Нисхождение

Адамс провел Ингхэма в свою спальню. Он никогда здесь еще не бывал. Здесь стояла двуспальная кровать с очень красивым стеганым покрывалом в красно-сине-белых тонах, которое Адамс, должно быть, купил сам. На стенах — две-три полки с книгами, много картин, в основном фотографии; у изголовья уютная, освещенная лампой ниша с несколькими книгами, блокнотом, ручкой, пепельницей и спичками.

Адамс отпер ключом высокий шкаф и достал черный кожаный чемодан, который открыл маленьким ключом с общей связки. Положив его на кровать, он откинул крышку. Внутри его оказалось что-то вроде радиоприемника, пишущая машинка и две толстые пачки машинописных текстов. Все аккуратно уложено.

— Вот это то, что я пишу, — произнес Адамс, указывая на пачку в чемодане. — Точнее, транслирую по радио, как видите. Каждую среду, по ночам.

Адамс хохотнул.

— В самом деле? — Так вот чем он занят по средам. — Очень интересно. Вы вещаете по-английски?

— По-американски. Трансляция идет за «железный занавес».

— Так вы на кого-то работаете. На правительство? На «Голос Америки»?

Адамс быстро покачал головой:

— Если вы поклянетесь никому не рассказывать…

— Клянусь, — сказал Ингхэм.

Адамс слегка расслабился и, понизив голос, заговорил:

— Я работаю на небольшую антикоммунистическую группу из-за «железного занавеса». На самом деле группа не такая уж маленькая. Денег у них нет, поэтому платят мне совсем немного. Деньги приходят через Швейцарию, и, насколько я понимаю, это достаточно сложная процедура. Я знаю только одного человека из группы. Транслирую я проамериканскую и прозападную… как бы это поточнее назвать? Философию. Вселяю бодрость духа, так сказать, — хихикнул Адамс.

— Очень интересно, — отозвался Ингхэм. — И как давно вы этим занимаетесь?

— Уже почти год.

— А как они вошли с вами в контакт?

— Примерно год назад я познакомился на корабле с одним человеком. Мы вместе плыли из Венеции в Югославию. Он здорово играл в карты. — Адамс улыбнулся своим воспоминаниям. — Нет, он не шулер, а просто великолепный игрок в бридж. И в покер тоже. Он журналист и живет в Москве. Естественно, ему не дают писать то, что он думает. Когда он пишет для московских газет, то четко придерживается партийной линии. В своей подпольной организации он является важной персоной. Это оборудование он достал в Дубровнике и передал мне. — Адамс с гордостью показал рукой на магнитофон и рацию.

С непонятным уважением Ингхэм посмотрел на чемодан. Интересно, сколько все-таки платят Адамсу? И зачем, раз «Свободная Европа» и «Голос Америки» вещают то же самое на Россию совершенно бесплатно?

— У вас какая-то особая волна или еще что-то, чего не могут заглушить русские?

— Да, так мне сказали. В зависимости от получаемых мною инструкций я могу менять волну. Указания приходят в закодированном виде из Швейцарии… иногда из Италии. Хотите послушать запись?

— С удовольствием, — ответил Ингхэм.

Адамс достал из чемодана магнитофон и пленку в металлической коробке.

— Записи за март — апрель. Попробуем вот это. — Он поставил пленку и нажал клавишу. — Я не стану делать громче.

Ингхэм примостился на другом конце кровати.

Магнитофон зашипел, и раздался голос Адамса:

«Добрый вечер, леди и джентльмены, русские и нерусские, братья и сестры, друзья демократии и Америки. С вами говорит Робин Гудфэллоу, простой гражданин Америки, такой же, как и вы, мои слушатели, граждане своей собственной…»

Когда прозвучало имя Робин Гудфэллоу[9], Адамс покосился в сторону Ингхэма и промотал пленку немного вперед.

«…многие из вас задумывались над новостями из Вьетнама. Вьетнамцы сбили пять американских самолетов, сообщают американцы. Было сбито семнадцать американских самолетов, сообщают вьетнамцы. Вьетнамцы утверждают, что потеряли только один самолет. Американцы утверждают, что девять. Кто-то лжет? Но кто? Как вы думаете? Какая страна не скрывает своих неудач, так же как и успехов, когда речь идет о запуске космических кораблей? Или о нищете — с которой, надо сказать, американцы борются столь же ревностно, как и с ложью, тиранией, нищетой, безграмотностью и коммунизмом во Вьетнаме? Ответ напрашивается сам собой — Америка. И все вы…»

Адамс нажал кнопку, и пленка стала проматываться с паузами.

— Здесь не слишком интересно.

Перематываемый участок пленки слегка поскрипывал и попискивал, потом снова послышался голос Адамса. Ингхэм был уверен, что сидящий на другом конце кровати Адамс самодовольно улыбался, хотя он и не отрывал взгляда от магнитофона. Желудок Ингхэма снова начал сжиматься от очередного приступа боли.

«…спокойствия всем нам. Новый американский солдат — это крестоносец, несущий не только мир, — в буквальном смысле, — но и более счастливый, более здоровый, более процветающий образ жизни в те страны, куда ступает его нога. И, к несчастью, крайне часто то место, куда ступает его нога, таит для него смерть… — голос Адамса упал до скорбного шепота и оборвался, — таит для него смерть, которая означает скорбную телеграмму для его родителей, трагедию для его молодой жены или возлюбленной, сиротство для его детей…»

— Снова не очень захватывающе, — произнес Адамс, хотя казался крайне довольным собой. Еще несколько метров промотки со скрипом и писком, пара кусков, не удовлетворявших Адамса, потом:

«…и наконец раздался глас Господень. Те, кто ставят человека превыше всего, восторжествуют. Те же, кто возносит на первое место государство в ущерб человеческим ценностям, будут низвергнуты. Америка борется за торжество общечеловеческих ценностей. Америка борется не только ради своего собственного сохранения, по и ради всех тех, кто следует ее пути — Нашему Благословенному Образу Жизни. Спокойной ночи, друзья мои».

Раздался щелчок. Адамс выключил магнитофон.

Нашему Благословенному Образу Жизни. НБОЖ. Язык сломать можно. Поколебавшись, Ингхэм сказал:

— Это производит сильное впечатление.

— Вам понравилось? Отлично.

Адамс принялся торопливо укладывать свой чемодан, который убрал в шкаф и снова запер на ключ.

«Если все это правда, — подумал Ингхэм, — если Адамсу платят русские, то они платят ему только за полную бредовость его вещания; на самом же деле это не что иное, как превосходная антиамериканская пропаганда».

— Интересно, до многих ли это доходит? Сколько людей слушают вашу волну?

— Миллионов шесть, — выдал Адамс. — Так говорят мои друзья. Я называю их друзьями, хотя даже не знаю их имен, за исключением человека, о котором я вам рассказывал. Они рискуют поплатиться своей головой, если все откроется. И у них постоянно появляются новые сторонники.

Ингхэм кивнул:

— А чего они хотят добиться в конечном итоге? Я хочу сказать — изменить политику своего правительства и все такое прочее?

— Не столько изменить, сколько расшатать систему, — ответил Адамс, растягивая щеки в своей самодовольной бурундучьей улыбке, и по счастливому сиянию его глаз Ингхэм догадался, что смысл его жизни, его raison d'être, заключался именно в этих еженедельных радиотрансляциях, проповедующих американский образ жизни за «железный занавес». — Я могу не дождаться результатов при своей жизни. Но если люди меня слушают, то мои старания не пропадут даром.

Ингхэм почувствовал, что ему становится неинтересно.

— И сколько длится ваша трансляция?

— Пятнадцать минут. Но вы никому не должны говорить об этом. Даже нашим соотечественникам. По правде сказать, вы первый американец, которому я рассказал об этом. Я не рискнул открыться даже собственной дочери — вдруг она проболтается. Вы меня понимаете?

— Ну конечно, — заверил его Ингхэм. Было уже поздно, за полночь. Ему захотелось уйти, и он испытывал неприятное ощущение, походившее на клаустрофобию.

— Платят мне совсем немного, но если честно, то я занимался бы этим даже задаром, — заявил Адамс. — Идемте в другую комнату.

9

Гудфэллоу (Goodfallow) — добрый парень (англ.). Перекликается с Робин Гудом.