Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 15 из 96

– Сейчас все кончится.

Действительно, пулемет замолчал. Потом раздалась короткая автоматная очередь и все стихло.

– Что это значит?

– Это значит, что ты приобрел три десятка голов скота и столько же лошадей, если, конечно, их не перебили пулеметным огнем. Трое моих бандитов, как ты их справедливо называешь, должны были пригнать через Грибовичи скот для нашего будущего стада.

– Ты, я вижу, основательно все организовал.

– Кроме главного! – усмехнулся он и вытащил из кармана авторучку и записную книжку. – Придется тебе быть моим наследником.

Написав несколько строк, он вырвал из книжки листок и протянул мне:

– Пошли человек пять-шесть в Любомль. Захватите с собой пару грузовиков. В записке приказ во всем подчиняться подателю. Но будьте осторожны. Те двое, которые охраняют девушек, – отъявленные бандиты. Советую сразу их прикончить. Они это заслужили! Во дворе стоят три грузовика под брезентом. С одним из них будьте осторожны. В нем взрывчатка и несколько ящиков гранат и снарядов. Пусть за руль сядет самый опытный водитель. Девчат не гоните. Им все равно некуда податься. Их родители или убиты, или умерли. В основном, они из Польши.

– Вы что и туда забрались?

– А почему бы и нет? Границ-то больше не существует!

Я подозвал одного из бойцов и послал его за Алексеем. Алексей внимательно выслушал меня, кивнул головой, что все понял, и хотел было идти, но его окликнул мой пленник:

– Постойте, я совсем забыл! Там же, но на заднем дворе, стоят три автоцистерны с горючим, так что возьмите еще трех водителей.

Алексей отозвал меня в сторону:

– Вы его раньше знали?

– Да, он был моим другом.

Алексей присвистнул и еще раз внимательно посмотрел на пленника.

– М-да… А нельзя ли его отпустить, ведь он уже, по сути, не опасен?

Типичный русский характер. Когда враг повержен, то к нему уже не чувствуют ненависти, даже жалеют.

– В душе я с тобой согласен, но имею ли я на это право. Что скажут остальные? Особенно, когда узнают, что раньше мы с ним были друзьями.

– Они уже забыли о нем. Он же не участвовал в нападении на стационар.

– Но был его организатором.

– Не думаю, что именно он отдал приказ стрелять в детей. У него для этого слишком интеллигентное лицо.

– Люди с такими лицами часто создают такие учения и мировоззрения, которые приносят больше горя и вреда, чем тысячи отъявленных бандитов.

– Ну, это когда было! – не сдавался Алексей. – Теперь нет ни радио, ни печати! Откровенно, меня уже мутит от крови.

– Как-будто я ее жажду! – мне стало немного обидно.

– Да нет, я понимаю! Когда необходимо, то вопросов нет, но сейчас… Я бы отпустил его… А?

– Ладно, иди и делай свое дело!

Мне все больше и больше нравился этот парень. Я чувствовал, что он будет самым надежным помощникам. Именно такие люди – бесстрашные в бою, сильные в своей доброте, нужны были мне в осуществлении задуманного.

Я вернулся к пленнику.

– Послушай, ты сам участвовал в набегах?

– Нет, конечно. Я только говорил, что нам нужно, а добывали остальные. Я все эти дни был в Любомле.

– Когда ты приказал захватить стационар?





– Я узнал, что ты уехал и не возвращаешься уже четыре дня. Значит, погиб. Под рукой не было подходящей базы. Если бы я знал, что ты вернулся, я бы не пошел на это.

Он говорил искренне.

– Но ты приказал выгнать детей?

– Вот уж нет! Ты можешь спросить пленных, если их еще не расстреляли. Я как раз хотел сохранить людей, ибо это входило в мои планы создания большой изоляты. Ты посмотри, сколько я собрал продуктов! Я как раз рассчитывал, что кормить придется больше народа. Когда я узнал, что детей выгнали, я чуть не расстрелял командира группы захвата.

– Почему же ты мне об этом не сказал раньше?

– Ты бы подумал, что я изворачиваюсь, чтобы спасти себе жизнь!

– А почему сказал сейчас?

– Ты спрашиваешь – я отвечаю.

Он оставался верен себе до конца. Гордый даже перед лицом близкой смерти.

– Кроме того… – он замолчал, видимо не решаясь говорить…

– Что? Договаривай.

– Со временем, когда эти ребята подросли бы, я хотел иметь в их лице противовес своей команде, в которой, как ты верно заметил, большинство были уголовниками.

– Что же, это логично! – согласился я. «Итак, будем считать, что из уголовных преступников тебя можно перевести в политические противники», – решил я и подозвал бойца.

– Пойди, – шепнул я ему так, чтобы пленник не слышал, – к Борису Ивановичу и скажи ему, чтобы собрал в рюкзак продуктов на три дня, да не забыл положить в него флягу с водой и бутылку водки. Принеси сюда один автомат и два магазина к нему.

Боец побежал выполнять распоряжение, а я вернулся к пленнику. Он встал, истолковав мои действия по-своему.

– Я не держу на тебя зла. Уверен, что у тебя ничего не получится с твоей затеей, но все равно желаю успеха… Прощай!

– Я тоже не держу больше на тебя зла. Что вскочил? Посидим еще, мы ведь так давно не виделись.

– Вот это ты зря. Так хорошо было… Зачем издеваться на прощение?

– С чего ты это взял?

Он ничего не стал отвечать, но послушно сел. На его лице была написана полная отрешенность.

Вернулся боец и принес то, за чем его посылали.

– Это тебе. Советую идти прямо на восток. – Я достал из кармана компас и протянул ему. – Километрах в тридцати отсюда есть сторожка лесника. Запомни, его зовут Иван Акимович. Передай ему от меня привет. У него, между прочим, молодая и красивая дочь. Думаю, что эпидемия их не затронула. Можешь переждать зиму там. Это совет, не приказ. Прощай!

Я резко повернулся и пошел к дороге. За мною последовали бойцы.

Глава VII

ЗИМОВКА

После разгрома банды прошло два месяца. Стоял декабрь. Морозы в этом году ударили сразу и озеро вскоре покрылось толстым слоем льда.

Я и мои спутники, то есть, те, кто прибыл со мною из Пригорска, включая семью Алексея, жили в спальном корпусе лагеря мединститута. Собственно, после сражения с бандитами вводить длительный карантин вроде бы и не имело смысла. Однако, как говорится, береженого и Бог бережет. Мы все-таки решили выдержать трехмесячный карантин. В случае заболевания кого-нибудь из нас остальные могли надеяться, что болезнь не распространится дальше.

Плохо, что из всех врачей, которые раньше были с нами, остался один стоматолог. Остальные уехали, как только появилось первое сообщение о начавшейся эпидемии, за своими семьями, да так и не вернулись. Мария Ивановна Бунь осталась, наверное, потому, что была одинокой, ей некуда было ехать. Когда нагрянули бандиты, ее вместе с учителями захватили в плен. Это была пожилая женщина и бандиты задержали ее только потому, что она врач.

Саша был хирургом. Я, хотя и теоретик, разбирался в терапии. Самое досадное было то, что среди нас не было ни одного инфекциониста. В стационаре во время карантина жили те, кто находился там и раньше, т. е. наши школьники, Борис Иванович, учителя и шофер со своей семьей. Всем новоприбывшим предстояло прожить эти три месяца вне стационара.

Труднее всего было разместить бывших пленниц банды. Вечером Борис Иванович отвел их в находившийся рядом лагерь университета и предоставил им пока устраиваться самим. Мы все были загружены работой. Необходимо было отогнать захваченные машины в стационар и разгрузить их. Работа осложнялась тем, что у многих были пробиты пулями скаты. Это все заняло немало времени. В одной из машин были обнаружены связки теплых одеял. Борис Иванович отвез сразу же часть их и несколько ящиков продуктов в лагерь к девчатам. На второй день мы попросили собраться их на спортплощадке. Борис Иванович предложил желающим содействовать в возвращении домой.

– Мы, – сказал он, – выделим для этого транспорт и сможем развезти постепенно всех по домам. Кто пожелает, может остаться с нами. Обижать никого не будем. Но три месяца придется пожить на карантине, без особых удобств. Решайте сами!