Страница 146 из 150
Уполномоченные других держав признали умеренность этих требований и обещали всеми силами содействовать тому, чтобы Порта удовлетворила им. Венский кабинет был очень доволен решением восточного дела в Вероне и надеялся, что оно скоро кончится, Россия помирится с Турцией, греки, лишившись надежды на войну между этими державами, должны будут удовольствоваться тем, что выговорят в их пользу христианские государства, причем значение России сильно упадет на Востоке. Но скоро последовало жестокое разочарование. Турки, узнав о расположении государей, собиравшихся в Вероне; узнав, что депутат греческого народа не был допущен на конгресс, — турки не хотели удовлетворять русским требованиям, а между тем политике австрийского канцлера готовился неожиданный и страшный удар. До сих пор в греческом деле Англия шла рука об руку с Австрией по единству интересов, требовавших, чтобы Россия была отстранена от вмешательства и дело было покончено турецким правительством; отсюда Касльри, точно так же как и Меттерних, старался представить русскому императору греческое дело с его революционной стороны. Но в 1822 году английское правительство должно было заметить, что средства такой политики истощаются, что греки держатся против турок и сочувствие к ним усиливается как в Англии, так и на континенте. С другой стороны, Россия достигает своей цели: вследствие революционных движений Союз между континентальными государями крепнет, и русский император — глава этого Союза; Англия проиграла свое дело, принцип вмешательства восторжествовал; Англия со своим принципом невмешательства исключена из участия в континентальных делах — она одинока, поражена бессилием. Как же ей выйти из такого тяжкого, унизительного положения? Средство одно: идти наперекор политике Союза; Союз консервативен, его главная задача — тушить революционные пожары во всех углах; английская политика, следовательно, должна стать либеральной, поддерживать народные движения, и прежде всего поддерживать греков, тем более что они обманулись в своих надеждах на Россию, и потому легко у них заменить русское влияние английским. Крутые повороты политики в вопросах внутренних и внешних, смотря по обстоятельствам, — дело обычное и легкое на острове: глава государства не заручается ничем; если средства одного направления истощаются, другое берет верх, то сменяются лица в кабинете и политика бесцеремонно берет противоположное направление. Касльри лишил себя жизни; его место занял Каннинг, и в апреле 1823 года лорд Странгфорд получает от нового министра внушения, из которых видит, что должен переменить свой образ действий. Внушения начинались тем, что благодаря умеренности русского кабинета несогласия между Россией и Портой должны скоро прекратиться окончательно. Россия покидает свое передовое место; Англия должна воспользоваться этим и занять ее место, тем более что человечество этого требует. «К положению этого христианского народа (греков), который в продолжение веков стонал под игом варварства, Англия не может быть равнодушна. Королю угодно, чтоб великобританский посланник сделал Порте представление в пользу греков как христиан; требовал у Порты исполнения обещаний, данных ею министрам союзных держав, и пригрозил, что если эти требования не будут исполнены, то дружественные отношения между Турцией и Англией продолжаться не могут».
Уверенность в помощи Англии дала грекам новые силы. Еще в конце 1821 года многие вожди из Морей и Западной Греции обращались к Англии с просьбой принять Грецию в свое покровительство на условиях Ионических островов. Теперь это предложение было возобновлено. Английские агенты распространили в Греции слухи, что союзные государи высказали в Вероне свое нежелание вмешиваться в греческие дела и приравняли греков к неаполитанским и пьемонтским революционерам; что один герцог Веллингтон имел инструкции, благоприятные грекам. Как прежде, так и теперь Англия не хотела допускать до войны между Россией и Турцией, ибо в торжестве первой не могло быть сомнения. Англия хотела отделить русское дело от греческого, уладить первое, чтобы тем свободнее действовать на главном плане — во втором. Для этого лорд Странгфорд угрозами заставлял Порту уступить русским требованиям; он говорил рейс-эфенди: «Война между Россией и Портою должна вести к нарушению европейского равновесия: Порта должна будет уступить многие области России; для восстановления равновесия Англия должна будет стараться об увеличении своей силы и своих владений, ей не у кого взять, кроме Порты, которая сама виновата своим вредным упрямством». Устрашенная Порта согласилась уступить русским требованиям, кроме относящихся к грекам; об этих последних требованиях Странгфорд молчал. Но в Петербурге не молчали. Вследствие готовности Порты выполнить русские требования в январе 1824 года приехал в Константинополь русский дипломатический агент Минчаки и был принят с честью; но он тотчас же объявил, что не имеет полномочия касаться политических вопросов, круг действий его должен ограничиться одними торговыми отношениями. Присылку настоящего министра в Константинополь петербургский кабинет ставил в зависимость от исполнения всех требований по греческому делу. В мемуаре своем об умиротворении Греции (9-го января 1824 года) русский кабинет спрашивал: «Если во время прибытия императорского министра в Константинополь не будет еще никакого соглашения насчет греческих дел, то не будет ли он поставлен в крайне затруднительное положение? Он будет свидетелем борьбы между турками и греками, и борьба эта может иметь один из двух результатов: или греки и в этом году удержат приобретенную ими независимость, или будут низложены силою оружия. В первом случае турки могут приписать свою неудачу тайным проискам и сношениям императорского министра, как было при бароне Строганове, который и принужден был оставить Константинополь. Во втором случае русские посланники и министры союзных дворов могут ли оставаться неподвижными и немыми свидетелями беспорядков, которые всегда сопровождают победы оттоманских войск и которые еще более увеличат жажду мщения? И способна ли будет Порта в минуту победы выслушивать представления самые основательные? И однако, будет ли возможно не делать ей никаких представлений? По веронским протоколам греческие дела касаются всех членов Союза: и было постановлено, что все члены Союза коллективно будут принимать участие в их решении; следовательно, их министры вместе с русским министром будут находиться в одинаковом положении: отказываясь действовать, они не будут исполнять своих обязанностей; действуя, они должны будут бояться, что их требования будут отвергнуты, и это поведет к нарушению добрых отношений их к Порте. Россия не может равнодушно видеть продолжения порядка вещей, который парализует ее торговлю и вредит самым дорогим ее интересам. Другие союзные государства, конечно, не имеют таких важных побуждений; но будет ли и с их стороны политично и великодушно не положить конца бедствиям Греции и Турции? Союзники считают священною обязанностью содействовать сохранению общего мира; но этого мира не будет, пока идет борьба у Порты с Мореею и островами Архипелагскими, пока здесь господствует революция и анархия. Не будет мира материально, потому что далеко еще до окончания борьбы; не будет мира и нравственного, потому что борьба эта порождает в Европе во всех умах беспокойство, которое грозит опасностью. Союзные дворы одним своим единодушием придавили препятствия, без того неодолимые, свергли с престола похитителя и разрушительного гения завоеваний, удержали бич военных революций, восстановили общественный порядок на его древних основаниях; так неужели теперь они откажутся от одного из естественных следствий своей системы и не увенчают своих успехов, которыми стяжали себе признательность настоящего и будущего? Люди благонамерные поражены будут такою переменою и должны будут упрекать союзников в недостатке постоянства и мужества. С другой стороны, революционеры, изгнанные из государств, где они сумели соединить слабость с изменою, перенесут всю свою гибельную деятельность в Грецию, дадут здесь торжество своим разрушительным учениям и, быть может, успеют ввести в заблуждение народы, обвиняя Союз в стремлении отдать Грецию под власть анархическую и варварскую и поставить на одну линию магометанство и религию христианскую. Излишне исчислять все вредные последствия таких заблуждений. Они отнимут дух у друзей добра и наполнят радостию сердца заводчиков смуты, которые рассчитывают на бедствия человечества. Союзу необходимо, следовательно: уяснить свои истинные намерения; показать, что всюду он успел установить мир; для этого он должен спешить приведением к счастливому концу переговоров, иначе часть Европы будет страдать от продолжительного кровопролития и нельзя будет установить прочных отношений между Россией и Портою. Желая содействовать счастливому исходу дела, русский кабинет укажет средства для этого, по его мнению, самые верные, причем ограничится одними общими, взглядами. Очевидно, что турки не согласятся никогда признать политическую независимость Греции под какими бы то ни было формами. Не менее очевидно, что греки со своей стороны не согласятся никогда войти относительно Порты в положение, бывшее до войны. Надобно найти, следовательно, среднее положение, именно — установить в континентальной Греции княжества, подобные Дунайским. Таких княжеств будет три, по географическому положению Греции: в состав первого войдут Фессалия, Беотия, Аттика, или Греция Восточная; в состав второго — прежний Венецианский берег, Энир, Акарнания, или Греция Западная; третье княжество будет состоять из Морей, или Южной Греции, к которой можно присоединить остров Кандию. Что касается до островов Архипелага, то им можно дать муниципальное управление. Порта сохранит верховную власть над страною; она не будет посылать туда ни пашей, ни губернаторов, но будет получать ежегодную дань — одним словом, отношения будут те же самые, в каких Порта находится к Валахии и Молдавии. Представителем греческих княжеств и островов в Константинополе будет тамошний патриарх, который будет пользоваться покровительством международного права».