Страница 5 из 28
Я оторвал небольшую веточку и приладил ее, зацепив за солнцезащитный козырек в кабине. Так мы и ехали. Ехали и любовались на эту гроздь.
Вера Синельникова
Автор о себе
По профессии я петрограф (описыватель и исследователь горных пород), по призванию – служитель Слова. Это замечательное сочетание расширяет горизонт, позволяет не только воспринимать Мир сердцем, но и приближаться к постижению тайн Божественной Вселенной и нашего человеческого бытия.
Жила на Украине, в Ленинграде, на Чукотке, в Казахстане, в Магадане. Работала в экспедициях, преподавала петрографию и минералогию. Сейчас обосновалась в Горном Алтае.
Пишу с детства. Написано немало. Издаваться не приходилось, но я верю, что живое слово прокладывает себе дорогу подобно родникам.
Акварели
Деревья
Придёт время, и наша глубинная память на новом витке раскрытия нашего сознания вернёт нам волшебство соприкосновения с прекрасным, пока не познанным нами миром деревьев – наших верных, но преданных нами друзей. Скорее, не друзей, а братьев и сестёр, по виду молчаливых, но обладающих таким даром красноречия, которому могут позавидовать многие из нас. Когда они вопиют о пощаде, стон стоит над всей Землёй. Когда они отдают нам свою живую энергию, в ней столько тепла, столько светлой пронзительной радости дарения, что мы ощущаем эти волны каждой клеткой своего существа. Если бы мы умели слышать, мы бы определяли безошибочно, когда они грустят, когда тоскуют до слёз, когда охвачены ликованием, когда замирают в глубокой тихой задумчивости, когда дремлют, когда разговаривают друг с другом. Когда они крепнут духом в расцвете сил, когда стареют и с мудрым спокойствием взирают на буйный поднимающийся молодняк.
По тембру голоса, по силе, проявленной открыто и очевидно в стати, в мощи укоренения, в рисунке ветвей, по тому, как они перешёптываются листвой, как они в пору цветения зазывают крылатых гостей, нетрудно определить в этих Божественных созданиях преобладание мужского или женского начала.
Вот Дуб. В нём нет лёгкости, грации, мягкой приветливости, нередко характерна какая-то корявость, не скрытая, а словно выставляемая напоказ как свидетельство несгибаемого упрямства. Листва жестковата, в ветвях ощутима упругость стали… Даже на расстоянии улавливаешь эту крепость живущего в нём духа, а как прислонишься – энергия течёт потоком, отдаётся бескорыстно и безоглядно, только откройся и принимай!
Или его величество Кедр! Он ещё малыш, а у него уже – царственная осанка. Подрастёт – одно лишь слово к нему применимо: несравненный. В нём, кроме Могущества, зашифрованы великая Красота и тайная властная сила. Он исцелит, он накормит, он напоит душу благостным покоем и трепетом перед чудом и магией Природы. Он, если подойти к нему с чистым сердцем и, поклонившись в пояс, пояснить действительную необходимость в использовании его тела, отдаст себя с радостью чистой жертвы. Только нужно сразу, тут же, посадить ему замену. Но если чья-то недобрая безжалостная рука без особой нужды, а по алчности и слепоте поднимет на него топор, в этой низкой душе навеки запечатлеется чёрное пятно: было совершено непростительное убийство.
Берёза. Душа России. Недаром о ней столько сложено песен. Кто же усомнится, что в ней, как и в многострадальной нашей Родине, противоречивой, но с такой полнотой отражающей всю глубину, всё многообразие явлений Мира, преобладает женская суть? Белоствольная красавица, неприхотливая, уживчивая, она здравствует в любом климате, на всяком рельефе. Пышная, развесистая в южных краях, стройная без излишеств на наших сибирских просторах, на севере она приникает, прижимается к земле, к скалам, превращается в карлика, но остаётся той же берёзонькой. А встретишь ли ещё такую щедрость самоотдачи? Как истинная женщина, как наша земля, отдаёт она себя великодушно до самозабвения. Ещё снега не стаяли, она уже спешит оздоровить нас соком. Солнышко стало пригревать сильнее – появились почки – лекари от всех недугов. Распустились листочки с копейку размером – не ленись, собирай, зимой ох как пригодятся. А веники, расчудесные берёзовые веники, – какая же русская банька без них обойдётся? Какие же самые лучшие, самые жаркие дрова? Всё берёза. Когда поднимается дымок над крышами, это сгорает она, отдавая нам своё тепло. Её сверлят, её обирают, её рубят, её пилят, а она вновь и вновь возрождается, поднимается – светлая краса наша. Пристроится в любом месте нежданно-негаданно – на пригорке, на выступе скалы, в овраге, на болотистой почве, потом к ней присоседится подружка, а там, глядишь, и рощица образовалась… Неуничтожимая по природе. Как мы, как наша Россия.
Смолистые сосна, сосна, пихта, ель – благодать, как в храме. Липа – кормилица пчёл. Рябина – украшение и сердце нашего русского пейзажа. Черёмуха, вспыхивающая по весне белым цветением по опушкам и речным берегам… Простите, что не могу написать обо всех вас, мои дорогие родственники и родственницы, в коротеньком эссе.
Простите нас всех за беспощадное, бездумное, подлое к вам отношение. Сначала были времена, когда дерево было воистину свято. К нему подходили с поклоном, с открытым сердцем, общались с ним, как с сородичем. Потом были времена, когда деревья рубили без всяких поклонов и лишних слов. Потом – пилили. А сейчас в ходу другой глагол – выкашивать. Выкосили сосновую рощу. Выкосили берёзовый лес. Выкосили заросли черёмухи для сбора плодов, которые принимают по десять рублей за килограмм. И не видим эти слёзы. И не слышим эти стоны. Доколе?
Разговор
– Где ты живёшь?
– На одной небольшой планете в окраинной части Млечного Пути.
– Расскажи, как там.
– О! Это трудно передать словами. Там есть Река, которая берёт начало в Горном Озере и, постепенно набирая силу, течёт широко и вольно среди залесённых гор. По весне, переполненная талыми водами, она становится шумной до гула, мощной и грозной, беспощадной к тем, кто не уважает её крутой нрав. К тому времени, когда по берегам зацветают черёмухи и воздух наполняется пряным ароматом и соловьиным пением, Река успокаивается, светлеет и входит в привычное русло. Ещё раз она демонстрирует свою силу и власть во время таяния ледников, а потом до глубокой осени, прохладная и прозрачная, струится легко, будто скользит по камням и перекатам.
Там горизонт непрерывен, радуга видится от края до края, в небо шагаешь прямо с крыльца, а зимой всё белым-бело, и снег никогда не темнеет.
Там есть Гора, среди многих единственная. Другие, накрытые небом, словно куполом, всей своей массой тяготеют к земле и разнятся лишь очертаниями да иногда лесным убранством, Гора же вознесена ввысь и словно плывёт над землёй среди облаков, погружённых в бездонную синь. Оглядывая окрестные долины, она думает свою величавую неземную думу или дремлет в ожидании более активных времён. Пока в поднадзорной ей округе жизнь течёт размеренно. В реках ещё полно рыбы, в лесах – орехов, ягод и дичи…
– Как, должно быть, счастливы там люди…
– Нет. Ведь они не знают, что живут в раю.
Импрессионизм
Когда краски и мольберт оставлены дома
Зачарованный лес на дальнем берегу в лёгком колеблющемся мареве, делающем зыбкой и неуловимой не только границу с небом – сквозным, объёмным, с редкими ажурными облаками, плывущими у самых глаз, – но и береговую линию, которая, прерываясь длинной, через всю реку, солнечной дорожкой, вдруг словно исчезает, растворяется в снопах вибрирующего света.