли схватил его за запястье и увлек под пальмы. Там, не видимая с дороги, притаилась маленькая беседка, где курортники могли укрыться от палящего полуденного солнца, отдохнуть и выпить ледяного лимонада.

Роберто пытался вырваться; но Эшли крепко держал его. В глазах бармена застыл испуг.

— Синьор, умоляю вас… Ради бога! Я опаздываю на работу. Пожалуйста, отпустите. Чего вы от меня хотите?

В беседке Эшли завернул ему руку за спину, а кулак второй, свободной руки вогнал под подбородок. Роберто дернулся, Эшли еще сильнее вывернул руку, бармен сдался и обмяк.

— Если ты еще раз дернешься, — вкрадчиво проворковал Эшли, — тебе еще долго придется обходиться одной рукой. Понятно?

— Конечно, конечно! — в ужасе пролепетал бармен.

— Вчера ты передал мне несколько слов, Роберто. Предупредил меня, что я могу взять то, что мне принесут, но не доверять посыльному. Я заплатил тебе пять тысяч лир. Теперь меня интересует: кто просил тебя поговорить со мной?

Роберто дрожал от страха. Эшли чувствовал, как часто стучит его сердце.

— Кто тебя просил?

— Я… я не знаю этого человека, синьор.

— Ты лжешь. — Эшли чуть дернул вывернутую руку а кулаком задрал подбородок Роберто, пережимая его гортань. Раньше он никогда не прибегал к подобным методам, но сейчас на карте стояла его жизнь. И другого способа заставить заговорить Роберто не было. — Кто этот человек? Как его зовут?

— Он… он не назвался, синьор. Я никогда его не видел. Должно быть, он из Неаполя. Он сказал, что я должен передать, и дал мне конверт с десятью тысячами лир.

— Что еще?

— Он… он дал мне телефонный номер.

— Какой номер? — В возбуждении Эшли вновь дернул вывернутую руку, и Роберто взвизгнул от боли. — Говори!

По этому номеру я должен был позвонить, если вы уйдете из отеля сообщить время ухода и имя вашей спутницы.