Страница 8 из 47
В этом сочинении, которое называется «Слово о полку Игореве», мы читаем горькие жалобы на княжеские междоусобия, дававшие возможность половцам опустошать Русскую землю. Действительно, по смерти Мономаха междоусобия усиливаются; князья размножались и все чаще и чаще спорили, кто старше, кому владеть Киевом или другим каким городом; Мономаховичи, т. е. потомки Мономаха, спорили и вели беспрестанные войны за великое княжение, за Киев, с Ольговичами, потомками двоюродного брата Мономахова, Олега Святославича; но и между самими Мономаховичами и самими Ольговичами шли также споры и войны. Киевляне помнили добро, какое получили от Мономаха, и были привязаны к потомкам его, тем больше, что между ними было много храбрых и добрых, ласковых князей. Беда была киевлянам, когда начиналась война между Мономаховичами; тогда они прямо отказывались принимать в ней участие, давать князю от себя войско. «Князь! — говорили они. — Ты на нас не сердись, а мы не можем на Владимирово племя рук поднять; вот если б на Ольговичей, то пошли бы и с детьми». Ольговичей не любили особенно за то, что они обыкновенно наводили половцев на Русскую землю. Князья в больших городах обыкновенно собирали народ на площадь и сами приезжали или присылали кого объявить свое желание. Такие собрания назывались вечами. Ударят в большой колокол, народ уж и знает, что случилось что-нибудь важное, и идет на площадь, где князь или боярин от имени князя будет говорить с ним. В это смутное время, когда князья боролись друг с другом и выгоняли друг друга из волостей, веча были нередки в больших городах; особенно часто они бывали в Новгороде Великом, потому что князья здесь сменялись беспрестанно; из жителей одни принимали сторону одного князя, другие другого и дрались иногда между собою.
Междоусобиями княжескими пользовались половцы и все более и более пустошили пограничные со степями княжества. Князь Переяславля южного говорил, что его волость пуста от половецких нашествий; князь Черниговский говорил, что у него города пустые, живут в них только псари да половцы; Киевское княжество также много терпело от них. Мало того, что они опустошали его землю, они в степях нападали на суда, поднимавшиеся по Днепру с греческими товарами, и тем сильно вредили Киеву, который жил греческою торговлей. Один Киевский князь, созвавши к себе других южных князей, говорил им так: «Братья! Пожалейте о Русской земле, о своей отчине и дедине: ежегодно половцы уводят христиан к себе, клянутся нам не воевать и вечно нарушают клятву; а теперь уже у нас все торговые пути отнимают». Когда князьям был досуг, они собирались со всеми своими полками, выходили в степь и дожидались, пока все торговые суда поднимутся по Днепру. Киев не раз был взят своими русскими князьями во время их споров и войн; но при князьях обыкновенно бывали толпы половцев. В 1203 году половцы, благодаря княжеской усобице, пожгли весь Киев, ограбили Софийский собор, Десятинную церковь и все монастыри; монахов и монахинь, священников и жен их, старых и увечных перебили, а молодых и здоровых повели в плен, также и остальных киевлян.
Ясно было, что эта южная, днепровская, Киевская Русь, как Украина, край, пограничье, не в состоянии держаться против своих степных соседей — половцев. Многие из ее князей были очень храбры; но они тратили свои силы в междоусобиях, только изредка могли воевать с погаными. Заботясь прежде всего о том, как бы не потерять своего старшинства, своего права на лучшие владения, они беспрестанно меняли свои княжества и потому не старались о них; дружины вместе с князьями волею, а иногда неволею переезжали из одного княжества в другое; князья, имея постоянную нужду в храброй дружине, дорожили ею, обходились по-товарищески, делились с нею всеми своими доходами, ничего не предпринимали, не посоветовавшись с нею, потому что при первом неудовольствии дружинник уезжал от князя и переходил на службу к другому; князей было много, и каждый охотно принимал к себе храброго человека. Но храбрость эта тратилась в междоусобиях, а земля пустела от половцев.
И вдруг сила объявилась в такой стороне, откуда ее не ждали, в дальней северо-восточной стороне, о которой мало и знали в Киеве, сила объявилась на верхней Волге, в стране, которую называли Ростовскою, иногда Суздальскою землею. Если сравнить с Южною Русью, днепровскою, с областью Киевскою, Черниговскою, Переяславскою, Волынского, Галицкою землею, то земля Ростовская, или Суздальская, была земля бедная, холодная, покрытая дремучими лесами и болотами, в стороне от главной дороги из Балтийского моря в Черное, от главной торговой дороги, на которой и началось русское государство. Зато мирному человеку, который хотел трудиться без помехи и спокойно пользоваться плодами своего труда, мирному человеку тяжко, невозможно было жить на этом благодатном юге; вспомним, что говорил Мономах: весною, как выедет крестьянин в поле на работу, откуда ни возьмется половчин, застрелит крестьянина, уведет его жену, детей, лошадь, сожжет гумно. Разве можно было так жить? И в этих благодатных, теплых и хлебородных странах живут псари да половцы; и мирному русскому человеку надобно уйти куда-нибудь подальше от степи. Безопасным убежищем для мирного человека была земля Ростовская: туда половцы не заходили, княжеских междоусобий сначала не было, да и потом было немного. Поэтому страна наполнялась народом, обстраивалась городами. Особенно много построено было городов в Ростовской земле, когда княжил здесь младший сын Мономаха, Георгий Владимирович Долгорукий. На границах своей Ростовской земли с землею Рязанскою и Черниговскою князь Георгий построил Москву. Так как Москва была ближайшим городом к черниговским владениям, то в 1147 году князь Георгий назначил в ней свидание приятелю своему, князю Святославу Ольговичу Черниговскому, и угостил его здесь на славу. Это первое известие о Москве; в котором же году она именно основана, об этом в летописях нет. Князь Георгий Владимирович хотя и долго жил на севере, в Ростовской земле, и строил здесь города, однако больше любил юг, добивался Киева, наконец получил его и умер в нем, но сын Георгия, Андрей Боголюбский, напротив, полюбил север, ушел туда с юга и не поехал в Киев, когда получил старшинство, остался жить в своем любимом городе Владимире-на-Клязьме. То же самое сделал и брат Андрея Боголюбского, Всеволод Георгиевич, прозванием Большое Гнездо, потому что от него пошли все северные князья и даже московские. Таким образом, Киев потерял свое старшинство, киевские князья должны были признавать старшинство князя Владимирского, который был и сильнее всех других князей.
По смерти Всеволода Большое Гнездо начались междоусобия между его сыновьями, но скоро приутихли. В это время, когда Юго-Западная Русь ослабела и запустела от междоусобий и половецких нашествий, а Северо-Восточная не успела еще окрепнуть, последовало из степной Азии сильное движение кочевых хищных орд, какого давно уже не бывало. Пришли татары, о которых до тех пор русские не имели никакого понятия; в степях татары столкнулись с половцами и поразили их. Это было в 1223 году; в Южной Руси важнее других были тогда два князя, два Мстислава: Мстислав Романович, княживший в Киеве, и двоюродный брат его, Мстислав Мстиславич Удалой, княживший в Галицкой земле (оба были праправнуки Мономаха от старшего его сына Мстислава). После поражения от татар половецкий хан Котян приехал с поклоном к русским князьям, съехавшимся в Киев, поднес им богатые дары и говорил: «Татары отняли нашу землю нынче, завтра вашу возьмут: так защитите нас; если же не поможете нам, то мы нынче будем иссечены, а вы завтра». Мстислав Удалой, самый храбрый из князей, стал уговаривать братьев помочь половцам. «Если мы, братья, им не поможем, — говорил он, — то они передадутся татарам, и у тех прибудет силы». Князья долго думали и наконец решились помогать Котяну. «Лучше нам принять татар на чужой земле, чем на своей», — говорили они. Князья собрали свои полки у Днепра. Тут пришли к ним татарские послы с такими словами: «Слышим, что вы идете против нас, послушавшись половцев; а мы вашей земли не занимали, городов и сел ваших не захватывали и на вас не приходили; пришли мы попущением Божиим на холопей своих и конюхов, на поганых половцев; возьмите с нами мир; если побегут к вам половцы, то вы бейте их оттуда, а именье их берите себе, потому что, как слышно, они и вам много зла делают, оттого и мы их бьем отсюда». Но русские князья не послушались и перебили послов. Тогда татары послали в другой раз сказать: «Если вы послушали половцев, избили наших послов и идете против нас, то ступайте, а мы вас не трогаем; Бог нас всех рассудит». Князья перешли Днепр и поехали на конях в степи половецкие, шли восемь дней до реки Калки и здесь встретили силу татарскую. Мстислав Удалой начал битву, и татары уже бежали, как вдруг половцы, бившиеся вместе с русскими, побежали, русские полки смялись от этого и были побеждены. Мстислав Киевский, видя беду, не тронулся с места, огородился кольем и бился из своего укрепления с татарами три дня; наконец был взят вместе с другими князьями: татары раздавили их, подложивши под доски, сверху которых сами сели обедать. Других князей татары гнали до Днепра, которого, однако, не перешли, а возвратились в свои степи.