Генерал Корнилов

От неудач никто не застрахован. Необходимо, чтобы победы перекрывали поражения. До последних дней так оно и выходило, и сэр Джордж уверенно исполнял свои нелегкие обязанности. Однако чем было перекрывать сначала немилостивое, а затем и явно враждебное отношение самой императрицы Александры Федоровны?Возраставшие козни «немецкой партии» сильно подрывали престиж посла Великобритании. Отношения с двором портились непоправимо. И по мере того как ухудшалась обстановка на фронтах, Бьюкеннену все труднее приходилось испрашивать высочайшую аудиенцию для передачи Николаю II разнообразных обращений британского правительства.

Как и многие вокруг, сэр Джордж также считал, что год 1916-й явился «последним» не только для России, но и для Европы. В следующем, 1917 году мир пережил небывалое крушение всего политического здания воюющего континента.

Может быть, потому, что этим годом как бы подводилась черта под всем прежним привычным мироощущением, многое из происходившего тогда для современников окрашивалось умилительным закатным светом. Больше этого уже не повторялось никогда.

Весну 1916 года Джордж Бьюкеннен вместе с семьей провел в Крыму. Всю свою последующую жизнь он с грустью вспоминал эти очаровательные две недели. Из Петрограда он выехал в холодный слякотный денек, несло дождь со снегом, по Неве гнало крупный ладожский лед, а под Севастополем его встретила кипень бледно-розовых садов. Все южное побережье цвело и благоухало. Синее море, синее небо, потоки солнца и легкий загар на милых женских лицах.

Несколько дней сэр Джордж провел в Севастополе, затем жена и дочь стали настаивать на переезде в Ялту. Пришлось покориться. Власти словно состязались в стремлении угодить. Из Петрограда английская семья ехала в салон-вагоне, не смешиваясь с пассажирами, в Крыму им подавались роскошные автомобили, размещались гости на самых изысканных виллах. Одно неудобство испытывал сэр Джордж – эта навязчивая, утомительная манера русских всюду устраивать встречи с поднесением хлеба и соли. Приходилось принимать, неумело держать в руках громадные пахучие караваи с полными солонками, выслушивать пространственные приветственные речи и всякий раз напрягать собственное красноречие для ответного слова.

В ялтинском яхт-клубе семью посла встретили исполнением гимна «Боже, храни короля», в Ливадии, на открытии госпиталя для раненых солдат, во время православного молебна были упомянуты в молитве имена английского короля и королевы. В последний день пребывания в «крымском раю» сэр Джордж нашел в автомобиле не только серебряное блюдо с хлебом-солью, но и целый ящик старого бургундского вина.

Впоследствии Бьюкеннен растроганно писал: «Необыкновенно грустно оглядываться назад на эти счастливые дни, отошедшие в вечность…»

Крымская поездка английского посла явилась желанным роздыхом после напряженных месяцев работы, как бы заслуженной наградой за удачи в своей слишком непростой, слишком хитроумной деятельности.

Прошедшей зимой Бьюкеннену (естественно, с помощью Пале-олога) удалось во многом нейтрализовать усилия «немецкой партии». При этом особенное внимание было направлено на безалаберную деятельность Распутина. Сэр Джордж, многонаблюдавший этого неграмотного, вечно полупьяного мужика, писал: «…политическая жизнь шла по направлению тех, интересам которых он служил и чьи интриги поддерживал. Необразованный и огрубевший от избытка чувственных наслаждений, он вряд ли мог конкретно понимать или направлять политику. Он предоставлял это другим, а сам довольствовался тем, что им руководили».

Таким образом, вокруг царского трона кипела напряженная, не всегда тайная война. Зимний дворец, а с ним и Ставка Верховного главнокомандования становились объектами интриг противоборствующих сил.

Как истинный джентльмен, Николай II никогда не позволял себе ни словом, ни жестом дать понять, что на него имеют влияние так называемые «домашние обстоятельства». Однако Бьюкеннен, человек достаточно искушенный, прекрасно видел, каких усилий стоило императору сохранять свою знаменитую невозмутимость.

Жарким днем в конце июля Николай II пригласил английского посла в Царское Село. Он лишь вчера вернулся из Ставки. Сэр Джордж имел неотложное поручение склонить русского императора к решительной поддержке английского плана по Сербии. Балканы, взорвав Европу выстрелом Гаврилы Принципа, оставались до сих пор самым пороховым местом в мире. Сербия, православная страна, традиционно рассчитывала на симпатии русского народа.

– Вам нужно что-нибудь сообщить мне? – обратился царь к послу.

Бьюкеннен начал разговор с сообщения, что британское правительство ничего не имеет против вековых притязаний России на Константинополь и проливы. Николай II попросил передать британскому правительству сердечную благодарность.

– Могу ли я сообщить своему правительству, что ваше величе ство согласны с итальянскими требованиями о территориальной компенсации на Адриатическом море?

Император велел подать географический атлас. Бьюкеннена удивила уверенность и быстрота, с какими царь находил на довольно мелких картах точное положение самых, казалось бы, ничтожных пунктов.

Итальянские требования во многом совпадали с притязаниями Сербии. Это был старый вопрос о славянских интересах. Может ли Россия позволить Италии занять такое положение на Адриатическом море, которое сделало бы Сербию ее вассалом? Сазонов, человек слишком широкого ума, соглашался на уступки, однако ставил условием, что союзные державы гарантируют Сербии достаточную компенсацию. Сложность возникла от неуступчивости Сербии. На потерю национальной территории требовалось решение Великой скупщины, однако из-за войны созвать ее не представляется возможным.

– Осмелюсь напомнить вашему величеству, что из-за Сербии мы и начали войну.

– Однако вы не очень-то хорошо с нею обращались!

– Героизм сербов, ваше величество, вызывает беспредельное восхищение британцев. Но разве союзники не принесли и не приносят ради нее своих жертв? Сербы не вправе ожидать, что мы так будем поступать до бесконечности.

– Вы собираетесь потребовать с ее стороны необходимых жертв?

– Всего лишь уступку, которая уменьшила бы срок войны. Назавтра Бьюкеннен встретился с Палеологом. Выслушав его рассказ, французский посол заметил:

– Говорить таким языком – это значит наносить оскорбления нашему союзнику.

Англичанин жестко отрезал:

– К сожалению, ставки слишком велики, чтобы чувства како го-либо правительства могли повлиять на нашу политику!

Морис Палеолог кинул на собеседника свой обычный взгляд-укол, мгновенный, почти незаметный, однако проникающий чрезвычайно глубоко, подобно рентгеновскому лучу. Сэр Джордж явно нервничал. Что было причиной? Ухудшающияся отношения с царской четой? Недавно ему удалось узнать, как Николай II отреагировал на просьбу английского посла смягчить участь Бурцева, знаменитого разоблачителя провокаторов. Недавно Бурцев, вернувшийся из-за границы, был арестован и сослан в Сибирь. Бьюкеннен явился с ходатайством и добился от царя помилования осужденному.

Проводив настырного просителя, император раздраженно заметил Сазонову, в то время еще министру иностранных дел:

– Удивительно, что англичане и французы интересуются внутренними делами России куда больше, чем мы, русские, внут ренними делами Англии и Франции!

Повседневную борьбу с «немецкой партией» Бьюкеннен считал своими фронтовыми буднями. Здесь, на Неве, у него имелась своя передовая. В противоборстве с неприятелем он постоянно ощущал искусный локоть французского посла. Морис Палеолог, потомок одесских негоциантов, знал Россию лучше, чем кто-либо. Помимо этого у обоих дипломатов имелось множество секретных информаторов и агентов влияния.

Бьюкеннен раздобылся услугами Манусевича (Мануйлова), начальника канцелярии самого Штюрмера. Правда, сэр Джордж подозревал, что пронырливый Манусевич тайком заглядывает и во французское посольство.

До поры до времени оба посла считали, что главной их задачей является удержание России в войне. Тот и другой тесно сотрудничали, обезвреживая интриги «немецкой партии». Но тут из Лондона пришло распоряжение «оказать возможное содействие» японским планам. Сэр Джордж задумался. Япония намеревалась, пользуясь ослаблением России, округлить свои приобретения в недавней войне и алчно посматривала на северную половину Сахалина. Бьюкеннен пережил растерянность. Помогать японцам – значило наносить удар по русским, по своему союзнику против Германии! Что за коварство? О чьих интересах на самом деле заботятся в Лондоне?