Страница 20 из 28
– Герр генерал, вам надо лежать. Я сейчас позову доктора, а вы не пытайтесь встать.
Подошедший доктор внимательно осмотрел голову немецкого офицера и аккуратно пальпировал ребра.
– Герр генерал, у вас было сотрясение мозга и черепная травма, вам следует лежать. Помимо этого, у вас также сломано несколько ребер. Так что на данный момент ваше состояние не слишком хорошее. Однако имеется тенденция к улучшению.
– Доктор, что случилось?
– Вас обстреляли. – Врач был лаконичен.
«Это же надо нарваться на снаряд на таком расстоянии от линии фронта. Хотя скорее это была бомба…» – другая мысль в голову Гудериану даже не пришла.
– Сильно? – все‑таки он решил уточнить.
Медик помедлил с ответом.
– Ну, э‑э, весьма. – От офицера не ускользнула заминка врача.
– Насколько? Что, кто‑то еще пострадал? И много?
– Да, герр генерал.
– Почему я должен из вас вытягивать ответы словно клещами, доктор! Говорите все как есть!
Врач побледнел, но попробовал ускользнуть от роли курьера с плохими новостями:
– Вам нельзя сейчас волноваться, герр генерал. У вас серьезные травмы и… – Договорить он не успел.
– Немедленно скажите, что произошло, доктор! Это приказ!
– Я не могу, герр генерал. Я просто не знаю точно. Вроде бы много погибших.
– Тогда немедленно вызовите кого‑нибудь из моего штаба!
– Боюсь, я не могу этого сделать, герр генерал. – Врач отвел глаза.
– Это еще почему? – командующий уже начинал злиться.
– Вашего штаба не существует. Во время того обстрела он был фактически уничтожен…
– Что‑о‑о? – Гудериану показалось, что он проваливается в пропасть.
29 июня 1941 года.
Теодор фон Бок не понимал, что происходит. Было такое ощущение, что большевики заранее знали обо всех его действиях! Практически на всех основных направлениях удара по Белоруссии, являвшейся ключевой для успеха «Барбароссы», вермахт встречал ожесточенное, если не сказать фанатичное, сопротивление русских войск. Но даже там, где удавалось это самое сопротивление сломить и организовать прорыв, как у той же 2‑й танковой группы, возглавленной лично фон Клюге вместо раненого Гудериана, проблемы только лишь начинались. Казалось, в этих чертовых лесах сидят целые армии этих комиссаров! Причем сидят там, где их быть не должно!
Он с первого дня этой проклятой войны получал донесения о мистически исчезающих колоннах, сбитых неизвестным оружием самолетах и неожиданных атаках чудовищной силы в самых разных местах. В бой уже были брошены все резервы, а лучше не становилось. Кроме того, раздражали и беспокоили периодические обстрелы неизвестным оружием, видимо, каким‑то подвидом артиллерии, – места сосредоточения войск часто буквально нашпиговывались снарядами.
Но больше всего в этих атаках бесило то, что после них не оставалось практически никаких сведений для анализа! Просто в один прекрасный момент с колонной или самолетами терялась связь – и все. В лучшем случае затем обнаруживались жалкие останки техники.
Последний случай был просто вопиющим. Направляющиеся к серьезно тормозящей с наступлением танковой группе фон Клюге три танковые роты Т‑3 и одна новейших Т‑4, два батальона пехотинцев, грузовики с боеприпасами исчезли, словно их и не было. В результате активных поисков в районе, откуда был осуществлен последний сеанс связи, была найдена огромная куча обгоревшей техники и трупов немецких солдат. Часть танков вообще выглядела так, словно их расстреливали в упор из крупнокалиберных орудий – сорванные башни, разорванные на части корпуса…
За последнюю неделю количество потерянных без сообщений о столкновении с противником танков достигло нескольких батальонов! Счет же потерянных орудий достиг нескольких сотен, пехота погибала в огромных количествах, количество сбитых самолетов уже перевалило за тысячу… Да еще и несколько поездов с боеприпасами были взорваны неизвестным образом.
А все попытки выяснения причин всего этого непотребства, сводившиеся к вводу в бой резервов и большего количества техники и людей, приводили лишь к стремительно возрастающим потерям.
Но именно практически полное отсутствие информации о происходящем было самым непонятным и пугающим. Немногие же свидетели были практически бесполезны – вся их информация сводилась в основном к тому, что в один прекрасный момент все взорвалось. Один выживший из эшелона с топливом, правда, сказал, что слышал перед взрывом нечто вроде самолетного гула. Но метко отбомбиться ночью по двигающемуся на полной скорости составу, да еще и без всякой подсветки… Русские не настолько хороши.
Фон Бок понятия не имел о тяжелых ударных вертолетах, с азартом охотящихся за железнодорожными эшелонами и автоколоннами немецких снабженцев.
– Пора с этим кончать. – Слова командующего прозвучали исключительно громко на фоне тишины его кабинета. А пятая точка вдруг начала предчувствовать приближающуюся катастрофу.
30 июня 1941 года. Москва, Кремль.
– То есть ты хочешь сказать, Лаврентий, что ты им веришь?
– Да, Иосиф Виссарионович. Если бы не они, немцы были бы уже черт знает где. А так топчутся слегка за новой границей.
– Сотня километров – это слегка? – Сталин с удивлением посмотрел на Берию.
– Если бы не они, то фашисты ушли бы значительно дальше. Значительно. Но все же это не значит, что наши «потомки», – Берия произнес эту фразу с приличной долей скептицизма, – ничего не скрывают. Их представитель, полковник Семенов, наверняка чего‑то недоговаривает. Но предоставленных доказательств вполне достаточно, чтобы мы могли поверить в то, что они из будущего.
Нарком до сих пор не мог осознать, что эти люди, оказывающие Союзу неоценимую помощь, из будущего. Хотя и видел этот их «ноутбук», «принтер» и прочие технические диковины и послушал своих сотрудников, бывавших в штабе Коробкова и на базе пришельцев…
– Ну, Гудериан, например, теперь долго никуда еще не поедет, без бензина‑то, – хохотнул Сталин, пока еще не подозревая, что нехватка топлива отнюдь не единственная причина малоподвижности немецкого генерала. – И что ты предлагаешь? Оставить их там?
– Ну, их инженеров и гражданских надо вывозить немедленно, об этом генерал Ледников просил, да и прав он, в общем‑то. А затем надо постепенно эвакуировать в тыл и остальных.
– Ну, Лаврентий, это очевидно. Насчет инженеров. Займись этим. Обеспечь условия там. Чтобы все самое лучшее. – Расхаживающий по кабинету Сталин остановился у окна. – А вот насчет эвакуации бригад я пока не уверен. Они дерут немцев в хвост и в гриву. Как там этот Семенов сказал? Тотальная война?
– Да, Иосиф Виссарионович.
– Удивитэльно верное опрэдэлэние. Все ж таки потомки времени там, в будущем, не теряли. – Сталин отвернулся от окна и посмотрел на главу НКВД: – А откуда там гражданские?
– Так у них военные базы не просто же так – примерно как у нас военные городки. Немножко другая структура, конечно, но весьма похоже.
– Ладно. Пора послушать, что нам товарищи маршалы да генералы порасскажут о состоянии дел на фронтах.
…
– Итак, благодаря действию Особой группы РВГК немецким войскам не удалось окружить ни десятую, ни четвертую армии. Кроме того, также были спасены от окружения четырнадцатый и тринадцатый механизированные корпуса, двадцать восьмой стрелковый и еще несколько дивизий. – Шапошников показывал на карте пути отхода указанных групп. – Особо надо отметить действия ВВС, вовремя среагировавших на угрозу и давших достойный отпор Люфтваффе. Нужно заметить, что, несмотря на все эти действия, положение тяжелое. – Маршал отпил воды из стакана и продолжил: – Но не катастрофичное. Благодаря информации, полученной разведкой Особых групп, нам удалось предотвратить разгром конно‑механизированной группы генерала Болдина под Гродно. – Маршал знал, что это вовсе не разведка постаралась, но еще не все присутствовавшие имели полное представление о том, что представляет собою «Особая группа». – А ее существование вынуждает командование вермахта замедлять свои наступательные операции из‑за боязни получить контрудар во фланг.