Страница 41 из 61
— Мадам Эсмеральда, вы жестоко ранили меня, отказав мне в танце и уплыв в объятиях другого. — Эта скучающая, аристократическая манера растягивать слова могла принадлежать только лорду Гиффорду.
Обретя способность дышать, она открыла глаза. Очертания трех фигур четко были видны на фоне далекого фонаря, но разобрать черты лиц или их выражения она не могла. Вуаль мешала ей отчетливо видеть.
— Возможно, вы не были достаточно настойчивы, — предположил третий. — Непохоже, чтобы Варкур оставил ей возможность выбора. Быть может, это одна из тех девчонок, от которых вы должны получить то, что хотите.
— Не будьте вульгарным, Элджи, — сказал Гиффорд. — По крайней мере перед… перед леди. Поскольку наша Эсмеральда уже возвращается, ваши подозрения насчет любовного свидания неверны, Олтуэйт. Полагаю, вы должны мне пять фунтов.
— Она возвращается одна, — заметил Олтуэйт. — Возможно, дело в том, что свидание и было, но только Варкур так же неловок в этих делах, как и в политических. Дайте-ка я попробую.
Он неуклюже шагнул вперед, прямо на Эм, и почти навалился на нее. Потом неловко схватил ее за обе руки. От него противно пахло виски и сигарами.
— Мне неинтересно кокетничать с вами, — холодно сказала она.
— Не надо быть такой холодной сучкой, — сказал Олтуэйт, крепче сжимая ее руки.
Эм едва удержалась, чтобы не ударить его. Он сильнее ее, а двое наблюдающих за ними мужчин вполне могут решить прийти на помощь ему. По меньшей мере платье ее будет порвано, и тогда придется найти какой-то способ исчезнуть с бала незаметно, чтобы ее непристойный внешний вид не бросился в глаза светским матронам. Светское общество может закрыть глаза на любой опрометчивый поступок, лишь бы были соблюдены внешние приличия.
И вдруг ее осенило. Она подалась вперед, уклонилась от его неуклюжей попытки поцеловать ее и пробормотала своим собственным голосом:
— Вы знаете, чей я дух, Эдгар. Пустите ее, иначе клянусь, что тени Аида никогда не оставят вас в покое.
— Эммелина! — Он произнес это имя как ругательство и оттолкнул ее. Эм едва удержалась на ногах.
— Что случилось? — напряженно спросил Гиффорд, подходя, чтобы помочь пошатывающемуся пьяному другу.
— Эта женщина — она ведьма! — сказал Олтуэйт. — Уберите ее от меня.
Эм повернулась и тут же налетела еще на одного мужчину.
Томас стоял в темноте на пересечении двух дорожек, пытаясь осознать слова Эсмеральды. Правда ли это? Действительно ли кто-то убил Гарри на глазах его матери? Он не смел в это поверить, пока еще не смел, но это многое могло бы объяснить.
Если это правда, то кто убил его брата? Его обдало жаром, когда он подумал, что все это время существовал некий убийца. Двенадцать лет его грызла совесть, двенадцать лет он обвинял себя в преступлении, потому что оставил брата на берегу реки, где тот соскользнул в воду и разбил себе голову о камни. И теперь у него чуть не закружилась голова при мысли о том, что это не был несчастный случай, и ярость охватила его, когда он предположил; что кто-то хладнокровно убил его брата столько лет назад и так и остался безнаказанным.
Он хотел поверить в это — так утопающий хватается за соломинку, и именно поэтому он сдерживал себя. Он глубоко втянул воздух, чтобы успокоиться, и спрятал поглубже эти мятежные чувства. Можно надеяться на что угодно, но ему требуются более серьезные доказательства. Он должен сам поговорить с матерью. Только тогда он поверит.
Он пошел к дому. Какой-то шум и возня впереди заставили его ускорить шаги. Потом Томас услышал голос:
— Эммелина!
Он сжал челюсти. Он слышал этот голос в парламенте в течение многих месяцев. Олтуэйт. Послышались другие испуганные голоса, и он свернул за угол. Какая-то стройная фигура круто повернулась и налетела на него в вихре взметнувшихся юбок. Он подхватил ее не раздумывая.
— Мадам Эсмеральда, — сказал он, глядя на троих мужчин, которые только что стояли перед ней. Гиффорд, Олтуэйт и Морел. Ни с одним из них встреча темной ночью не была бы приятна женщине с определенной репутацией. — С вами что-то случилось?
— Нет, лорд Варкур, со мной ничего не случилось, хотя я буду рада, если вы проводите меня в бальный зал, — быстро проговорила Эсмеральда, беря его под руку.
— С удовольствием, — сказал он. Он шагнул вперед, и трое мужчин сошли с дорожки. Эсмеральда крепче сжала его руку, когда они проходили мимо этой троицы.
— Итак, Эммелина, — сказал он, когда они немного прошли вперед.
— Так звали девушку, которую он знал некогда, Я сказала ему, что я знаю ее дух, — весело проговорила она, слишком весело.
Томас не поверил в это ни на миг.
— Я уверен, что вы сказали именно это.
— Что вы имеете в виду?
— Я имею в виду, что Олтуэйта не напугаешь парочкой страшных заявлений. Не похоже на него. — Он посмотрел на нее, прищурившись. — Сначала ожерелье а теперь вот это. Так вы Эммелина, не так ли?
— Может, я работаю на нее, — быстро сказала она.
— Я отбросил мысль, что вы работаете на кого-то.
— Я знала ее, — поправилась она. — Мы жили в одном пансионе. Она исчезла, оставив записку, что все ее чувства должны стать моими. Я переехала в ее комнату и так узнала, где нужно искать ожерелье.
В ее голосе слышалась дрожь, с которой она не могла полностью совладать. Нет, он не купится и на это тоже. Ее постоянные вымыслы задевают его, потому что заставляют его не верить в историю, которую она рассказала о его матери, сказал он себе, хотя он и понимал, что это еще не все.
— Перестаньте. Вас зовут Эммелина, — сказал Томас. Она промолчала. — Это имя подходит вам гораздо больше, чем Эсмеральда.
Они вышли из укромной части сада на лужайку, поднимающуюся к террасе.
— Потому что оно более английское? — подсказала она.
— И вообще… Эммелина. — Это имя не давало ему покоя. — Это имя хорошо мне знакомо.
— Имя вполне обычное.
— Яхочу сказать, что оно знакомо, потому что как-то связано с семейством Олтуэйтов, — пояснил он. Это так. Он принялся размышлять вслух. — В детстве я несколько раз приезжал в их огромный старый дом. Мне кажется, я помню какую-то Эммелину. Бледная девочка в светлом платье… Она не была одной из сестер юного Эдгара, насколько я помню — их я знал, Энн и Элис. Энн умерла в детстве. Я помню год, когда Элис появилась в свете. Она вышла за одного из сыновей Редклиффа и умерла через год. Но вы ведь ничего не знаете об этом, не так ли?
— Лорд Варкур… — начала она, но осеклась. Он ощутил, как напряжение в ней растет. — Что вы собираетесь делать? — только и спросила она.
Томас остановился, глядя на нее. Лицо ее полностью скрывала вуаль, по голосу ничего нельзя было понять.
— Мы заключили сделку, — сказал он.
— Я все сделала. — Слова ее прозвучали слабо, отчужденно.
— Это так, — согласился он. Это был его собственный ад, но с ним он разберется потом. Здесь и сейчас дело шло об Эсмеральде — или, скорее, об Эммелине. Он попытался припомнить что-нибудь о ней, высокой тихой девочке с длинными локонами, держащейся в стороне от других детей. Томас даже не помнил в точности, сколько лет ему было, когда его семья в последний раз гостила в Форсхеме. Конечно, до смерти Гарри и после смерти Энн. Он был как раз в том возрасте, когда начинаешь обращать внимание на девочек, и Элис воспользовалась этим в полную меру, мучая его своим кокетством с братьями Редклифф.
Эммелина была никем, просто тенью на фоне солнечных дней, немногим старше Элис и гораздо серьезнее ее. В каждом большом доме есть бедные родственники, на которых обращают внимание не больше, чем на слуг, и с которыми считаются не больше, чем со слугами.
— Это подтверждает то, что я подозревал уже несколько дней: каким бы извилистым ни был ваш план, намерения у вас личные, а не политические, — сказал Томас. Вокруг было слишком много людей для подобного разговора. Он повел ее по сырой траве к уединенной беседке.
— Как я уже сказала вам, — проговорила Эммелина, не оказывая никакого сопротивления, — я ничего не имею против вашей семьи.