Страница 30 из 51
Почему- то, пока Ди не посмотрела на мой шрам и не заговорила тем голосом, я не понимал, что она и правда меня любила. Все это время она меня любила, только не так, как мне того хотелось.
Черт!
Осенний ветер, залетевший в класс через большие окна, принес несочетаемые запахи: тимьян, клевер и влажный запах перевернутого камня. Я очень долго сидел и молчал.
— Джеймс и Пол, пожалуйста, подойдите ко мне, — зловеще сказала Линетт из-за своего стола. Сидя за ним, она больше походила на учителя, чем Салливан, который всегда устраивался на краешке. Я решил, что никогда не буду сидеть за столом.
— Дейдре и Джорджия, вы можете продолжать обсуждение.
Я поднялся, но, прежде чем пойти вместе с Полом к Линнет, тронул Ди за руку. Не знаю, поняла ли она, что я хотел ей сказать. Я хотел, чтобы она понимала, что я… не знаю. Наверное, я хотел, чтобы она знала, что я наконец все понял.
Мы стояли перед столом Линнет как воины, ожидающие посвящения в рыцари. Ну, по крайней мере, я. Пол дергался. По-моему, он раньше в переделки не попадал.
— Вы друзья? — Сидя за столом, Линнет казалась маленькой птичкой с блондинистыми перышками. Она моргала, глядя на нас настороженными темными глазами.
Я собирался пуститься в объяснения о том, что нас с Полом связывают практически кровные узы, когда Пол произнес:
— И соседи по комнате.
— В таком случае я ничего не понимаю. — Линнет положила перед собой наши планы. — Это что? Списывание? Плагиат? Несмешной розыгрыш? Ставить оценки работам учеников мистера Салливана — не мое дело, однако не могу не заметить, что ваши планы сочинений идентичны.
Пол посмотрел на меня. Я взглянул на Линнет:
— Ни то, ни другое, ни третье. Вы разве не прочитали?
Она неопределенно помахала рукой:
— Там какой-то бред.
Она подтянула первую страницу моего плана поближе и прочитала вслух:
БАЛЛАДА,
пьеса в трех актах,
сильно опирающаяся на Метафору,
которая имеет смысл только для тех,
кто видит Мир, каким он есть.
Она подняла глаза.
— Не понимаю, какое отношение это имеет к заданию написать трехстраничное сочинение о метафоре. И не понимаю, почему у вас с Полом одинаковые планы.
— Сал… Мистер Салливан поймет.
Мне хотелось забрать у нее работы, пока она ничего не написала на них красной ручкой, которая лежала рядом.
— Это групповой проект. Сочинение — это пьеса, мы ее напишем и исполним вместе.
— Вдвоем? Что-то вроде скетча?
Я не видел смысла ей что-то объяснять, раз не она будет ставить нам оценки. Линнет загибала и разгибала уголок одного из планов, не сводя с нас внимательного взгляда. Я хотел хлестнуть ее по пальцам.
— Мы с Полом и кое-кто еще. Я уже сказал, мистер Салливан одобрит.
— У остальных тоже такие проекты? — нахмурилась Линнет сначала в нашу сторону, потом при виде загнутого уголка, как будто не могла понять, откуда взялся залом. — По-моему, неправильно оценивать работу, которая так серьезно отличается от более традиционных и следующих правилам сочинений, на общих основаниях.
О боже. Сейчас она примется вещать о правилах, и я не смогу удержаться, брякну что-нибудь невероятно саркастическое, вляпаюсь в неприятности, и ангела Пола за собой утащу. Я закусил губу и постарался не смотреть слишком злобно.
— Мистер Салливан не так давно преподает в Торнкинг-Эш. И вообще не так давно преподает. Боюсь, он не вполне отдает себе отчет в неоднозначности такого подхода, который позволяет студентам слишком далеко выходить за рамки.
Линнет сложила наши планы в стопку и взялась за красную ручку. Я дернулся, когда она написала на каждом из них «неправ. форматирование/структура».
— Я поговорю с ним, когда он вернется. Очевидно, вам придется переделать планы. Мне жаль, что его задание допускает столь свободную интерпретацию.
Я очень хотел сказать в ответ какую-нибудь колкость, вроде «жаль, что ваши понятия о женственности допускают столь свободную интерпретацию» или «а кто назначил вас Богом, милочка?», но я просто натянуто улыбнулся:
— Ясно. Что-то еще?
Она нахмурилась:
— Я повидала немало таких, как вы, мистер Морган. Думаете, что вы лучше всех? Ничего, скоро вы столкнетесь с реальностью, и все ваше остроумие и презрение к авторитетам вам не помогут. Пусть мистер Салливан считает, что вы звезда. Я каждый день вижу, как метеоры вроде вас сгорают в атмосфере.
— Спасибо за совет, — сказал я.
Я играл паршиво. Я стоял на вершине холма, в разгаре роскошного дня, все было до отказа переполнено осенним разноцветьем, волынка звучала отлично, воздух был идеальной температуры, и все равно я не мог сосредоточиться.
Огромное красное «не зачтено» на контрольной Ди.
Список мертвых, который слышал Пол.
Пальцы Нуалы у меня на запястье.
Я закрыл глаза и перестал играть. Медленно выдохнув, я попытался уйти в ту часть меня, куда я прятался на время конкурсов. Сегодня я ощущал ее как недоступную щель, в которую мне, неуклюжему и напряженному, было не протиснуться.
Я снова открыл глаза. Остальные ученики были на репетициях оркестров и индивидуальных занятиях. Это хорошо, никто не услышит, как я лажаю. Может, я и правда метеор, как выразилась Линнет, и после выпуска я стану никем и буду протирать штаны в офисе.
Я смотрел на свою длинную сине-зеленую тень на вытоптанной траве и увидел, как рядом с ней появляется другая.
— Паршиво играешь, — сообщила Нуала.
— Я ценю твою поддержку.
— А я не должна тебя поддерживать. — Нуала обошла меня, чтобы стать лицом к лицу, и при виде ее обтягивающих джинсов и майки всех цветов океана, как ее глаза, у меня пересохло в горле. — Я должна заставить тебя лучше играть. У меня для тебя подарок.
Она протянула руку и разжала кулак.
— Камень… — произнес я, потянувшись за подарком.
Я поднес его к лицу, чтобы рассмотреть поближе: заурядный матово-белый камушек размером примерно с мой большой палец.
Нуала фыркнула и выхватила его из моей руки:
— Это покой-камень! Смотри, глупый человек.
Она положила его в ладонь и начала поглаживать большим и указательным пальцем.
— Для чего он?
Нуала переложила камень в левую руку, а правой схватила меня за большой палец, так же, как держала покой-камень.
— Его нужно гладить, — сообщила она, криво ухмыляясь, — чтобы успокоиться.
Ее пальцы побежали вдоль моего, оставляя за собой невидимые обещания, и, черт возьми, у меня внезапно стали подгибаться колени.
Она улыбнулась и вложила камень мне в руку:
— В общем, ты понял. Камень нужно гладить, когда ты переживаешь или о чем-то тревожишься. Может, тогда ты прекратишь писать на руках. Конечно, ты все равно останешься психованным придурком, но остальные заметят это не сразу.
У меня в горле снова пересохло, однако уже по другой причине. Мне никогда не делали подарков, в которых было столько чуткости и внимания. Не помню случая, когда мне не приходилось изображать радость; теперь, когда я правда был рад и благодарен, простого «спасибо» казалось недостаточно.
Как ни ужасно, первое, что пришло мне в голову, — это колкость. Что-то, чтобы рассеять жар в моих щеках и вернуть мне контроль над собой.
— Потом спасибо скажешь. — Нуала вытерла ладони о джинсы, хотя камень был чистый. — Например, когда в очередной раз забудешь взять с собой ручку.
— Это… — Я запнулся, потому что мой голос звучал странно.
— Знаю, — сказала она. — Играть будешь… или как? Нельзя заканчивать той последней джигой. Она была…
— Ужасна? — нормальным голосом предположил я, засовывая камень в карман и поправляя волынку.
— Я пыталась подобрать более мягкое слово, например… Нет, ты прав. Она была ужасна. — Нуала замолчала, и выражение ее лица изменилось, стало почти невинным. — Может, сыграем мою мелодию?
Я не хотел ей отказывать. Мне казалось, что краткие мгновения ее ясного сознания и неманиакального поведения нуждаются в одобрении.