Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 3 из 11



Итак, она уклонилась от подобных бесед и принялась поправлять подушки на диване да вытирать воду, натекшую на китайский столик из бамбука. Прежде чем перебраться в старый запущенный викторианский особняк, отец полностью перестроил его: расширил комнаты, возвел над лестницей стеклянный купол, чтобы стало светлее, и поменял обои, выбрав кремовые оттенки. От раздвижных окон по фасаду до блестящих полов красного дерева с восточными коврами весь дом излучал любовь. Мать, которая, как и отец, не любила пускать пыль в глаза, обустроила просторные, светлые и уютные комнаты.

— Как только гости немного разойдутся, — сказал подошедший к Ровене дядя, — жду тебя в кабинете. Стряпчий твоего отца хочет обсудить завещание.

— Завещание? — тупо переспросила она.

Возможно, она погорячилась с бренди.

— Разумеется. Неужели ты думаешь, что отец оставил вас с Викторией без средств к существованию?

Без средств? Ровена так и сяк повертела в голове эту фразу. Наверное, нет. Она вообще никогда не задумывалась о деньгах. Отец брал на себя все домашние расходы. Внезапно Ровена осознала, что больше этим некому заниматься. У нее перехватило горло. Может, об этом позаботится стряпчий? Или банк?

— Надо обсудить ваше будущее, — продолжал дядя. — Отец ничего не говорил на сей счет? — Ровена недоуменно покачала головой, и дядя неуклюже потрепал ее по плечу. — Ничего страшного, дорогая. Мы обо всем поговорим с мистером Барри.

Граф отошел, оставив Ровену обдумывать его слова. Будущее? Размышления о будущем наполняли ее некоторой тревогой. У подруг и их родителей всегда было множество планов, тогда как ее перспективы неизменно оставались в тумане. Несмотря на старания устранить пробел, Ровена так и не понимала, чем же ей хочется заниматься. Однажды летом она по совету друга занялась спортом, пока не освоила лаун-теннис, а в гольф научилась играть не хуже мужчин. Но в конце концов Ровена осознала, что пробел сохранился, и клюшки с ракетками перекочевали на чердак. Потом, по осторожному настоянию сэра Филипа, Ровена вступила в Национальный союз суфражисток. Поскольку ей не хотелось разочаровывать отца, она усердно занималась общественными делами даже после того, как они ей наскучили. Рядом с уверенными и независимыми женщинами она чувствовала себя крайне неуютно. Они шли своими путями, а ее собственный оставался загадкой. Когда-нибудь она выйдет замуж, но брак не стоял для нее на первом месте, да и никто из молодых людей пока не привлек внимания Ровены. Большинство подруг детства считали свадьбу апофеозом жизненных устремлений, тогда как суфражистки на своих собраниях клеймили брак, приравнивая его к рабству. Отец не разделял последнего мнения, но мысли о раннем замужестве дочери тоже не вызывали у него восторга. «Всегда успеется» — так говаривал он. И вот Ровена плыла по течению, до странного равнодушная к своему будущему. И как же быстро все изменилось. Отец прекрасно себя чувствовал, пока не простудился несколько недель назад. Простуда быстро перешла в воспаление легких, и отцу стало не до разговоров о будущем.

Ровена прихватила еще один бокал бренди и направилась через толпу в библиотеку, располагавшуюся наверху.

Она вошла в помещение и замерла: запах вытертой кожи, трубочного табака и засушенных растений вызвал тысячи воспоминаний. Эта комната была отцовской больше, чем какая-либо другая. Она служила и кабинетом, и библиотекой. Ровена, Виктория и Пруденс проводили там многие часы за чтением или тихими играми, пока отец работал, разбирая и раскладывая дюжины ботанических образцов, собранных на природе или выращенных в оранжерее. Известный ботаник, он любил поговорить о работе, и Ровена часто задавала вопросы с единственной целью услышать теплый, пропитанный радостным возбуждением голос отца.

Сглотнув комок, она не стала садиться в отцовское кресло за полированным столом и опустилась в удобное кресло напротив одного из четырех мансардных окон.

Ровена потягивала бренди, и по телу медленно растекалось успокаивавшее нервы тепло.

— Жаль, что ваша супруга не смогла прийти, — раздался за спиной Ровены голос, и девушка узнала отцовского стряпчего.

— Она плохо себя чувствует, и я подумал, что будет благоразумнее, если она останется дома. Осенью Лондон кишит болезнями, — ответил дядя.

— Мудрое решение.

Ровена подалась вперед, желая обозначить свое присутствие, но дядя продолжил:

— К тому же она не одобряет полученное племянницами воспитание. Боюсь, что бедный Филип был одинок в своих взглядах. Просто чудо, что девочки не выросли отъявленными суфражистками.

Надо немедленно положить этому конец. Ровена сдержанно кашлянула, поднялась и оказалась лицом к лицу с дядей. Мужчины вздрогнули.

— Извините, — произнесла она. — Я, видно, задремала.

— Неудивительно, — быстро подхватил мистер Барри. — У всех нас был тяжелый день. Мои глубочайшие соболезнования, мисс Бакстон.



— Благодарю. — Ровена повернулась к дяде. — Гости уже ушли?

— Расходятся последние. Слуги о них позаботятся. Присядем?

Ровене нравился мистер Барри. Его тонкий крючковатый нос, которым он гордился, словно медалью, составлял разительный контраст с неряшливыми седыми космами, торчавшими из-под шляпы. Стряпчий прошел к письменному столу и открыл саквояж. Когда он уселся в отцовское кресло, Ровена поспешно отвела взгляд и устроилась на стул перед столом. Дядя занял соседний.

Мистер Барри откашлялся:

— Ничего неожиданного в завещании нет. Помимо доли в семейном поместье, ваш отец получил крупную сумму, когда был удостоен рыцарского звания. Он удачно вложил деньги, и вы с Викторией являетесь единственными наследницами.

Ровена кивнула. Кто же еще? Отец был младшим сыном в семье, а потому не имел благородного титула, который мог бы передать наследникам мужского пола, если бы они у него были.

— Тем не менее он назначил доверенным лицом и хранителем капитала вашего дядю до тех пор, пока вам не исполнится двадцать пять, или до сочетания браком с достойным человеком — в зависимости от того, что произойдет раньше.

Ровена нахмурилась и забарабанила пальцами по подлокотнику:

— И что это означает?

— Ваш дядя или его поверенный будут оплачивать все ваши расходы и надзирать за вашими вложениями, пока вы не достигнете возраста наследования. Таким образом ваш отец хотел защитить вас и Викторию от многочисленных охотников за богатством.

И хотя эти меры казались разумными, при более пристальном рассмотрении обозначились первые неудобства. Означает ли это, что на ближайшие три года ответственность за ее судьбу возлагается на дядю? И он займется одобрением гипотетических женихов? Не то чтобы свадьба была на носу, но мысль о надобности заручаться дядиным разрешением в случае денежных расходов…

— Значит, по сути, ничего не изменится? Отныне счета будут отсылаться дяде, а не… отцу? — На последнем слове Ровена запнулась.

— Именно так, — кивнул мистер Барри.

— Мы с вашей тетей обсудили положение дел и пришли к выводу, что вам лучше провести зиму в Саммерсете, — подал голос граф.

— Благодарю за предложение, дядя. — Ровена тщательно подбирала слова. — Но мне кажется, что чем меньше перемен, тем полезнее для здоровья Виктории. Нам лучше по возможности придерживаться привычного образа жизни… — Она замолчала, понимая, что прошлую жизнь уже не вернешь.

— Будьте добры, оставьте нас наедине, мистер Барри. Теперь это семейное дело, — произнес дядя Конрад.

— Еще раз приношу свои соболезнования, мисс Ровена, — сказал стряпчий. — Ваш отец был хорошим человеком и добрым другом.

Она кивнула, не в силах выговорить ни слова.

Когда мистер Барри ушел, дядя повернулся к Ровене. Его глаза светились такой добротой, что она поразилась. От сходства с отцом у нее перехватило дыхание. Тот же решительный подбородок, те же нос с горбинкой и зеленые глаза. Впрочем, нет. Во взгляде отца читалась добродушная веселость, а дядюшка смотрел серьезно и мрачно — без сомнения, результат многолетней ответственности за родовое имение и титул.