Страница 18 из 22
Мама поздно возвращается и всегда с собой то землянички, то чернички, то кусочек сотов пчелиных принесет: «Смотрите-ко, это березка поклон вам послала: медку да ягодок!» От березки подарочки всегда самые вкусные, совсем не то, что самому ягодку найти!
В сенокос многие ребятки старшим помогают сено ворошить. Работа не больно трудная, но за целый-то день под солнышком волей-неволей умаешься. Правда, детвора и тут не упустит случая поиграть да порезвиться. Чуть выпадет свободная минутка, как челядёшка то «сено возить» затеет, то в «коника» играть: один станет, наклонится, а другие через него перепрыгивают. Кто «коника» не перепрыгнул или на землю свалил, тот на его место становится. Те, кто поменьше, любят со стожка сена скатываться: влезут на самую верхушку — и вниз кувырком, только пятки мелькают. Старшие их за проказы не бранят: при этом стог прочнее становится.
А как станут домой возвращаться, шутники вперед забегут и «клепцй» поставят. Клепцами силки для зайцев называют. Вот проказники и устроят зевакам западни: найдут места, где высокие травы с двух сторон тропинку обступают, наклонят по пучку с каждой стороны поперек дороги и верхушками их свяжут. Кто под ноги не смотрит, обязательно запнется, да и не раз!
Как добрые люди последний снопик «Иванушку» чествовали
В деревне самая горячая пора- жатва. Чтобы зрелые хлеба не осыпались, их нужно сжать поскорее Поэтому чуть заря займется, пока ребятишки на полатях последние сладкие сны досматривают, все взрослые уж на работу поспешают Челядешки поутру проснутся, водой-холодянкой умоются, Господу Богу помолятся, а бабушка им молока нальет да по ломтю хлеба отрежет Ничего вкуснее на свете не бывает!
Пока бабушка по дому хлопочет сама с ребятушками разговаривает, чтобы не скучно им было, разные потешки да прибаутки рассказывает:
Кашу в чугунке помешает и новую потешку станет сказывать, длинную-предлинную Бабушка потешку не спеша рассказывает, еще и руками покажет, кто что да как делает:
В избе ребятишки долго не усидят, увяжутся за бабушкой на двор курочек кормить, цыплят от коршуна да вороны караулить — эти разбойники все вокруг да около шастают. Станет бабушка им рассказывать, как ворону-злодейку за разбой да покражу даже в острог сажали.
«Жила-была, дескать, на Руси ворона, с няньками, с мамками, с малыми детками, с ближними соседками. Прилетели гуси-лебеди, нанесли яичек; а ворона стала их забижать, стала у них яички таскать.
Случился в ту пору тут сыч; видит он, что ворона больших птиц забижает, и решил он к сизому орлу с жалобой податься. Прилетел и просит:
— Батюшка сизый орел! Дай нам праведный суд на шельму ворону.
Не долго думая послал сизый орел за вороной легкого посла воробья. Воробей порх-порх полетел, застал злодейку и давай ее к суду требовать. Она упираться, да не тут-то было! Стал ее воробей взашей толкать да карой стращать и привел-таки к сизому орлу.
Орел стал судить:
— Ах ты, шельма ворона, глупая голова, грязный нос, драный хвост! Про тебя говорят, что ты на чужое добро рот разеваешь, у больших птиц деток таскаешь: схватишь своими когтищами, только косточки затрещат, и поминай как звали!
— Напраслина, батюшка сизый орел, напраслина, — кланяется ворона.
— Про тебя же сказывают: выйдет мужичок сеять, а ты выскочишь со всей своей ордой — и ну разгребать!
— Напраслина, батюшка сизый орел, напраслина, — ворона челом бьет.
— Да еще сказывают: станут бабы жать, нажнут и накладут снопы на поле, а ты выскочишь со всей своей ордой и опять-таки ну разгребать да ворошить!
— Напраслина, батюшка сизый орел, напраслина, — ворона ему в ножки пала.
— Ах, так ты еще и отпираться! — разгневался орел. — В острог ее, в подземелье глубокое, да чтоб никто к ней не хаживал, ни питья, ни еды ей не нашивал. Знать будет, как других забижать!
Посадили ворону в острог, да плохо, видать, ее стерегли, сбежала шельма, опять от нее спасу нет!» Закончит бабушка сказку, да на небо глянет, нет ли вороны-злодейки. А детишки рады стараться, по двору бегают, руками машут: «Шуги-шуги, ворона, шуги-шуги, воровка!»
Когда взрослые с жатвой управятся, самые веселые деньки настают. Это для всех настоящий праздник — «дожинками» называется. Последние полосы выходят дожинать в праздничной одежде. Все на поле собираются- и старые, и малые. Работа споро идет, все друг другу подсобляют: кто снопы вяжет, кто их в суслоны складывает, кто песни поет. Каждый старается от других не отставать, но и вперед не вырываться, тогда в семье всегда будет лад и согласие. Как останется последний клочок нивки, станут его по кругу обжинать, пока не получится маленький кружочек. В последний сноп обязательно все по горсточке сжать должны, чтобы в доме все мирно жили да друг друга любили. Этот сноп «Иванушкой» называют. «Иванушке» особый почет: девушки его красной ленточкой подпояшут да в сторонке поставят, а хозяин тем временем «Кузьму-Демьяна» завивает: оставшиеся в середине круга колосья завьет с четырех сторон да пучки колосьями к земле пригнет, а потом заставит детишек под колосьями пролезать, чтобы здоровыми были весь год. Ребятне и то забава!
Потом хозяин все согнутые колосья сверху соломенным жгутиком перевяжет да поверх еще «шляпку» из пучка колосьев нахлобучит. Получится точь-в-точь маленький человечек. Это и есть «Кузьма-Демьян». Когда «Кузьму-Демьяна» завивают, все вокруг приговаривают: «Кузьме-Демьяну борода, коню — голова, нашему хозяину в сусек спорина, хозяюшке — в квашоночку, а деточкам — в хлебинку!» — значит желают, чтобы в доме все велось да спорилось: и зерно не переводилось, и квашня быстро подходила, и хлеб был пышный да мягкий.