Страница 7 из 22
Челядёшки таких рассказов наслушаются — тоже поворожить захотят: просят старших девушек их с собой захватить, когда те в баню ворожить пойдут или на росстани, то есть на перекресток слушать, откуда женихи приедут. Те отмахиваются, отмахиваются, потом скажут: «Ну ладно-те, садитесь-ко на чунки, поехали ворожить!» Усадят на саночки малышню, за околицу вывезут — там темно, да страшно, ветер свищет, волки воют где-то за рекой! — санки опрокинут и давай кричать: «Ой, куляши-то вон, куля-ши-те бегут! Ой, щас вас всех сохватают!» Челядёшки пуще огня куляшей боятся- и ну домой улепетывать, только пятки сверкают!
Дома мама их выслушает, головой покачает: нельзя, дескать, детям по ночам за околицу бегать! Потом скажет: «Завтре Крещение, праздник великий, поворожить бы надо, кто сего года незаможет». Прикажет челядёшкам ложки взять — а в семье у каждого своя ложка, меченая: у кого щербинка, у кого узор другой; чужую ложку брать заказано, а если своя повредится — треснет или сломается — то жди беды.
Мама в каждую ложку воды зачерпнет из кадки и прикажет на поветь [9] их отнести, чтобы вода в них замерзла.
Ребятня старается: на повети ложки разложит и все никак в избе не может усидеть, бегает то и дело ложки смотреть. Мама видит, что челядёшкам не терпится, новое дело им подыщет: «Вот вам, — скажет, — лёнтоцьки да снуроцьки, идите-ко повяжите их на углы избы да на отвода да заворы прицепите. Вам завтре куляши подарков на них навяжут!»
Утром дети первым делом за ложками бегут на поветь. Мама ложки на столе разложит, станет рассматривать: в которых лед с ямкой посередине, это к худу. Значит, будет хозяин ложки в этом году хворать или другие какие несчастья его поджидают. А коли лед в ложках горбиком — будет хозяин здоровым и крепким весь год. Ребятенки ложки свои похватают, кричат наперебой: «Я здоровый буду! И я! И я!»
А после завтрака поскорей подарки от куляшей получать: кому куколку, кому пряничек или орешек в узелочке. Только у непослушных да забияк ленточки пустые. Так что ребятня старается вовсю, чтобы куляшей не обидеть. Без подарков-то и праздников на белом свете и жить скучно!
В непогоду челядёшки дома сидят: метель метет, на улицу носа не высунешь. Вот все вместе и соберутся — и кошка Белогрудка, и собачка Лапа, и ребятишки с дедой Власом. Дедушка волчок смастерит: шарик из дерева вырежет с маленьким носиком, словно клювом голубиным, ручку к нему приделает тоненькую, нитку суровую намотает на нее; вставит волчок в станочек да за нитку-то и дернет. Волчок по полу побежит, зафырчит, а малые ребята, да кошка Белогрудка, да собачка Лапа за ним вдогонку! Потом челядёшки промеж собой тягаться начнут: у кого дальше волчок убежит да у кого дальше пробегает.
Как наскучит ребятам волчком забавляться, станут они у дедушки просить: «Расскажи, дедушко, сказку!» — «А ка-ку тебе, Степушко, сказку-то? Сказка — ласка по стене-то ползла, дегтю воз везла, со стены упала да Степана-то и обмарала. Таку тебе сказку рассказать?» Все ребятки смеются, на Степу пальцем показывают — вон как он дегтем-то обмарался!
Ну да Степу голыми руками не возьмешь: он пока своего не добьется, от дедушки не отстанет: «Не таку, дедушка, сказку, а настоящу!» — «Настоящу? Смотри-ко ты, чего захотел! Ладно уж, скажу тебе сказоцьку, свяжу вязоцьку. Жил-был старицёк со старушкой в маленькой избушке. Была у них хлеба краюшка, да коровушка косорога, да свинья хрюшка, да овецьки цяконьки-бяконьки, да баран буданко, да пес пеганко. И стало им нецего ести: косорога-то рыцит, хрюшка визжит, цяконьки-бяконьки с буданком блеют, пеганко полаивает — смех-от какой! Чуть со смеху не померли! «Ну, — говорит старицёк, — есть тут у нас озерцё, пойду, может, хоть рыбы наловлю!» Взял вёршу да лодоць-ку, поплыл на серёдоцьку, вёршу роскинул, раз-другой вынул, да и попались ему щуцька да елец. Тут и сказке конец!»
Ребятишки только разохотились сказку-то послушать, а дедушка уж и кончил! «Ну, дедушко, ну расскажи ты нам длинную сказку, хорошую», — станут они дедушку Власа уговаривать. «А чем энта-то сказка не хороша? Ну ладно, вот вам еще одна сказоцька:
Замолчит дедушка, глянет по сторонам — что-то притихли внучата, не заснули ли? Где там! Приникли, друг к дружке прижались, сидят- слово боятся пропустить. Ми-шутка маленький даже рот разинул. «Гляди-ко, — деда Влас грозится, — ворона залетит, гнездо совьет, воронят-то выведет, оне станут у тя во рту-то полетывать да покарки-вать — вот и будешь ходить да вороной кричать: кар-кар! кар-кар!» Вся ребятня со смеху покатилась, друг на дружку поглядывают, рот руками прикрывают, как бы ворона кому не залетела!
Только Степка одно себе знает: «Дедушко Власий, а дедушко Власий, а расскажи еще про лихих разбойничков, что в нашем лесу проказили!» Усмехнется дедушка Влас, глаза прищурит, бороду седую огладит и начнет.
«Было то давным-давно, когда в избу ходили через окно, на головах горшки носили да на печи сено косили. Давнее было дело, давнее. Жил в деревне один человек бобылем — силы великой был. Его люди Фомою звали. Откуда он в места эти забрел — никто не знал да не ведал. Сказывали, был он разбойничьим атаманом, много людей по-повывел, да потом раскаялся, бросил своих товарищей и на мирную жизнь в деревне поселился.
Раз, говорят, проходила мимо деревни ватага разбойничков, а Фома в то время в поле пахал. Вздумалось раз-бойничкам над Фомою позабавиться: видят, лежит край поля камень — не малой, не великой, пудов пятьдесят-от потянет! Налегли всем миром разбойники да на пашню камень-то тот закатили: «Ну, — кричат, — мужик, лаптем шти хлебав, бородою нос подтирав, весь век тебе этот камень опахивать!» Не знали разбойнички с кем шутки шутят. Фома-то до камня борозду довел, лошадушку остановил, в камень плечом уперся — тот так с поля прочь и покатился: «Пускай, — говорит, — лежит, где прежде лежал!»
9
Поветь — крытый двор, сарай.