Страница 37 из 61
До сих пор непонятно — "пиратский" или нет? Самыми "горячими" точками фестиваля были кубинский и финский национальные клубы. У кубинцев ночи напролет шли танцы под аккомпанемент потрясающих оркестров "салса". Финны не только скупали пиво в валютных магазинах по всей Москве[77], но и привезли самую внушительную рок-делегацию из всех — порядка десяти групп всех направлений, включая даже женский феминистический квартет… Легендарным аттракционом, который здесь вспоминали еще долго, были "Сиелун Вельет" — смесь лунатизма, секса и брутальности под знаком "металлического" панка. Они носились по сцене как бешеные; не глядя, кидали инструменты (которые тут же ловили бдительные техники), раздевались и ныряли в публику, облизывали снизу доверху стойки микрофонов… Самым сюрреалистическим опытом фестиваля было их выступление на сцене чопорного Государственного театра эстрады, с его красными атласными шторами и позолоченными виньетками. Шокирующим фактором, однако, было и то, что эти ребята обладали такой энергией и раскрепощенностью, какая многим нашим музыкантам и не снилась. "У нас это просто невозможно, — сказал озадаченный Крис Кельми (экс — "Високосное лето" и "Автограф", а в то время лидер "Рок-ателье", группы Театра Ленкома), — и не потому даже, что "запрещено", а потому, что мы так не сможем…" Как же, после стольких лет в системе Минкульта!
Другие факты настраивали на более оптимистический лад. Польская "группа № 1" "Леди Панк", незадолго до того заключившая контракт и выпустившая альбом на "МСА", оказалась претенциозной, но довольно слабой командой, на уровне наших профессионалов. Главная звезда фестиваля, Удо Линденберг из ФРГ, был "в порядке", но я не сказал бы, что он заметно лучше очень похожего на него Гуннара Грапса… Наш рок был представлен на фестивале спокойными "филармоническими" ансамблями ("Автограф", "Машина времени"[78] и т. п.), но даже они выдержали конкуренцию. Первая крупная "очная ставка" советского и мирового рока закончилась обнадеживающе… Не такие уж мы отсталые и забитые, как сами часто про себя думаем.
Единственным большим разочарованием была неуловимость Боба Дилана, появившегося в наших краях совершенно неожиданно и исчезнувшего столь же загадочно. Он выступил в одном большом официозном концерте, где спел две или три старые песни, и затем растворился в кругах культурной элиты поселка Переделкино. Кажется, оттуда он поехал в Грузию и Одессу… Его разыскивали, в надежде встретиться, "духовные дети" — Гребенщиков и Макаревич, — но безуспешно…
Фестиваль закончился фейерверком и факельным шествием, но жизнь продолжалась. Медленно, но верно раскручивалась пружина "перестройки". В промышленности и сельском хозяйстве начались реформы и эксперименты; стало интереснее читать газеты, повсюду заговорили о "гласности"; сменилось множество министров и прочих руководителей высшего эшелона; стиль контактов администрации с людьми стал более открытым и демократичным.
Культурное руководство явно находилось в состоянии растерянности и оцепенения. Душить рок по-прежнему они уже никак не могли в силу четырех обстоятельств. Первое: в политических заявлениях партии постоянно говорилось о необходимости реалистического и неформального подхода к молодежи, изучении ее вкусов и настоящих потребностей, поощрении инициатив — а рок здесь играл одну из первых ролей. Второе: ряд тем (коррупция, наркомания, фарцовка), бывших ранее табу и за освещение которых рокерам здорово доставалось, теперь оказались вынесенными на полосы центральных газет. Третье: в почете теперь была не только критика, но и возможные экономические рычаги, понятия прибыли и рентабельности — а в коммерческих преимуществах рока можно было не сомневаться. Четвертое: монументальная антиалкогольная кампания подразумевала создание альтернатив молодежному пьянству: клубов по интересам, дискотек, концертов и прочих форм "трезвых" развлечений — и опять рок был неизбежен.
Однако все прежние культур-чиновники находились еще на своих постах и не спешили действовать. Понятия "инициатива" и "предприимчивость" были для них равнозначны опасному авантюризму, и единственное, чему они были готовы подчиниться, — это приказу свыше. Пока из Центрального Комитета партии не поступало никаких указаний конкретно о рок-музыке, вся эта повязанная галстуками бюрократическая братия топталась на месте в тайной надежде, что все останется по-старому и им удастся сохранить свои теплые кресла. Из-за этого в подвешенном состоянии находился и московский рок-клуб, который теперь получил официальное наименование "Рок-лаборатория". Ни одна из городских организаций — комсомол, профсоюзы, управление культуры — не решалась взять на себя всю ответственность, поэтому у "лаборатории" не было ни статуса, ни крыши над головой, ни даже руководства — только список из сорока групп, которые в ней как бы участвовали…
Тем не менее атмосфера была уже не та, что год назад: в городе начались концерты и какие-то странные, но очень занятные мероприятия, где рокеры участвовали в общей заварухе наряду с авангардными поэтами, художниками-концептуалистами, брейк-дан-серами и изобретателями новых философий. Представители "альтернативных искусств" демонстрировали невиданную доселе сплоченность и деловую активность. Все говорили о клубах и объединениях. Художники "дикого стиля" малевали декорации для рок-групп. Поэты "мета-метафористы" выкрикивали свои строчки под стон саксофонов и кастрюльный бой фри-джаза…
Мне кажется, что настроение каждого периода точно передают ключевые слова жаргона. Например, в беспечное время начала 80-х главным понятием было "кайф", то есть блаженство, радость. "Ребята ловят свой кайф" — так назывались знаменитая песня "Аквариума" и моя первая статья об этой группе (1981). Затем самым характерным и популярным термином стало словечко "облом": нарушенный кайф, неприятность, неудача… "Везде крутой облом", — пел Майк в "Блюз де Моску". Что же до нынешнего переломного этапа, то королевой слэнга стала "тусовка". "Тусовка" — это значит "что-то происходит", это какая-то суета и деятельность, может быть, совершенно бесполезная — но обязательно модная и интересная. Вопросы дня: "Где сегодня тусовка?" и
Жанна, звезда
Фото А. Шишкина
"Что за тусовка?" — то есть кто именно выступает, или выставляет картины, или справляет свадьбу в "диком стиле" и т. п.
Рок-тусовка дошла до апофеоза в начале января 1986 года, обернувшись первым фестивалем "Рок-лаборатории". В небольшом помпезном зале одного из домов культуры собрались все лучшие московские любительские группы — и их оказалось не так уж мало. Даже ревнивые коллеги из ленинградского рок-клуба, которые специально приехали в количестве человек тридцати, были под впечатлением — несмотря на ужасную аппаратуру.
К счастью, все старые знакомые не только выжили, но и остались вместе. Жанна Агузарова вернулась из тайги еще летом, поступила в музыкальное училище и продолжала теперь петь с "Браво". Их образ нисколько не изменился, хотя обаяние новизны немного поблекло. Зато за спиной была правдивая легенда. Их новый хит начинался со слов: "Облейте мое сердце серной кислотой…" Жанна продолжала перетряхивать гардеробы всех своих знакомых в поисках костюмов для сцены: у меня нашлись детский карнавальный фрак с золотым орнаментом и старомодные лыжные брюки.
77
К тому времени в стране уже были введены ограничения па продажу алкоголя, и на фестивале практически действовал "сухой закон".
78
Для "Машины" это были первые легальные выступления в Москве за пять лет: до этого горкомом партии на них был объявлен мораторий… Концерт проходил в день смерти Высоцкого, Макаревич прилюдно посвятил ему песню, после чего запрет был возобновлен.