Страница 31 из 35
– Так спите! Я покараулю.
– Вздор! – махнул рукой Семирадский. – Полчаса подремал – и баста! Нельзя потакать вредным привычкам!..
– Помилуйте! – поразился Ростислав. – Это сон-то вредная привычка? Знаете, посидишь двое суток в окопах без сна – иначе подумаешь.
– Воевать – тоже вредная привычка! – не сдавался профессор. – Все это, батенька мой, вздор, как и ваше курение. Человек может спать два часа в сутки!
Спорить о вреде курения не хотелось. Между тем профессор не унимался:
– Современная молодежь подает пример всеобщего одичания, да-с! И вы, Ростислав Александрович, не во грех будет вам сказано…
– Да! – серьезно кивнул капитан. – Одичал!
– Вот-с! Еще хорошо, что вы это признаете! Ну скажите, Бога ради, зачем вас понесло на эту дурацкую войну? Только не говорите, что вы спасали Россию. Это я, знаете, слыхал не раз.
Арцеулов задумался. Этот вопрос ему приходилось задавать и самому себе.
– Я профессиональный военный, профессор. Если кому воевать, то именно мне.
– А потом? Только не говорите, что вышли сокрушать большевиков!
– Потом? – удивился Ростислав. – Знаете, когда в конце 17-го офицеров стали рвать на части, то тут уж волей-неволей возьмешься за винтовку! Хотя бы из инстинкта самосохранения.
– Вот-с! – профессор поднял указательный палец. – Именно! Из инстинкта! Разум бездействует! Идет децивилизация человечества!
– Как вы сказали?
– Де-ци-ви-ли-за-ци-я! Сначала исчезает разница между современным человеком и папуасом, а затем между человеком и зверем! Не удивлюсь, если скоро к радости Натальи Федоровны из всех щелей полезут лешие, домовые, упыри…
– Не верите в упырей? – улыбнулся капитан. Профессор зарычал, но Арцеулов решил перейти в контрнаступление.
– А вы знаете, Глеб Иннокентьевич, мне приходилось читать, что в XVIII веке факты существования упырей были официально зарегистрированы.
– Ну да! В Трансильвании! – принял вызов Семирадский. – А приблизительно в то же время Французская Академия Наук официально постановила, что метеоритов не существует. Да-с! Метеоритов нет, а вот упыри есть!
– Скажите, – решился капитан. – А как объяснить, если в человека попадает пуля, и не одна, а он продолжает не только жить, но и даже воевать?
– Это означает, – вздохнул Семирадский, – во-первых, что вы промахнулись. Во-вторых, на этом человеке была кольчуга. В-третьих, вы забыли зарядить в патрон пулю. В-четвертых, произошел какой-то уникальный случай, требующий отдельного пояснения.
– Этих уникальных случаев вчера было приблизительно три десятка.
– Угу, угу, – кивнул профессор. – Взвод упырей. Хотите, я вам тоже расскажу занятную историю. Как раз в вашем вкусе. С упырями.
– Давайте, – согласился капитан, сворачивая новую «козью ногу». – По крайней мере, не усну.
– Не уснете. Это я выдумал не сам, а услыхал от моего коллеги. Лет этак пятнадцать назад он по заданию Русского Географического общества проник на Тибет. Переоделся ламой…
– Такие поездки охотно финансировались разведывательным отделом российского генштаба, – хмыкнул капитан.
– Возможно-с. К сожалению, очень многие привыкли путать грешное с праведным. Так вот, сей лама однажды попросился переночевать в одном тамошнем монастыре, то есть дацане. Попросился в момент печальный – там аккурат собирался хоронить одного монаха. Ну-с, и пришлось ему наблюдать церемонию…
Профессор помолчал, погладил бороду и продолжил:
– Церемония невеселая, но для этнографа любопытная. Уложили покойничка посреди двора, остальные собрались вокруг, а настоятель стал в головах усопшего. И вот поднял сей настоятель руки и стал бормотать нечто невразумительное. И что вы думали? Покойничек открывает глаза…
– Что? – вздрогнул Ростислав.
– Вот-вот, я так же переспросил. Открывает, стало быть, глаза, затем садится, а потом, представьте себе, встает. И начинает этакий обход – причем идет своими ногами, правда, если верить моему коллеге, несколько косолапо…
Арцеулову вспомнились медленные и неуклюжие движения солдат в высоких шлемах. А ведь если этому мертвому монаху дать винтовку…
– Ну вот, обошел всех и прилег, на этот раз окончательно. Тем дело и закончилось. Ну как, верите?
– А вы?
– Я ученый, – развел руками профессор. – Своими глазами не видел, но допустим. Отбросим возможность розыгрыша, временного затмения разума или влияние горного воздуха. Пусть это факт. Но для науки мало одного факта! Нужен эксперимент! Много экспериментов, причем на разных объектах!
– Спасибо, не надо, – усмехнулся Арцеулов, представив себе то, о чем говорил Семирадский.
– А-а! – махнул рукой тот. – К анатомии в свое время тоже относились предвзято! Великий Везалий даже пострадал за это от тогдашних папуасов. Ростислав Александрович, отдельные факты – это еще не наука. Даже много фактов – не наука. Сотни свидетелей видели в XVI веке под Парижем волка-людоеда размером с быка. Сотни! Но все равно, не вводить же на этом основании новый подвид Волк Каннибал Парижский!
– А зачем вы мне рассказали про этот монастырь, Глеб Иннокентьевич? – удивился капитан.
– Я лишь попытался объяснить позицию исследователя. Семен Аскольдович Богораз – исключительного таланта человек, но, например, вот с вашим перстнем изволил увлечься. Как можно делать такие скоропалительные выводы, даже с учетом мнения глубокоуважаемого Секста Эмпирика?
– А все-таки, что скажете? – Ростислав протянул перстень профессору. Тот повертел его в руках, пожал плечами, вернул:
– Азия, возможно Урал. Очень древний…
– Мне его велели не снимать, – внезапно признался Арцеулов.
– Так не снимайте, – согласился Семирадский. – Если он вам действительно помогает – или вам кажется, что помогает… Отчего же нет?
Выехали к вечеру, когда упившиеся повстанцы уснули. Правда, хозяин предупредил, что ночная поездка может стать опасной из-за обнаглевших в эту зиму волков, но выбирать не приходилось. Бородатый кержак привел еще одну тройку и сам сел править. Вторые сани оказалась под началом молодого, неразговорчивого парня, как понял Арцеулов, племянника хозяина. В результате разместились с комфортом – профессор составил компанию своим молодым коллегам, а Арцеулов оказался в одних санях с полковником.
Так ехали два дня. Миновав заснеженную низину (как объяснил полковник, замерзшее болото), сани свернули на ровную, хотя и весьма извилистую дорогу. Арцеулов удивился, откуда в комариных топях взялось такое, но Лебедев пояснил, что это замерзшая река со странным названием Китой. Им предстояло проехать по льду почти до самых ее истоков, а затем свернуть к верховьям другой реки, на этот раз со знакомым, но таким непривычным в этих местах именем Ока.
Куда предстояло ехать дальше, полковник не стал уточнять. Вообще, он оказался крайне неразговорчивым спутником и почти всю дорогу молчал. Арцеулов еще понял, если бы Николай Иванович использовал время по фронтовому – отдав дань Морфею, – но Лебедев и не пытался заснуть. Он молчал, сосредоточенно глядя на дорогу, время от времени его губы сжимались в тонкую полоску, и Ростислав догадывался, что мысли его спутника далеки от веселья. Тишина скрашивалось лишь заунывной песней, которую время от времени принимался напевать возчик.
Ночевали в небольших деревнях, где было тихо и спокойно – эти места война обошла стороной. Хозяева ни о чем их не спрашивали, лишь каждый раз напоминали, что ездить в этих местах стало небезопасно по вине серых разбойников. В одной из деревень предупреждали особо настойчиво, и Арцеулов настоял на том, чтобы оружие было у всех под рукой. Волков – обыкновенных волков – Ростислав почему-то не боялся. Это было совсем не страшно по сравнению с тем, что приходилось видеть как на фронте, так и в Иркутске.
Местность постепенно стала меняться. Пустые прежде берега теперь были покрыты подступившим с далеких предгорий лиственничным лесом, холмы уступили место высоким сопкам, на вершинах которых среди светлой зелени лиственниц густо темнели кедровые рощи.