Страница 10 из 14
В деревню вела узкая тропа по крутому длинному склону. Я уже подготовилась к опасному для жизни спуску, но с удивлением обнаружила, что дорога расчищена и пройти не так уж сложно. Я миновала последний поворот, как что-то звякнуло: пришло сообщение на телефон. Наверное, Давид отменил встречу. Но сообщение на финском языке прислали с незнакомого номера. «У меня в полном дерьме не только легкие, но и печень с селезенкой. Не буду лечиться, не хочу валяться в больнице. Заходи как-нибудь навестить и захвати сигары. Они не дают мне курить. БЛП».
БЛП означало Благородный Лев Правосудия. Так, общаясь со мной, шутливо называл себя старший констебль уголовной полиции Теппо Лайтио. Значит, он вправду собрался умирать. Я смахнула слезу, навернувшуюся от резкого ветра, написала, что нахожусь в Швейцарии, и спросила, сменил ли он номер телефона.
Без труда нашла нужный дом, лишь немного замявшись у входной двери: напротив номеров не было табличек с фамилиями. Немного подумав, я решила, что упомянутая Давидом цифра двадцать один может означать не только время, но и номер квартиры, и нажала на соответствующую кнопку.
— Да? — по-английски произнес в домофоне мужской голос.
Я произнесла свое имя, тут же щелкнул замок, и дверь открылась. Квартира располагалась на четвертом этаже. Я поднималась не торопясь: пусть Давид не думает, что я очень спешу его увидеть. Распахнула куртку, проверила, на месте ли револьвер.
Давид стоял в дверном проеме — на носу темные очки, длинные волосы собраны в хвост. Он был одет в темно-красную рубашку поло и черные джинсы, в правом ухе поблескивала сережка. Кроме нас, в коридоре никого не было, пахло шоколадом, словно по соседству кто-то варил какао.
Я вошла. Ни за что первая не брошусь к нему в объятия. Вся квартира была площадью метров двадцать, и помещалась в ней лишь кровать, маленький обеденный стол, плита и холодильник. Единственное окно выходило на стену соседнего дома. Изнутри стекло замерзло, что говорило о плохой теплоизоляции. Похоже, звукоизоляция была не лучше: из соседней квартиры доносился звук работающего телевизора вперемешку с перебранкой на французском языке. Я опустилась на единственный стул, Давид присел на кровать. Каждый ждал, что другой начнет разговор. Давид снял темные очки. На этот раз он не надел контактные линзы, под знакомыми светлыми глазами залегли темные тени. Я не выдержала его взгляда и опустила глаза. Взгляд манил, притягивал, я едва совладала с собой, чтобы не приникнуть к его губам.
— На кого ты сейчас работаешь? — спросила я, понимая, что уже проиграла этот тайм.
— На себя. Без ангела-хранителя и поддержки. А ты? На твоей стороне хотя бы констебль Лайтио.
— Откуда ты знаешь?
— Какая разница? И Лайтио прикончил Мартти Рютконена, который выследил меня и шел по пятам. Так было дело?
Давид наклонился вперед. Ему пора бы подкрасить волосы: уже проглядывали светлые корни. Когда мы с ним впервые встретились, он брил голову наголо, и я не могла понять, какого цвета у него шевелюра.
— Рютконена убил Транков. Он переметнулся на нашу сторону в последнюю секунду. Так что можешь благодарить его за то, что остался в живых.
— Транков? Это ублюдок Паскевича?
— Внебрачный сын. Да, многие его называют ублюдком, хоть это слово в двадцатом веке, кажется, уже устарело. А тебе понравилось бы, если бы твоего Дейвидаса называли ублюдком? Ведь, если я не ошибаюсь, на момент его рождения ты тоже не был женат на его матери?
Давид закусил губу, потом согласно кивнул. Я не могла понять, почему бросилась защищать Транкова, хотя порой отпускала в его адрес не менее крепкие слова.
— У тебя с Транковым что-то было?
— А у тебя есть право задавать такие вопросы?
— Даже если и было бы, вряд ли я мог бы надеяться получить честный ответ. Ты ему доверяешь?
Перебранка на французском в соседней комнате сменилась музыкой из популярной мыльной оперы. Затем все смолкло, повисла гнетущая тишина. Давид встал, шагнул ко мне и снял с меня куртку. Он смотрел на меня с легкой усмешкой, глаза его при этом оставались совершенно серьезными.
— Извини, совсем забыл. Ты никогда никому не доверяешь. У меня нет оружия, можешь обыскать.
Он обнял меня, положил мои руки к себе на плечи. Поцелуй был словно выстрел: наши зубы с лязгом столкнулись, его губы требовательно впились в мои, я чуть не задохнулась.
Но мне ничуть не хотелось отстраниться. Наоборот. Я хотела его сейчас и целиком всего. Оказывается, мое влечение к нему не угасло, и я почувствовала, что снова теряю голову.
5
Матрас оказался тонким, кровать беспощадно скрипела, но все это было неважно. Я была в постели с Давидом… Казалось, не было десяти месяцев разлуки, время завертелось в обратном направлении и сжалось до редких моментов наших свиданий: в Коппарняси, Киле, Андалузии, в гостинице «Торни», Тоскане и вот теперь в Лейсене. Одежда свалилась на пол, пистолет в кобуре улетел в угол, в комнате было жарко, мы вспотели, и я уже не понимала, где кончается тело Давида и начинается мое. У него на плече остался след моего поцелуя, я обвила его ногами и прижалась всем телом. Давай, еще глубже… Я вскрикивала, бормотала, мурлыкала, как кошка, и, даже когда он удовлетворенно откинулся, не могла его отпустить.
Я вдыхала запах его тела, гладила по рукам, ногам, животу, ощущая под ладонью знакомые бугорки мышц, и чувствовала, что вернулась домой.
Наконец Давид поднялся и шагнул к холодильнику.
— Хочешь пить? Есть пиво, минералка и ром. Хотя, конечно, в честь нашей встречи мне следовало купить шампанского.
Я выбрала воду. Стащила со стула одеяло и завернулась в него, наблюдая, как голый Давид ходит по комнате. Он заметил мой взгляд, улыбнулся и поднял жалюзи. На улице шла драка кошки и собаки, слышались отчаянное мяуканье и грозное рычание.
Давид открыл пиво и глотнул прямо из бутылки. Он был по-прежнему стройным, хотя уже наметился живот и появился шрам на правом бедре, которого прошлой весной не было: не менее пяти сантиметров длиной, похожий на след ножевой раны. На спине виднелись красные следы от моих ногтей, но ничего, через пару дней они пройдут. Да, перед свиданием следовало подстричь ногти.
— Можешь ответить на пару вопросов? Кто тот жуткий русский, с которым ты ужинал в ресторане «Трюфель»?
— А, там, где подают такие великолепные трюфели? Это был Андрей Романович, владелец шале, в котором ты живешь. Его фамилия Шагал.
— А этот Шагал в курсе, кто сейчас работает у него водителем?
— Вряд ли, ведь он даже не видел меня здесь, в Лейсене. Он тогда приехал в Тоскану, чтобы обсудить со мной сделку по изотопу СР-девяносто. Они с Гезолианом мечтают не только вытрясти из меня душу, но и заполучить изотоп. Да вот только денег на него еще не собрали.
Рютконен утверждал, что белорус владеет методами, с помощью которых сможет вытрясти из Давида необходимую информацию. Интересно, тот и в самом деле считает, что способен устоять под любыми пытками? А если начнут угрожать Дейвидасу? Или мне?
— В какую игру ты опять ввязался?
— Это игра называется «белорусская рулетка». — Давид улыбнулся. — В барабане из шести патронов не хватает только одного. Не думаю, что у меня получится, но, Хилья, я должен! У Гезолиана в руках есть еще изотоп СР-девяносто. Я хочу понять, откуда он его достает и где прячет.
— А где тот, который ты не отдал Европолу?
— Надо же, тебе и это известно. От кого? От Рютконена? Тебе часто приходилось иметь с ним дело? Он угрожал тебе? И вообще, что произошло в Финляндии?
Давид от меня столько скрывал, что у меня тоже не было причины уж слишком с ним откровенничать.
— Я нашла возможность проникнуть в полицейскую базу данных. Лайтио мне тогда здорово помог, жаль, что он больше не в игре… Смертельно болен… — К горлу снова подкатил ком. — Ты, кажется, что-то говорил про ром. И долго ты собираешься прикидываться водителем?
— Гезолиан завтра уезжает. Антон отвезет вас всех в аэропорт и исчезнет, растворившись на альпийских просторах.