Быт русского народа. Народность. Жилища. Домоводство. Наряд. Образ жизни. Музыка. Часть I

* * *    Пошел он, дурень,    На Русь гуляти,    Себя казати,    Людей видати.    Навстречу ему свадьба,    Он им молвил: прости,    Боже благослови!    Дай вам Господь Бог    Царство небесно,    В земле упокой,    Пресветлой рай всем!    Поехали дружки,    Наехали бояре,    Стали дурня    Плетьми стегати,    По ушам хлестати.    Пошел, заплакал,    Идет да воет. —    Мать его бранити,    Жена пеняти,    Сестра-то также.    «Ты, глупый дурень,    Пошел он, дурень,    Неразумный бабин!    То же бы слово    Не так же бы молвил,    Ты бы молвил:    Дай Господь Бог    Новобрачному князю    Сужено поняти,    Под злат венец стати,    Закон Божий прияти,    Любовно жити,    Детей сводити»,    Потом я дурень,    Таков не буду. — * * *    Пошел он, дурень,    На Русь гуляти,    Людей видати,    Себя казати.    <На>встречу дурню    Идет старец,    Он ему молвил:    «Дай Господь Бог    Тебе же, старцу,    Сужено поняти,    Под злат венец стати,    Любовно жити,    Детей сводити».    Бросился старец,    Схватил его, дурня,    Стал его бити,    Костылем коверкать.    И костыль изломал весь.    Не жаль старцу дурака-то,    Но жаль ему, старцу, костыля-то.    Идет-то дурень    Домой-то, плачет,    Голосом воет,    Матери расскажет.    Мать его бранити.    Жена журити.    Сестра-то также.    «Ты, глупый дурень,    Неразумный бабин!    Так бы ты слово,    Не так же бы молвил,    Ты бы молвил:    Благослови меня, отче,    Святой игумен!    А сам бы мимо».    Добро ты, баба,    Баба бабариха,    Мать Лукерья,    Сестра Чернава.    Потом я, дурень,    Впредь таков не буду. * * *    Пошел наш дурень    На Русь гуляти,    В лесу ходити.    Увидел дурень    Медведя за сосной:    Кочку роет,    Корову коверкает.    Он ему молвил:    «Благослови меня, отче,    Святой игумен!    А от тебя дух, дурень».    Схватил его медведь — ать!    Зачал его драти,    И всего ломати,    И смертно коверкати,    Едва его, дурня,    Жива оставил.    Пришедши дурень    Домой-то плачет,    Голосом воет.    Матери расскажет.    Мать его бранити,    Жена пеняти,    Сестра-то также.    «Ты, глупый дурень,    Неразумный бабин!    То же бы слово,    Не так же бы молвил.    Ты бы заускал,    Ты бы загайкал,    Ты бы заулюкал».    Добро ты, баба,    Баба бабариха,    Мать Лукерья,    Сестра Чернава.    Потом я, дурень,    Таков не буду. — * * *    Пошел же дурень    На Русь гуляти,    Людей видати,    Себя казати —    Будет дурень    В чистом поле,    <На>встречу дурню    Шишков полковник.    Он заускал,    Он загайкал,    Он заулюкал.    Наехали на дурня    Солдаты,    Набежали драгуны.    Стали дурня бити,    Стали колотити.    Тут ему, дурню,    Голову сломили,    И под кокору    Бросили;    Тут ему, дурню,    И смерть случилась[53].

Продолжать выписки о старинных народных произведениях было бы здесь излишним. Всяк, кто сколько-нибудь знаком с напечатанными уже песнями, тот согласится, что многие из них так трогательны и сильны излиянием сердца, что они не только восхищают простолюдина, но и знакомого с изящными творениями.

Недавно стали думать, чтобы писать в народном духе, и некоторые в том успевали. Должно желать, чтобы наша словесность, богатая языком и чудесными оборотами, стремилась преимущественно к своему собственному назначению. Не надобно заимствовать не свойственного нам: ни предметов, ни красок, ни оборотов для слова и мысли. У нас всего в избытке. Каких хотите народных предметов? — Загляните в отечественную историю — там несчетное число событий величественных и печальных, отрадных и убийственных, поучительных и злодейских. А где краски? Ваша родина, ваше дорогое отечество: дремучие леса и бездонные пропасти, воды и океаны, богатства южных и горячих стран, ужас природы от берегов Ледовитого моря до упоительной роскоши — предметов бесчисленное множество! Человек с пламенной душою, возвышенной мыслью, чистым сердцем, с жаром ко всему прекрасному, изящному и благородному найдет везде себе пищу — ему не надобно указывать. — Но можно ли найти для предметов и красок приличные обороты и мысли? — Не только приличные, но возвышенные и глубокие. Это зависит от выбора предмета, который часто сам воодушевляет, и от места, поражающего наши чувствования, потрясающие душу и вызывающие, так сказать, слова и мысли на простор беспредельных размышлений: тут они стаями явятся, налетят на вашу душу, на ваше благородное сердце, унижут его жемчужными словами и развернутся пред вами бриллиантовою струей, в ослепительном сиянии. Рой звонких выражений и плачевных отголосков отзовется в оледеневшей душе и соплетет с лучезарной светочью мыслей блестящие украшения. Поверьте, можно достигнуть украшений: надобно уметь чувствовать.

вернуться

53

«Древн. российск. стихотв., собр. Кирш. Даниловым», изд. 1818 г. Приведенные здесь в отрывках, как-то: завоевание Сибири, доспехи Михаила Казарянина и жалоба пленной девицы суть сочинение, а может быть, переделка самого Кирш. Данилова из древних песен на свой лад; см. с. 116, 117, 203, 204, 209, 210. Следующие же: «А и горе, горе, гореваньице! — Изведение брата напоем лютых кореньев. — Об удалых с усами молодцах. — Сказка о дурне», помещ. на с. 381, 303, 409, 390, 402, - едва ли сочинение Данилова.