Страница 130 из 150
С 1815 года греки стали принимать особенное участие в этом движении; в Западной Европе, с одной стороны, исчезла прежняя католическая узкость взгляда на восточных христиан, с другой — могущественно было либеральное направление; грекам сильно сочувствовали не столько как христианам, но более как потомкам Мильтиадов, Эпаминондов, Сократов и еще более как народу, находящемуся под варварским игом и стремящемуся освободиться от него. Между Грецией и Западной Европой обнаружилась тесная связь, скрепляемая взаимными посещениями: если молодые греки являлись в западных университетах и здесь получали сильное возбуждение к освобождению своего славного отечества, то, с другой стороны, европейские путешественники стали толпами посещать Грецию и тем поднимали ее значение в глазах народа, возбуждая надежды насочувствие и помощь; Европа видимо принимала Грецию во владение. Так в высшем слое греческого народонаселения выработалось сознание необходимости освобождения и вместе сознание того, что условия для него благоприятны. Тайное общество, так называемая гетерия, основанное Николаем Скуфасом в Одессе с целью «дать торжество кресту над луной», сильно распространилось между греками. Подготовка была сделана; но для успеха восстания понадобились материалы особого рода, которые также были готовы. Такими материалами служила масса христианского народонаселения, которая в своем религиозном одушевлении, в своей ненависти к врагам креста должна была поддержать борьбу.
Борьба между двумя национальностями: одной — долго порабощенной, но сознававшей свои жизненные силы, свои права на независимое существование и другой — поработившей, но которой грозила потеря господства, — борьба между двумя национальностями, поставленными в такие отношения, да еще при ненависти религиозной, разумеется, должна была с самого начала принять характер самый ожесточенный, истребительный, не допускать соглашений и сделок. Такая борьба могла кончиться только истреблением одной национальности другою, и потому, чтобы не довести ее до такого исхода, необходимо было разнять борющихся, отделить их совершенно друг от друга. Но масса христианского народонаселения Греции, несмотря на все ее сочувствие к борьбе, не могла вести ее непосредственно: для этого нужна была вооруженная сила. Такую силу в Греции представляли арматоры, местная милиция, охранявшая порядок и спокойствие, сохранившаяся от времени падения Византийской империи по договорам некоторых областей (горных) с турецким правительством, и особенно клефты, имевшие одинакое происхождение и характер с нашими старинными казаками. Люди отважные, богатые физической силой и ловкостью, не способные к мирной работе при тяжких рабских отношениях к туркам удалялись в горы, как наша удалая голутьба стремилась в степь, чтобы там гулять, вести свободную жизнь на счет чужих и своих. Когда вспыхнула борьба с турками, клефты явились на первом плане, дали войско. Таковы были побуждения и средства к восстанию.
Но при этом не надобно забывать и больших препятствий к успеху борьбы. Первое, и главное, препятствие заключалось в разрозненности сил и национальных интересов христианского народонаселения Турецкой империи; это народонаселение по национальностям делилось на три главные группы: греческую, славянскую и румынскую. Благодаря влиянию России, ее поддержке постепенное выделение из разлагавшейся Турции более или менее независимых от нее во внутреннем управлении владений началось с севера, по близости к русской границе. Самые энергические и храбрые из турецких славян, сербы, уже находились под управлением князя из своего народа, имели уже свой определенный круг отношений, интересов, причем их действия зависели от личных взглядов правителя, обязанного прежде всего заботиться о своем, о своих; обязанного осторожно и зорко смотреть во все стороны, преимущественно на север. Румынские княжества, составлявшие отдельное целое по своей национальности, давно уже привыкли жить в страдательном ожидании улучшения своей участи, своей независимости и свободы не от каких-либо внутренних движений, но от военных и дипломатических успехов могущественного народа, у которого возникла мысль о Дакийском королевстве. Притом неправильные отношения высшего класса, бояр, к остальному народонаселению в Дунайских княжествах и вражда к грекам, которые являлись здесь со своими господарями из фанариотов (знатных константинопольских греков) с целью высасывать деньги из страны, не могли побудить народонаселение Дунайских княжеств принять деятельное участие в греческом восстании. Таким образом, греки должны были бороться одни; но и между ними самими не было единства. Природные условия, которые в древности раздробили Грецию на множество мелких отдельных владений, действовали и теперь, заставляя отдельные области ее бороться в одиночку; арматоры и клефты не могли образовать единого войска, сколько-нибудь дисциплинированного, способного повиноваться единому вождю; да и такого вождя, человека, способного подняться над всеми и дать единство движением, — не было. При подобных препятствиях, несмотря на все одушевление, храбрость и выдержли-вость греков, дело их грозило кончиться неуспехом, если бы они не имели поддержки в Европе, и преимущественно — в России.
Понятно, что глаза всех людей, желавших освобождения Греции, всех членов гетерии были обращены на грека, который занимал важное место между тогдашними европейскими деятелями; который стоял подле Меттерниха в значении главного его соперника, — на графа Каподистриа. Если помощь Европы, и особенно России, была необходима для греков, то никто скорее Каподистриа не мог склонить русского императора к поданию этой помощи. Но никто лучше Каподистриа не понимал, что время, избираемое гетеристами для начала действия, неблагоприятно, и потому он находился в самом неловком положении относительно гетеристов, которые приступали к нему с представлениями, что пора начинать и что они не пропустят этой поры. Ему оставалось одно: отклонить от себя участие в деле; но он не мог поставить себя во враждебное к нему отношение, не мог открыть о нем, не мог не желать ему успеха; с этим желанием могло соединяться и другое, чтобы греческое восстание, будучи иного рода, чем революция испанская или итальянская революция, спутало установившиеся взгляды и отношения и нанесло удар врагу — Меттерниху.
Как бы то ни было, Каподистриа оставался в стороне, и гетеристы обратились к другому греку, находившемуся в русской службе. Храбрый генерал-майор, потерявший руку под Кульмом, князь Александр Ипсиланти, живой, сочувствующий всему хорошему и возбуждавший к себе сочувствие, был один из тех людей, которые считаются достойными власти до тех пор, пока не получат эту власть в свои руки. Гётеристы не могли не остановить своего выбора на Ипсиланти как на человеке, более других способном начать дело и с успехом вести его. Ипсиланти не мог не увлечься мыслью быть главным вождем греческого восстания. Ипсиланти, сын того валахского господаря Константина Ипсиланти, который сильнее других принимал к сердцу знаменитый проект образования Дакийского царства и, потеряв свое господарство в 1806 г., должен был спасаться бегством в Россию. Александр Ипсиланти, способный по природе своей к увлечениям, принимавший во внимание одно общее направление, не рассуждая частностей, особенных условий, которые ускоряют или задерживают явление, рано или поздно необходимое, неспособный останавливаться на вопросе: пора или рано? — когда сильно желается, чтобы была пора, — Александр Ипсиланти, уверенный в том, что Россия по своим общим необходимым условиям должна немедленно же подать помощь восставшим грекам, уверял в этом других уже одним положением своим: генерал русской службы, друг Каподистриа, мог ли он решиться на действие без самых верных обнадеживаний со стороны России? Было увлечение; мог быть и расчет поднять греков и вообще турецких христиан именем России, а Россию заставить помогать восстанию именем греков и христиан.
Нельзя много упрекать Ипсиланти за то, что местом начального действия он выбрал Дунайские княжества: прежде всего, они были близки к России; во-вторых, они имели известную степень самостоятельности; в-третьих, что было всего важнее, Турция по трактатам не могла в них действовать свободно, без согласия России, которая, таким образом, волей-неволей втягивалась в дело, причем не могла действовать против своих. В Греции таких благоприятных условий не было: здесь турки могли действовать свободно, не спрашиваясь ни у кого, и могли скорее задавить восстание. Чтобы восстание в Греции могло быть успешно, нужно было отвлечь от нее внимание и силы турок на север, туда, где они должны будут необходимо столкнуться с Россией.