Страница 49 из 84
1.Георгий Феофанович Устинов, журналист. Темная лошадка в сокрытии следов убийства Есенина. Избранна роль лжеопекуна поэта в «Англетере», так как был удобной фигурой для создания нужного мифа (приятель поэта и т. д.). В свою очередь, Устинов чуть ли не первый сочинил о своем военном начальнике книжечку «Трибун революции» (написана в 1918 г., издана в 1920 г.), в которой поднял Троцкого до небес: «джентльмен революции», «пламенная карающая десница революции», «Горьковский Данко», «пламенный революционный трибун», «экстракт организованной воли», «лицо Троцкого – лицо русской революции» (это, пожалуй, единственно верное сравнение) – какими только эпитетами не награждал своего господина вчерашний Челкаш. Брошюра Устинова – сплошное суесловие с реверансами. Биографию своего хозяина автор героизирует до неприличия, но не заставляет себя подумать о некоторых странностях его поведения в важнейших событиях российской истории начала XX века. 1905 год: гремят словесные фанфары автора Троцкому, спешно примазавшемуся в Петербурге к Совету рабочих и крестьянских депутатов, органу темной закулисы. Устинов называет проходимца-спекулянта, позже агента кайзеровской Германии, предателя России, Гольфанда-Парвуса (духовного наставника Ленина и Троцкого) «человеком больших знаний и выдающегося политического и литературного дарования».
В июле-августе 1917 года устиновский божок сидел в петроградских «Крестах» за руководство большевистским вооруженным путчем, попытку сорвать наступление русской армии и организацию убийства петроградской матросней более семисот человек. Репетиция Октября провалилась, обнаружилась тесная связь Ленина, Троцкого и их «пломбированной» гвардии с германской военщиной (на эту тему имеется до сих пор тщательно скрываемый 21 том неопубликованного следственного дела).
Устинов – слепой фанатик и честолюбец – не знает и не хочет знать исторической правды, он всецело во власти того, кто его пригрел, дал ему возможность уверовать в свой художественный и публицистический талант. А еще недавно, в 1914 году, этот перевертыш писал в своей брошюре об обязательной необходимости защиты России от Германии.
Книжечка о Троцком создавалась в 1918 году, когда Устинов сопровождал наркомвоенмора в специальном поезде, наводившем ужас на красноармейцев своими расстрельными рейсами. Журналист выполнял в «Поезде Троцкого» обязанность ответственного секретаря газеты «В пути» (она выходила в 1918—1922 гг.). Взглянем на ее страницы.
Первый номер. 8 сентября 1918 года. Передовая статейка «Дружно!»: «Они погибают!.. Никакие ухищрения, никакие подкупы, никакие обманы не помогут русским и иноземным купцам и помещикам сломать власть рабочих и крестьян». Тирада Устинова.
Третий номер. 10 сентября 1918 года: «Революционное Бородино» (о взятии красными Казани). Подпись: «Г.У.», то есть Георгий Устинов. Печатаются приказы, телеграммы и статьи Троцкого.
Четвертый номер. 15 сентября 1918 года. Вопль Устинова: «У последней черты»: «Черносотенно-меньшевистский и белогвардейско-меньшевистский стан переживает последние минуты». Далее о расстрелах царских министров, грядущей не завтра-послезавтра мировой революции и т. п. В следующих выпусках «В пути» призывы расстреливать дезертиров, отступников революции. Кровожадная газетка. В одном из ее номеров (1919) читаем: «…Казачество… прелюбопытнейший вид самостийных разбойников. Общий закон культурного развития их вовсе и не коснулся, это своего рода зоологическая среда. <…> Стомиллионный русский пролетариат даже с точки зрения нравственной не имеет права здесь на какое-то великодушие. Мы говорили и говорим: очистительное пламя должно пройти по всему Дону и на всех них навести страх и почти религиозный ужас. <…> Пусть последние их остатки, словно евангельские свиньи, будут сброшены в Черное море!»
Обратите внимание, что ни слово – лицемерие. Откуда политические гангстеры взяли «стомиллионный русский пролетариат» в крестьянской России, о какой культуре и нравственности поминают сплотившиеся бесы, так ненавидевшие христианскую мораль? Так мчавшийся на всех парах карательный поезд идеологически и практически реализовывал директиву Я. М. Свердлова о геноциде казачества.
Рядом с Устиновым в походной типографии торчал «Товавакня» – товарищ Василий Князев, его будущий сообщник по клевете на замученного Есенина. Князев, очевидно, гордился личным приглашением предреввоенсовета помочь обеспечить художественную завесу вокруг поезда. И он, как и Демьян Бедный, исправно отрабатывал доверие, печатая «В пути» рифмованные тирады. К примеру, «Красноармейскую песню» (1919. №27. 6 апр.):
В том же газетном номере пышущая звериной злобой к старой России статья Троцкого «Издыхающая контрреволюция». Он же 14 сентября 1919 года (№94) обрушивается на командарма 2-й Конной армии Филиппа Миронова, позже расстрелянного по его личному указанию.
Большевистская инквизиция на колесах летела к триумфу, оставляя за собой горы мужицких трупов. Люмпен Устинов был повязан с Троцким одной кровью и позже, когда последнему понадобится буйная голова Есенина и сокрытие его казни, – «Жорж» не осмелится восстать против преступления.
Троцкий считал убийство оправданным средством утверждения коммунистической идеи. «Мы должны, – писал он, – превратить Россию в пустыню, населенную белыми неграми, которой мы дадим такую тиранию, которая не снилась никогда даже жителям Востока. Путем кровавых бань мы доведем русскую интеллигенцию до полного отупления, до идиотизма, до животного состояния…» Есенин мешал исполнению плана антихриста и сознавал уготованную ему незавидную судьбу:
Продолжаем реестр представителей «страны негодяев».
2. Анна Яковлевна Рубинштейн, она же «тетя Лиза», нареченная женой Устинова, она же Елизавета Алексеевна (Елизавета Александровна, Надежда Николаевна), ответственный секретарь ленинградской вечерней «Красной газеты».
Более подходящей кандидатуры на роль заботливой и сердобольной хранительницы покоя Есенина в гостинице трудно было придумать. В 1924 году ее уже «поселяли» в «Англетере» (постоянно жила в «Астории») для выполнения какой-то, как мы предполагаем, антибританской акции.
В декабре 1925 года опыт (очевидно, удавшийся) повторили. Порученное ей задание – обеспечить информационное прикрытие убийства Есенина – она выполнила далеко не безупречно, но в предновогодней и предрождественской суете, в напряженном ажиотаже завершавшегося XIV съезда РКП(б) все сошло с рук. Люди поверили ее сумбурной писанине от имени «тети Лизы», «искупавшей» поэта в ванне 5-го номера, которой, согласно инвентаризационной описи, как мы уже знаем, там вовсе и не было, «носившей» туда свой самовар, хотя в этом не было никакой необходимости.
Статья-воспоминание о последних четырех днях Есенина, написанная, по нашему мнению, за Устинова, истерично-сентиментальна, что выдает, как уже замечалось, автора-женщину. Назойливое стремление утвердить читателей в мысли, что поэт остановился именно в 5-м номере, а его заботники в 130-м, подвели ее: «есенинская» комната, как выяснилось, выглядела бутафорской, одной из самых неприглядных, соседствовавшей с жилыми углами «дяди Васи», дворника Спицына, и другими малозаметными работниками «Англетера»; 130-й номер, смежный с таинственным 131-м, не фигурировавшим обычно в списках жильцов, лишь укрепляет уверенность в спланированности проведенной операции.