Страница 141 из 150
При таких внушениях собрался Веронский конгресс.
VII. ПОСЛЕДНИЙ КОНГРЕСС — КОНЕЦ ЭПОХИ
Опасным состоянием всех трех южных полуостровов Европы должны были заняться государи, положившие съехаться на конгресс в Верону; но испанская революция составляла главную их заботу. Итальянская революция была прекращена австрийскими войсками; испанская могла быть прекращена только французскими, и император Александр уже давно указывал Франции на эту обязанность ее. Но согласится ли и сможет ли Франция сделать то в Испании, что сделала Австрия в Италии? Решение этого вопроса зависело от внутреннего состояния Франции, от положения и силы ее правительства.
Мы оставили Францию после Ахенского конгресса, когда правительство Людовика XVIII в борьбе с ультрароялистами оперлось на либералов, но тем самым подняло и враждебные себе партии, дало им возможность открытого действия. Положение умеренных либералов, приверженцев конституционной монархии Бурбонов, было самое затруднительное: они должны были защищать конституцию против ультрароялистов и защищать династию против враждебных ей партий, популяризировать и национализировать ее, представлять необходимой для конституционной свободы такую династию, которой глава был умирающий старик, а наследник — глава приверженцев старой Франции, глава ультрароялистов! Естественно, приверженцы конституции делились и тем обессиливали себя: одни из них, видя опасность от поднятия антидинастических партий, выбирали из двух зол, по их мнению, меньшее, требовали сближения с ультрароялистами, уступки им, не определяя, как далеко должно идти сближение, уступчивость, боясь этого определения, предчувствуя, что оно укажет им опасность или тщету их стремлений. Другие из двух зол также выбирали, по их мнению и отношениям, меньшее, требовали сближения с людьми революции и империи, уступчивости им, опять не определяя, как далеко должно идти сближение и уступчивость, боясь этого определения. Так, вследствие этого различия во взглядах и отношениях порознились два министра Людовика XVIII, Ришелье и Деказ, и первый должен был оставить министерство. Министерство Дессоля, самым видным членом которого был Деказ, указывало на торжество второго направления между приверженцами конституции, — торжество, которое условливалось и личным неограниченным влиянием Деказа на короля.
Разумеется, люди, стоявшие между двух огней, изменяли свои взгляды, свое положение, смотря по степени давления, какое испытывали они от той или другой стороны. Деказ, разорвавший с ультрароядистами и сближавшийся потому с ультралибералами, должен был разорвать и с последними, когда увидал крайность их требований и стремлений. Таким образом, либеральное министерство потеряло свою популярность и между либералами, не уменьшивши нисколько ненависти к себе ультрароялистов. Наступили выборы в палату 1819 года. Ультрароялисты, зная, что не получат большинства, не хотели дать большинства умеренным либералам, которые должны были поддерживать министерство, но придумали дать большинство революционерам, чтобы этим средством свергнуть ненавистное министерство и произвести реакцию.
Газета «Белое знамя», орган ультрароялистов, выражалась таким образом: «Министерство — самый опасный враг роялистов, так его нужно бить прежде всего и постоянно; выбор якобинских кандидатов менее гибелен, чем выбор министерских, потому что первый ускорит спасительный кризис». Они достигли своей цели, и люди, боявшиеся революции и из страха перед ней прятавшиеся под «Белое знамя», были страшно напуганы избранием ультралиберальных кандидатов, особенно аббата Грегуара, который во время революции, будучи членом конвента, один из первых требовал провозглашения республики и суда над Людовиком XVI и потом, будучи в отсутствии во время приговора, письменно заявлял, что одобряет осуждение короля на смерть. Демократическая партия была в восторге от этого выбора; не скрывали своего злорадства и ультрароялисты, указывая на исполнение своего пророчества, что «кровавая дочь конвента» (ультралиберальная палата) явится как необходимое следствие 5-го сентября, утверждали, что волнения и беспорядки, обнаружившиеся в это время и в других странах Европы, были следствием системы, которой держалось французское министерство.
Виновник 5-го сентября, Деказ, испугался торжества ультралиберальной партии и начал внушать своим товарищам о необходимости переделать дело 5-го сентября, изменить избирательный закон. Но три министра — Дессоль, Гувион де-Сен-Сир и барон Люи — не согласились на перемену политики и вышли из министерства; Деказ обратился к Ришелье с просьбой составить новое министерство; но тот отказался, выставляя недостаточность своих средств вести правительственное дело в такое бурное время. Тогда Деказ сам сделался президентом Совета нового министерства, сохраняя свой прежний портфель внутренних дел; Пакье взял министерство иностранных дел, Руа — финансов, генерал Латур-Мобур — военное, Де-Серр, решительно разорвавший с ультралибералами, остался хранителем печати (министром юстиции).
Деказ и Де-Серр задали себе трудную задачу: отстать от ультралибералов, противодействовать их стремлениям, не сближаясь с ультрароялистами. От нападения левой стороны в палате они не находили защиты в правой, которая в начале 1820 года дождалась наконец желанной реакции, вызванной поступком одного безумца. 1(13) февраля, во время масленицы, второй сын графа Артуа герцог Беррийский был поражен у дверей театра седельным подмастерьем Лувелем, который наслушался толков, что Бурбоны — виновники всех бедствий Франции. Герцог умер на другой день, оставив пятимесячную дочь и беременную жену. Большинство парижского народонаселения было ошеломлено этим событием; революционная партия, по отзывам очевидцев, обнаруживала варварское удовольствие; в палате началась усиленная борьба партий. «Палата должна обратить внимание на источник зла, — говорилось справа. — Надобно уничтожить все козни фанатизма, который ведет к таким гибельным результатам. Остановить позорные и гибельные движения, которыми начинаются революции, можно, только сковавши снова революционный дух, вооружившись против безрассудных писателей, дерзких вследствие безнаказанности». Справа требовалось, чтобы в адресе, который должно было подать королю по поводу печального события, было сильно выражено желание палаты энергически содействовать всем мерам, которые будут приняты для истребления гибельных учений, подкапывающих троны и все авторитеты и грозящих цивилизации поднятием новых революций. «В адресе, — говорилось слева, — должна идти речь только о слезах, проливаемых над принцем, о котором сожалеют все французы, о котором особенно сожалеют друзья свободы, ибо они знают, что гнусным преступлением воспользуются для того, чтобы уничтожить свободу и права, признанные мудростью монарха».
Даже в палате один из депутатов решился выставить Деказа как соучастника в преступлении Лувеля. Здесь чувство приличия удержало от выражения сочувствия этой выходке; но не удерживались в гостиных, где ожесточение против Деказа не знало пределов; особенно отличались женщины. Громко высказывалось сожаление, что уголовные законы стали слишком мягки; что не употребляется более пытка, которая заставила бы преступника выдать своих сообщников. С 3(15) числа ультрароялистские журналы вдруг, по данному знаку, повели атаку против министра внутренних дел. В преступлении Лувеля они указывали следствие гибельных учений, которые высказывались под покровительством правительства; провозглашали, что нельзя в челе правительства оставлять министров, которых нравственное участие в преступлении Лувеля неоспоримо. Деказ выставлялся человеком, который воспитал, ласкал и спустил с цепи революционного тигра. Мы видели, что Деказ еще до убиения герцога Беррийского начал удаляться от ультралибералов и, напуганный результатами последних выборов, стал думать о необходимости изменения избирательного закона. Теперь, действительно встревоженный опасным общественным настроением, признаком которого служило преступление Лувеля, и желая избавиться от ультрароялистских нареканий, он приготовил проекты двух законов — об ограничении личной свободы и об ограничении свободы печати. Тогда ультрароялисты соединились с ультралибералами, чтобы не дать министерству провести эти законы и поразить его бессилием; с другой стороны, и умеренные либералы объявили Деказу, что они готовы поддерживать его два проекта только с тем условием, чтобы он отказался от изменения избирательного закона. За исключением английского посланника, дипломатический корпус был также враждебен Деказу, в котором представители иностранных дворов видели безрассудного либерала, подвергнувшего Францию и чрез нее и всю Европу большим опасностям. Наконец, герцогиня Беррийская, удалившаяся в С.-Клу, говорила, что не переедет в Тюльери, если будет обязана встречаться там с Деказом, и прямо объявила королю, что никогда не пустит к себе на глаза министра внутренних дел. Деказ представил королю необходимость для себя выйти из министерства и указал на герцога Ришелье как на единственного человека, способного быть главою министерства при тогдашних обстоятельствах: отвращение Ришелье от ультралибералов и желание сблизиться с ультрароялистами были известны, и все же Ришелье не был ультрароялист. Но королю было очень тяжело решиться на перемену министерства: во-первых, ему должно было расстаться с любимцем; оскорбления, которым подвергался любимец, он считал своими собственными оскорблениями; во-вторых, любимца выживала ультрароялистская партия, противная Людовику XVIII, — партия, имевшая во главе наследника графа Артуа. Уступить этой партии, пожертвовать ей любимцем, было крайне тяжело. Наконец, король предвидел (и для этого не нужно было иметь очень большой проницательности), что ультрароялисты не удовольствуются этой уступкой, не успокоятся на министерстве Ришелье; при их стремлении овладеть всем это министерство будет только переходное к чистому ультрароялистскому министерству. «Волки требуют у пастуха одного, чтоб он пожертвовал им собакою», — отвечал король Деказу, когда тот доказывал ему необходимость уступить ультрароялистам и переменить министерство Деказа на министерство Ришелье. Пастух видел всю опасность для себя в исполнении требования волков, но не имел силы отказать им. Ультрароялистские журналы удваивают ярость своих нападений на колеблющегося министра, называют его «Бонапартом передней», человеком, которого политика устрашает царей и народы; министром, всемогущим против верности, бессильным против измены и убийства. Уже идут слухи, что некоторые из отчаянных ультрароялистов решились убить Деказа; графу Артуа внушают необходимость обратиться к королю с настоятельными требованиями удалить Деказа. Вечером 6(18) февраля граф Артуа и герцогиня Ангулемская бросаются на колени перед Людовиком XVIII и умоляют уступить требованию обстоятельств, указывают на опасность, которая грозит любимцу, если он будет оставаться министром. Вечером 20-го числа король подписывает приказ, назначающий герцога Ришелье президентом Совета министров; Деказ увольняется по нездоровью, возводится в герцоги и назначается посланником в Англию; король был в отчаянии. «Все теперь для меня кончено», — сказал он испанскому посланнику.