Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 84 из 104



Конон сразу согласился на долгое путешествие. Согласно семейному преданию, решающую роль сыграл велосипед, который ему пообещали купить в Америке. А вот ею старшая сестра Наташа категорически отказалась от поездки — не хотела уезжать от мамы.

Но неожиданно возникли проблемы с визой — американцы не хотели впускать в свою страну ребенка из семьи советских служащих. Тогда кто-то из родственников обратился к будущему руководителю НКВД Генриху Ягоде. Тот дал команду, и в церкви, где когда-то крестили Конона, переписали метрику, из которой следовало, что он — внебрачный сын отца и младшей сестры матери, той самой, которая проживала в Тарту. Именно здесь, в независимой Эстонской Республике, у своей тетки, а по фиктивным документам — матери, и проживал Конон, дожидаясь американской визы.

Наконец в 1932 году мальчик попал в США. За те шесть лет, что он провел в незнакомой для себя стране, Конон в совершенстве выучил английский язык, вместе со своей теткой Анастасией, которая души не чаяла в племяннике, побывал в Нью-Йорке, Вашингтоне и других крупных городах. Без особых трудов ему давалось и занятия в средней школе Сан-Франциско.

— Когда он вернулся на Родину?

— В 1938 году. Тётя Анастасия не хотела отпускать его в СССР. К тому времени и другая тетушка уже обосновалась в Париже, где открыла весьма прибыльное дело—«Школу русского балета». Она тоже была против возвращения племянника на родину и даже хотела, чтобы Конон унаследовал ее бизнес и капитал. Для этого она была не прочь уже не фиктивно, а реально усыновить его. Но шестнадцатилетний юноша буквально взбунтовался и вскоре вернулся в Москву.

Здесь в 1940 году он окончил среднюю школу № 36, а уже в октябре его призвали в РККА — Рабоче-крестьянскую Красную армию, так что войну он встретил уже имея кое-какую солдатскую выучку и неплохую физическую подготовку, кроме английского знал немецкий. Может быть, именно поэтому Конон и попал во фронтовую разведку. Несколько раз помощник начальника штаба отдельного разведывательного дивизиона Молодым ходил за линию фронта брать языков, в качестве переводчика участвовал в допросе пленных. Во время войны он получил офицерское звание, дошел до Берлина и даже оставил свою подпись на стенах Рейхстага. Демобилизовался в 1946 году в звании старшего лейтенанта и на трофейной легковушке через пол-Европы попылил домой. Но под Москвой его остановил комендантский патруль. Ни орден Красной Звезды и Отечественной войны I и 11 степени, ни медаль «За боевые заслуги» и «За отвагу» не помогли отстоять автомобиль, который забрали. Так что домой вернулся на своих двоих.

Во время войны Молодый в составе разведывательно-диверсионного отряда будто бы был заброшен на парашюте за линию фронта. Во время ночного десантирования группа распалась. Спрятав оружие и парашют в лесу, Конон пошел искать своих. Уже па следующий день его, идущего по проселочной дороге, задержал немецкий патруль и доставил в комендатуру. Допрос «с глазу на глаз» вел интеллигентный немец, офицер абвера, которому понадобилось немного времени, чтобы «расколоть» молодого советского диверсанта-парашютиста. Затем он вывел Конона на крыльцо, вынул из кобуры свой «вальтер» и... под дружный гогот немецкой солдатни дал под зад «русо партизанен» хорошего пинка, после чего на чисто русском языке, да еще и с матерным загибом, скомандовал: «Катись-ка ты, парень, к той самой матери и больше не попадайся!» А через много лет после войны Конон встретил того «немца» на... конспиративной явке в США. Им оказался советский разведчик-нелегал Рудольф Иванович Абель.

И еще. Во время войны, после короткой специальной подготовки, Конона будто бы забрасывают в глубокий немецкий тыл — прямо в столицу Третьего рейха. Там, в Берлине, оп устанавливает связь с резидентом пашей разведки, который помогает ему легализоваться и включает в активную разведывательную деятельность. После победоносного окончания войны Конон возвращается на родину и демобилизуется из Советской армии.



—Нет,—усмехается Василий Алексеевич.—В фашистском плену Молодый не был, и Абель его, конечно, не допрашивал. Это чистейшей воды журналистский вымысел. По они действительно несколько раз конспиративно встречались в США, а затем работали в Москве, в том числе над знаменитым фильмом «Мертвый сезон» (режиссер Савва Кулиш). Конечно, встречались и в неформальной обстановке. Участником одной из таких встреч был и третий наш легендарный разведчик-нелегал Ашот Акопян.

Ну а по поводу заброски в Берлин — даже не знаю, что ответить. Полная чепуха. Ну, кто бы стал во время войны забрасывать молодого и плохо обученного Молодого (простите за невольный каламбур) в Берлин, да еще и передавать на связь резиденту советской разведки? Такие операции но подготовке, заброске и легализации иногда длятся годами.

— Конечно, в первые месяцы «холодной войны», когда Соединенные Штаты стали для Советского Союза врагом № 1, органы госбезопасности не могли пройти мимо боевого офицера, прекрасно владевшего английским языком, да к тому же несколько лет прожившего в США. Когда и где состоялось знакомство с представителями советской разведки?

— Это произошло во время учебы Молодого на юридическом факультете в Институте внешней торговли, куда оп поступил после войны. Бывший офицер-фронтовик великолепно учился, прилежно овладевая новыми для себя французским и китайским (даже участвовал в разработке учебника по китайскому языку). После окончания ВУЗа был оставлен на должности преподавателя. Но работал недолго. Предложение пойти на службу в разведку принял без колебаний. Нюанс состоял в том, что его взяли не просто в разведку, а в святая святых — нелегальную разведку. Это произошло практически сразу после окончания института в 1951 году.

В июле 1951 года Конон Молодый получил диплом с отличием № 8103503 об окончании Института внешней торговли МВТ СССР и выписку из зачетной ведомости, где по всем 34 предметам значились только две оценки: «зачтено» и «отлично». Незадолго до окончания института Конон женился на учительнице начальной школы Галине Пешиковой, с которой познакомился в компании своих друзей у кинотеатра «Ударник», и удочерил Лизу — ее ребенка от первого брака.

Вскоре дипломированного специалиста-внешторговца ожидало другое учебное заведение, где преподавались специальные предметы и дисциплины, которые должен освоить каждый разведчик, а нелегал — особенно. Это оказалась не простая, знакомая и привычная учеба — аудиторные лекции, семинары, практические занятия, учебники, конспекты. Правильнее сказать, это была индивидуальная подготовка, в процессе которой он даже перед преподавателями и инструкторами-оперработниками выступал под чужой фамилией. Прошедший войну фронтовой разведчик Конон Молодый, прекрасно знавший все виды советского и немецкого стрелкового оружия, умевший стрелять, скрытно пробираться через линию фронта в расположение врага, брать «языка» и освоивший многие другие премудрости и тайны фронтовой жизни, теперь постигал другую науку. Он учился быть «человеком толпы» — незаметным, но все замечающим; респектабельным, но не броским; умеющим поддержать разговор на любую тему, по не болтуном, располагающим к знакомству, но ненавязчивым. А еще в нем развивали навыки оперативного мышления, то есть учили не просто думать, а обобщать, анализировать и увязывать в строго логичные и последовательные цепочки казалось бы самые трудно совместимые факты, цифры, события планетарного масштаба и едва заметные бытовые мелочи. И куда уж без основательного, как «Отче наш» вызубренного и во всех деталях отточенного разведывательного ликбеза —умения выявлять за собой слежку и, не вызывая подозрений, уходить от нее, изымать и закладывать тайники, подбирать места для конспиративных встреч и проводить эти встречи. Но самое главное —уметь работать с людьми, организовывать с их помощью получение важнейшей разведывательной информации и передавать ее в Москву.

И при этом, оставаясь для себя самим собой, он должен был влезть в шкуру (читай — биографию) совершенно другого человека, жить его жизнью, знать и уметь то, что должен был знать и уметь тот, другой, ставший его вторым, а для нового окружения — первым и единственным «Я». Ему надлежало забыть, вычеркнуть из памяти все то, что было в нем русского и советского —убеждения, привычки, поведенческие стереотипы, язык, манеру общения и речи... Да, именно так, вычеркнуть из памяти, но оставить глубоко в сердце.