Героическая личность

Нас загнали в камеры, постольку человек в каждой, что мы буквально стояли на плечах друг у друга. Но Кэтрин по-прежнему не попадалась мне на глаза, и я впал в какую-то апатию.

Когда все поднялись на борт, палуба задрожала под ногами и ускорение стиснуло нас в своих объятиях. Некоторые умерли, не выдержав перегрузки. Я старался изо всех сил не допустить, чтобы человеческая волна, что перекатывалась из конца в конец камеры, расплющила мою грудную клетку.

Звездолет горзуни представлял собой дряхлое, насквозь проржавевшее суденышко, добрая половина приборов которого не работала. Болдики совершенно не разбирались в технике. Они были варварами, слишком рано узнавшими, как строить космические корабли и пользоваться огнестрельным оружием. Ведомые военным гением, что обнаружился в их рядах, они обрушились на планеты Содружества.

Они зазубривали инструкции, смысла которых не понимали. Мне доводилось наблюдать, как их «инженеры» приносили жертвы преобразователям энергии; я знал, что многие их генералы принимают серьезные решения только после совета с астрологами или предсказателями судьбы по внутренностям животных. Именно поэтому они выискивали среди рабов специалистов-техников. Имея диплом инженера-ядерщика, я мог рассчитывать на то, что со мной будут обходиться достаточно любезно, хотя, с другой стороны, меня, возможно, продадут тому, кто сдерет с меня кожу или ослепит, или заставит надрываться в рудниках.

Тем не менее положение необразованных людей было гораздо хуже моего. К ним относились как к машинам из плоти и крови, они выполняли работу, для которой у горзуни не находилось роботов, и редко кто из них протягивал больше десяти лет. Женщин продавали по умопомрачительным ценам людям — предателям и отступникам. При этой мысли я застонал и в отчаянии попробовал убедить себя, что познания Кэтрин в технике уберегут ее от подобной участи.

Нас переправили на другой звездолет, который кружил на земной орбите сразу за пределами атмосферы. Мне не удалось рассмотреть его снаружи, но едва мы перешли на него, как я догадался, что нас погрузили на турноганский межзвездный транспорт. Такие корабли обычно перебрасывали в Солнечную систему войска и забирали оттуда рабов. Этот, однако, был вооружен и, если уметь им управлять, являлся грозной силой.

Нас встретили стражники, все до единого — горзуни. Они опирались на свои винтовки, форма сидела на них, как на чучелах, и, судя по их поведению, у них начисто отсутствовало понятие о субординации, хотя бы для нижних чинов по отношению к офицерам. Приученные к дисциплине и чинопочитанию, мы не разглядели за внешней расхлябанностью армии варваров беззаветную храбрость и немалое воинское искусство. В итоге от космофлота Содружества осталась горстка оборванцев, а грязные варвары торжествовали победу.

Транспорт нам достался хуже некуда. На неокрашенной внутренней обшивке повсюду проступали ржавчина и плесень. Флуоресцентные панели еле светились, а кое-где перегорели совсем. Гравигенераторы пульсировали в ритме, который выворачивал человека чуть ли не наизнанку. Шкуры, украденные кухонные принадлежности, горшки и оружие сменили в каютах приборы и переговорные устройства. Экипаж звездолета был неряшливостью под стать кораблю. Горзуни слонялись по коридорам, посасывали куски мяса, пили, бросали кости, изредка с ухмылкой поглядывая на нас.

Коверкая английские слова, один из варваров приказал нам раздеваться. Тех, кто замешкался, награждали зуботычинами. Сложив одежду в общую кучу, мы построились в цепочку. Нам велели подходить по очереди к столу, за которым сидели пьяный горзуни и трезвый как стеклышко человек. Похоже, медицинское освидетельствование.

Варвар-«врач» ограничивался беглым осмотром. Чаще всего он махал рукой — мол, следующий, но иногда присматривался повнимательнее.

— Больной, — бурчал он. — Не довезти. Убить.

Мужчина, женщина или ребенок успевали лишь коротко вскрикнуть перед тем, как клинок, направляемый опытной рукой, отрубал им голову.

Человек восседал на столе, болтая ногой и негромко насвистывая. Горзуни временами поглядывал на него, и тогда он решал судьбу пленника единолично. Большинство получило его одобрение, но одного или двоих он приговорил к смерти.

Проходя мимо, я пригляделся к нему. Ниже среднего роста, коренастый крепыш со смуглым лицом; крупные черты, крючковатый нос, большие глаза стального оттенка. Я еще не видывал такого холодного взгляда. На нем были свободная блуза пестрой раскраски и брюки из ткани, которую он, должно быть, прихватил с какой-нибудь ограбленной земной виллы.

— Мерзавец, — пробормотал я. Он пожал плечами и показал на железный ошейник, что виднелся из-под блузы.

— Я такой же раб, как и вы, лейтенант. Видно, он заметил мои погоны, когда я снимал форму. Миновав стол, мы попадали под струю воды из шланга, который держал в руках другой горзуни. Смыв с наших тел кровь и копоть, варвары повели нас по длинному коридору и по деревянным лесенкам (шахты свободного падения и лифты, похоже, не действовали) в камеры. Там они отделили мужчин от женщин и запихнули нас в соседние помещения, огромные и гулкие металлические пещеры, всю обстановку которых составляли нары вдоль стен, кормушки и санитарные удобства.

Пыль толстым слоем покрывала изъеденный ржавчиной пол, воздух был прохладным, на губах ощущался металлический привкус. Дверь захлопнулась, и без малого пятьсот мужчин оказались взаперти.

В стене, что отделяла одну громадную камеру от другой, были окошки. Мы кинулись к ним, толкаясь, пихаясь и рыча. Каждый старался поспеть первым.

Я был молод и силен. Я прорвался сквозь толпу к ближайшему окошку. Там, прижатый к стене сотней потных тел, уже находился какой-то человек. Он протягивал руки к женщинам, которые сгрудились с той стороны зарешеченного отверстия.

— Эгнис! — кричал он. — Эгнис, ты тут? Ты жива? Я схватил его за плечо и оторвал от окошка. Он с проклятием обернулся ко мне, и я с размаху врезал ему в челюсть. Он упал на руки тех, кто стоял позади.

— Кэтрин! — прорычал я.

По металлическим пещерам пошло гулять эхо. Вопли, молитвы, брань и плач обрушивались на нас, и впечатление было такое, будто наши головы вот-вот расколются на части от этой чудовищной какофонии.

— Кэтрин! Кэтрин!

Неведомо как, но она отыскала меня. Она прильнула к решетке и поцеловала меня через нее, и я забыл про транспорт, про рабство и вообще про весь мир.

— О, Джон! Джон, Джон, любимый мой, ты жив, ты со мной!..

А потом она оглянулась и торопливо проговорила:

— Джон, если их не успокоить, то нам не избежать паники. Подумай, чем занять мужчин, а я разберусь с женщинами.

Такова она, моя Кэтрин. Мужества ей не занимать, и не существует положения, из которого она не сумела бы найти выход. Я спросил себя, а есть ли смысл в предотвращении паники. Ведь участь тех, кто погибнет, все же предпочтительнее рабства, не правда ли? Но Кэтрин не сдается, а значит, и мне — не к лицу.

Мы вернулись к нашим товарищам и товаркам по несчастью. Мы добились своего окриками, угрозами и тумаками. Мало-помалу люди успокоились. Наконец в трюме невольничьего корабля установилась относительная тишина. Тогда мы организовали очередь к окошкам. Кому-то посчастливилось найти свою половину, кому-то — нет, но мы с Кэтрин отводили взгляды и от тех, и от этих. Некрасиво подглядывать за душой, когда она обнажена.

Послышался рокот двигателей. Вперед, к ледяным пикам Горзуна, прочь от голубых небес и зеленой травы, соленого запаха океана и шелеста ветра в кронах деревьев. Теперь мы — рабы и нам остается только ждать.

Времени на борту транспорта словно не существовало. Тусклые флюоропанели поддерживали постоянный полумрак. Кормили нас горзуни лишь тогда, когда вспоминали, что на корабле есть пленники. Большей же частью наше одиночество нарушали дребезжание двигателей да астматические вздохи вентиляторов. Сила тяжести вдвое выше земной вынуждала многих из нас воздерживаться даже от разговоров. По моим подсчетам, примерно через сорок восемь часов после вылета с Земли транспорт перешел в гиперпространство. Мы навсегда покинули Солнечную систему, и тут к нам заглянул человек в железном ошейнике.