Страница 45 из 63
Под конец царствования Алексея запрещено было (1675 г. авг. 6) стольникам, стряпчим, московским дворянам и жильцам перенимать немецкие обычаи, носить их платья, шапки и стричь волосы по-иноземному. Кто же ослушивался, тот подвергался опале, а из высших чинов переписывали в низшие.
В бытность в Москве английского посла Карлиля, во второй половине XVII в., одевались так же, как и прежде: в широкие и длинные платья, коих рукава ниспадали до пядей, но их подбирали в многочисленные складки с большим искусством; носили полукафтаны, длинные по икры, с большими висячими воротниками. Знатные особы одевались в кафтаны до колен, со стоячими воротниками, кои сзади были шире и выше, нежели спереди; их покрывали бархатом и парчовой материей. Споднее платье было узкое. Головы покрывали высокими колпаками с одним отверстием впереди и другим сзади: богатые носили кармазиновые и бархатные и унизанные жемчугом; купцы делали суконные, а бедные войлоковые, кои пестрили разноцветными кусочками сукна. На зиму подбивали мехами. Рубашки, составляя щегольство, вышивались шелком; воротник, нарукавники и грудь блистали золотою вышивкой и жемчугом. Носили полусапоги остроконечные с весьма высокими каблуками; подборы подбивали гвоздями. — Большая часть дворянства носила уже тогда башмаки и шелковые чулки или вязаные шерстяные; поселяне и рабочие оборачивали ноги войлоком или толстым сукном; бороды отращивали длинные, а волосы на голове имели короткие. Должно отдать справедливость, говорит Мьеж, что русские, не говоря о прекрасной их наружности и хорошем сложении, гораздо еще важнее в своих длинных одеждах, высоких колпаках, со своими короткими волосами и длинными бородами, нежели большая часть европейцев в их одеяниях. — Платье простого народа в отношении покроя было тоже, что у знатных, отличавшихся от них бархатами, атласами и парчою; горожане носили суконное: темно-красное, темно-зеленое и фиолетово-красное, а бедные — из толстого сукна, делаемого ими самими. На зиму подбивали платье, смотря по состоянию и важности, дорогими мехами: собольими, лисьими, горностаевыми, беличьими, заячьими и пр.; простолюдины носили овечьи полушубки. Женский наряд отличался от мужского шириной и длинными рукавами. Рукава их рубашек были довольно узкие, но от трех до четырех аршин длины, почему собирали в складки, которые покрывали сгибы самих пальцев. Полусапоги носили такие же, какие мужчины. Волосы заплетали девушки в две плетенки, которые ниспадали по спине; женщины подбирали их под чепец. „Надобно заметить, — продолжает Мьеж, — что женщины вообще имеют правильные черты лица и прекрасно сложены, но так преданы белилам, что едва можно их уверить, что они без румян хороши“[272].
Страсть белиться и румяниться продолжалась до наших времен. И теперь многие купеческие жены и мещанки не покидают этой дурной привычки. В этом, однако, нельзя обвинять их одних. Очень многие из другого сословия прибегают к постыдному средству краситься и румяниться, думая привлечь воздыхателей поддельной красотой или обмануть глаза других, натираясь румянами[273].
Следующая простонародная песня явно показывает, что для того только белятся и сурьмятся, чтобы нравиться:
Иоанн III, дозволив полезным иностранцам селиться в Москве, покровительствовал им и не препятствовал введению иноземных обычаев. Внук его Иоанн Грозный имел намерение ввести немецкие обычаи и законы[274]. Борис Годунов не воспрещал перенимать немецкие обычаи, замышляя совершить преобразование; но преждевременная смерть прекратила его предначертания. Первый самозванец презирал уже наши обычаи и вводил польско-немецкие. Цари Михаил и Алексей постепенно вводили науки, не воспрещали иноземцам жить по своему обычаю, а русским заимствовать от них не одно просвещение, но образ жизни и одежды. Напрасно думают, что Петр В. первый начал вводить иностранное и что он первый ввел науки: до него уже были посеяны начатки, ему оставалось докончить важное дело преобразования.
При царе Феодоре Алексеевиче уже запрещалось носить драгоценные платья, шитые на татарский покрой, а повелевалось ходить в польском или древнем русском. Боярин Никита Иванович Романов давно носил польские и французские одежды, но только у себя в деревне[275].
В конце XVII века повелевалось всем (1699 г.), исключая земледельцев и духовенство, носить венгерское платье; потом предписано было (в нач. XVIII ст.), чтобы мужской и женский пол носили определенное для них платье. Мужчинам определялось: верхнее саксонское, камзолы и споднее платье; сапоги и башмаки немецкие. — Тогда появились у нас польские шубы без отложного воротника, петлиц и пуговиц; они шились с просторными рукавами и меховой опушкой; вверху застегивались запонкою. — Такие точно и поныне носят. Предоставлялось на выбор носить зимою кафтаны саксонские или французские, но летом одно французское. Всем женщинам без исключения предписывалось носить: кунтуши, юбки, немецкие башмаки и немецкие шапки (шляпки). Черкесские кафтаны, русское платье и вообще все русское, как-то: тулупы, штаны, сапоги, башмаки строго запрещалось носить; даже не ездить на русских седлах, не делать и не торговать ими. На ослушников полагалось денежное взыскание: с пешеходцев по 30 алт. и 2 деньги, с конного 2 р. Портных, башмачников и седельщиков велено подвергать жестокому наказанию за изготовление старинных одежд и вещей[276].
272
Miege «La relat. de trois embass. de com. Carlisle», с. 329–334, ed. Amsterd., 1672 г.
273
Дикари, стараясь казаться красавцами, намазывали тело красками, выводя по нему узоры. При открытии Америки испанцы видели не только женщин, но мужчин, проводивших целый день за уборным украшением, состоявшим в натирании маслом и краскою — это составляло их одежду. Они не прежде могли выйти к ним, пока не покроют себя мастикою, извиняясь пред ними, что они еще голые (не одетые): «by sayng that they ca
274
Львов «Подробная летопись»; Кар. «И. Г. Р.», т. IX, прим. 34.
275
Olear. «Voyage en Moscovie», с. 201.; Korb. «Diar. itiner. in Moscov.», с 191, ed Vien., in f.
276
Грамота о ношении немецкого платья, 1705 г. марта 8 и апреля 28, пом. в собран. записок Туманского «О жизни Петра I», ч. 2, с. 251–252.