Страница 84 из 93
И было время, когда Янгар смеялся в голос. А каам лишь отмахивался, дескать, только глупцу чужие обычаи смешными кажутся.
На глупца Янгар не обижался.
Лестница закончилась.
Коридор. Узкий и темный, несмотря на десятки факелов. И каждый звук здесь эхом отдается по нервам. Камень в руке тяжелеет.
А привязь истончается.
Та, что стоит за спиной Янгара, впервые отпустила его далеко.
- Не думай сбежать, - сказала она напоследок, коснувшись губами щеки, - не выйдет.
Он не думает.
Он уже научился прятать опасные мысли под пологом пустоты. И туда же отправляет воспоминание о костре и кааме, о красках в лазуритовой шкатулке и кистях, что кажутся такими хрупкими в толстых пальцах Кейсо. И само его имя...
...не время пока.
Рано.
Расступаются люди, пропуская Янгара.
Шепот за спиной, словно шелест листьев. И отдельные слова в нем теряются.
Решетка. Ворота открывают. Скрипят несмазанные петли.
Песок. Белый. Сырой, но уже прогретый солнцем. И Янгар, остановившись на мгновенье, касается песка. Шершавый. Тяжелый.
Кровь хорошо впитывает.
Та, что стоит за спиной Янгара, подталкивает его вперед. Она далеко, но не настолько, чтобы вырваться из плена. И Янгар, обернувшись, кланяется: пусть та, что стоит за его спиной, успокоится: он верен хозяйке.
Пока.
Еще несколько шагов.
И солнце делится светом. Камень в руке раскаляется, и Янгар разжимает кулак. Запрокинув голову, он смотрит на солнце, долго, до рези в глазах и красных мошек, до слез и мутного взгляда. Но привязь тает.
Лед под солнцем.
И та, что стоит за спиной Янгара, шипит от злости. Она поняла уже свою ошибку. И пытается дотянуться, расстилает липкие нити, плетет сеть, чтобы набросить на арену.
Не получится. Здесь слишком много солнца. И Янгар смеется над ее беспомощностью: у него вновь получилось изменить судьбу. Вот только сейчас он, Янгхаар Каапо, Клинок ветра и последний из рода Великого полоза, похож на безумца.
- Стой.
Дорогу заступил высокий темноволосый раб.
Его зовут Олли.
С ним разговаривала та, что стоит за спиной Янгара. И теперь она хочет его крови.
Ветерок взъерошил короткие волосы, коснулся медной кожи Олли, лизнул свежие раны на груди. И по кромке копья пробежал солнечный луч.
- Остановись, пожалуйста, - попросил Олли и руку вытянул, пятерней уперся Янгару в грудь. - Ты же не понимаешь, что собираешься сделать... ты сам потом пожалеешь... она вернет тебе разум.
Да, а потом выпьет до дна, как делала это с другими.
Янгар знает. И отбросив руку Олли, отвечает:
- Падай.
Тот хмурится. Медлителен. Непонятлив.
- Ты должен упасть, - Янгар надеется, что Олли сумеет прочесть по губам. И спорить не станет. Сын Ину упрям, но не глуп.
Он вскинул копье, защищаясь от удара палаша, и сталь клинка с легкостью перерубила древко. А в следующий миг рукоять вписалась в висок. Олли устоял, только головой затряс, силясь избавиться от звона. А палаш в руке Янгара, описав полукруг, вернулся и скользнул по горлу, отворяя кровь.
Красная.
Сладкая.
Та, что стоит за спиной Янгара, подалась вперед.
И Олли, покачнувшись, опустился на колени...
...а та, что стоит за спиной Янгара, замерла. Она ждала... и не дождавшись, завизжала:
- Добей!
Жаль. Янгар надеялся, что получится ее обмануть.
- Добей! - подхватила толпа, подчиняясь ее воле. И людское море всколыхнулось. Еще немного и оно решится попробовать ограду на прочность.
- Не вышло, - Янгар отбросил косы за спину и протянул бывшему врагу руку. - Хотя попытаться стоило. Мертвецы ей без надобности. А вот живых она не отпустит...
- Как ты...
Олли рукавом зажал царапину на горле, длинную, кровящую, но неопасную.
- Да просто бегать не впервой.
Та, что некогда была человеком, поднялась. Янгар слышал эхо ее гнева и жажду, многократно усилившуюся. Она сходила с ума от ярости и бессилия.
- Глупец, - сказала она, отбрасывая с лица полог ткани.
И солнце отпрянуло, не желая смотреть в ее лицо.
Бледное.
Совершенное каждой своей чертой.
И уродливое в этом совершенстве.
- Не смотри на нее. Если хочешь сохранить разум, нельзя заглядывать в глаза Сумеречнице, - сказали Янгару, и холодные пальцы легли в его ладонь. И он сжал, опасаясь, что если выпустит их, то его жена исчезнет. Она же, услышав этот страх, обняла.
Хрупкая девочка в медвежьей шкуре, которая не скрывала ее наготы.
И Янгар набросил поверх шкуры плащ.
Наклонился. Коснулся губами рыжих волос, от которых исходил пьянящий аромат лета.
- Прости, - он не знал, сумеет ли вытащить ее.
Попробует.
- За что?
- За то, что не защитил. И спасибо.
- За что?
У нее светлая улыбка.
- За то, - Янгар коснулся камешка на веревке, - что уберегла.
Под крыльями тени становилось холодно. И как-то вот обидно было умереть сейчас...
...смотри, милая, смотри хорошенько.
Восковые свечи ровно горят, и пламя их отражается в старом зеркале. Серебро потемнело от времени, и каждый день старуха начищает зеркало мелким песком и гладкой бархатною тряпкой.
Пиркко сидит на ковре и наблюдает.
У старухи тонкие руки, кожа на которых обвисает складками. Ногти на пальцах ребристые, нехорошие. Волосы седые она прячет под черным платком, которые надвигает по самые брови.
И водит-водит ладонью по серебру, приговаривая:
- Для моей, для красавицы...
Пиркко улыбается.
Она не боится старухи.
От платья ее пахнет травами. А под широкой верхней юбкой скрывается множество удивительных вещей. Серебряные иглы и сухие листья, корешки, похожие на человечков, заячья лапа, перья птичьи и даже жабья ломкая шкура.
Старуха позволяет играть с этими сокровищами.
И когда Пиркко устает, усаживает ее перед зеркалом.
- Ты ж моя девочка, ты ж моя красавица... - старуха вычесывает волосы Пиркко резным гребнем, и темные кудри становятся еще темнее. А кожа, напротив, белеет. - Есть ли на Севере девочка краше?
- Нету! - Пиркко весело.
И радостно.
Ей нравится быть самой лучшей... папа ее любит. И привез из-за моря туфельки атласные и еще шубку горностаевую... и куклу большую с фарфоровым лицом, которое почти как настоящее.
- Правильно, - мурлычет старуха, и древняя трехцветная кошка, один глаз которой синий, а другой - желтый, трется о ноги Пиркко. - Ты моя красавица... и всегда будешь ею.
- Как мама?
Старуха кривит губы.
- Мама твоя меня не слушала. И поистратила всю красоту... высохла... поэтому муж на нее и не смотрит.
Каждое слово, что плевок. И гребень больно дергает за волосы, отчего Пиркко плачет. А старуха, спохватившись, обнимает ее.
- Ты-то будешь меня слушать...
- И буду красивой?
- Будешь, конечно будешь, милая.
Старуха мешает травы, растирая их кривыми пальцами. Отловив на заднем дворе черную курицу, старуха зажимает ее под локтем и ловко перерезает птице горло. Курица дергается, а кровь ее наполняет чашу.
- Запоминай, милая. Красоту беречь надо. Время не обманешь, но...
Кровь, сдобренная травами, сладка, хотя и пить ее немного противно.
И из-под кровати выбираются тени, ползут к кривым старушечьим ногам, тычутся в обмотанные тряпьем ступни. Старуха теней не видит. А им тоже хочется крови.
- ...так ты долго не будешь стареть.
Пиркко делится кровью с тенями. И трехцветная кошка, выгнув спину шипит. А Пиркко поворачивается к зеркалу, разглядывает свое отражение.
Красива она?
Нет на Севере девочки краше... и не будет.
Никогда.