Страница 11 из 63
Я где-то читал, что сознание обладает природой хищного зверя, и чем глубже и сложнее оно становится, тем большим количеством уровней сознания вам приходится управлять. Бесспорно удручающая мысль. С юношеских лет я часто и не без удовольствия думал, что живу внутри некоего серого яйца своего собственного изготовления, которое я самолично тщательно и избирательно обустроил на свой вкус, а теперь оно дало трещину. Пугающий вопрос, конечно: неужели она будет расширяться и дальше?
Мои размышления казались мелкими и ничтожными по сравнению с желтым шаром луны, восходящей за белыми соснами и тсуговыми деревьями, окаймлявшими мою поляну в лесу. Я сидел на столике для пикников, все еще чувствуя слабую боль в ушибленной при падении заднице, и вяло думал о том, что если бы Джо действительно имел отношение к истории с телеметрическими ошейниками, вряд ли он стал бы избавляться от них в сорока милях отсюда или вообще додумался бы до такого. Но еще была Энн: если бы она увидела у Джо телеметрические ошейники, помимо его собственного, она бы почуяла что-то неладное и, безусловно, стерла бы с них отпечатки пальцев, прежде чем выбросить на безопасном расстоянии.
Я питаю отвращение к тайнам, преступлениям, магии — такого рода вещам. Они не включены в мое серое яйцо, но сейчас, безусловно, вставал вопрос: как можно было снять с животных ошейники без винтовки или ружья, стреляющего ампулами с транквилизатором? После того как Джо вырыл могилу для маленького медвежонка всего в миле от моей хижины, казалось совершенно немыслимым, чтобы он мог убить медведя и волка.
Стол был слишком жестким для моей ушибленной задницы, и потому я принес из дома спальный мешок и большой стакан очень старого кальвадоса, который держу для особых случаев. Он был разлит по бутылкам всего несколько лет назад, но хранился в бочке с 1933 года, года моего рождения. Я купил две бутылки на Рю-Мадлен в Париже за бешеные деньги сразу после выхода на пенсию. Я поднес стакан к глазам и посмотрел на луну сквозь янтарную жидкость, стараясь не думать о том, чем занимаются Джо и Энн в этот час. Сидя там, на скатанном спальном мешке, представлявшем собой удобную подушку, я с тупым удивлением осознал, насколько тело Энн похоже на тело моей бывшей жены. По-настоящему совместимы мы с ней были лишь в сексуальном плане, и в первый год после развода мы несколько раз встречались для занятий сексом. Развод на три года выбил меня из колеи, но она оправилась гораздо быстрее, выйдя замуж за состоятельного человека несколькими годами моложе себя и, подумать только, усыновив двух маленьких сирот из Лаоса. Она никогда не выказывала особых материнских чувств по отношению ко мне, но, с другой стороны, я и сам едва ли отношусь к типу мужчины-отца. Мои родители, на мой взгляд, были бездушными, ограниченными республиканцами, и потому я с ранних лет считал себя демократом.
Доносившийся с реки жалобный крик козодоя нагонял на меня дрему. Я расстелил спальный мешок, забрался в него и лежал на спине, размышляя о том, как в случае с Джо судьба свелась к травме мозга; как минутная неосторожность, вызванная зловредным богом пьянства, стала наглядным уроком, опровергающим всякие представления о справедливости, но, с другой стороны, история, если ты действительно человек, должна сводиться к каждому частному случаю. Я по сей день помню, как однажды давным-давно сидел в ресторане Дрейка, поджидая кого-то к завтраку, и читал статью в «Нью-Йорк таймс», где Мао говорил, что Китай чувствует себя в безопасности, поскольку может себе позволить потерять полмиллиарда людей в войне и все же сохраниться как страна, — чудовищно преступное заявление. Да хрен с ней, с историей. Я услышал уханье совы, и несколько летучих мышей промелькнули на фоне луны. Легкий ветерок с болота на западе приносил приятные кисловатые запахи, а потом я заснул, не в силах подняться и войти в дом. Наши жилища не должны становиться для нас западней, но становятся.
Когда я проснулся на рассвете, шел дождь, но недостаточно сильный, чтобы промочить спальный мешок. Я провел пальцем по влажному лбу и сказал: «Это я» — словно в напоминание. Первые солнечные лучи проглядывали сквозь деревья в том же месте, где накануне вечером восходила луна. Лужайка вокруг моей хижины, обычно намертво застывшая в своем непреходящем однообразии, выглядела как-то по-особенному. В просвете между двумя ветками березы я увидел ворона, но лишь на мгновение. Синичка, жалостная маленькая птаха, сидела на моем барбекю-гриле всего в трех футах и пристально на меня смотрела, но, возможно, я представлял собой жалостную форму жизни. Во время дождя я не раз видел, как Джо напряженно смотрит вверх, словно пытаясь идентифицировать отдельные капли. По коже у меня побежали мурашки, когда я услышал шорох и увидел движение в кустах на краю поляны. Этим летом к моему пластиковому мусорному баку несколько раз наведывалась медведица с двумя медвежатами. Если бак пуст, они его опрокидывают и прокусывают в нем дыры. В тот момент я не имел желания принимать гостей и потому громко запел «О sole mio», сам потешаясь своим выбором. В кустах раздался треск, наводивший на мысль об одиноком олене, которого можно узнать по размеренным прыжкам.
У меня слегка закружилась голова, пока я выбирался из спального мешка и слезал со стола. Ощущение, подкупающее своей новизной. Головокружение порождает вопрос: если я не продолжу делать то, что уже делаю, что мне делать дальше? Пришла мысль поджечь хижину к чертям собачьим, но, с другой стороны, она-то чем виновата? Пришла также мысль продать примерно десять тысяч томов моей библиотеки в чикагской квартире или убежать в неизвестном направлении, ребяческая мысль, поскольку побег предполагает, что тебя кто-то ищет. Я мог бы влюбиться, как великий Пикассо делал снова и снова, купить сотню таблеток виагры и окочуриться от разрыва сердца в чувственном угаре, что казалось самым лучшим из всех планов.
Пока же я взял в хижине ведро и отправился собирать чернику для оладьев к завтраку. Всего в нескольких сотнях ярдов от моей хижины была ягодная полянка, и я планировал набрать ягод, выпить чашку кофе, пока замешиваю тесто, и выпить большой стакан хорошего сотерна с оладьями, а потом снова завалиться спать.
Я набрал уже полведра, когда по моей ухабистой дороге с глухим стуком подкатила Энн на своей убогой малолитражке. Она сказала, что возвращается в Ист-Лансинг и просто хотела попрощаться, что было явной ложью. Холодное выражение лица и плотно скрещенные на груди руки никак не вязались с белой блузкой без рукавов и летней юбкой в мелкий синий цветочек. Великий Пикассо напрыгнул бы на нее, как белка-летяга, — во всяком случае, мне так подумалось. Она просто стояла там, и, чтобы доставить себе удовольствие, я опустился на колени и принялся срывать ягоды с кустика рядом с ее левой икрой. Колено у нее что надо. Синие цветочки на юбке — не цветочки, а синие ягодки. Я протянул Энн раскрытую ладонь, и она съела несколько ягод, а потом лихорадочно заговорила о наболевшем. Она пыталась забеременеть от Джо! Но с другой стороны, у нее ужасно религиозная мать, да и рожать ребенка вне брака страшновато. Дик Рэтбоун в роли законного опекуна Джо — подлый ублюдок, он не позволит им пожениться. Может, я женюсь на ней, разумеется не связывая себя никакими обязательствами в случае, если она все-таки сумеет забеременеть. Я попытался отвлечь Энн, сказав, что брак с Джо будет межвидовым скрещиванием. Она истерически выкрикнула: «Да иди ты!» — запрыгнула в машину и сорвалась с места с такой скоростью, что из-под колес брызнул песок, попавший в мое ведро с черникой. Я в любом случае собирался промыть ягоды.
По словам Джо, он впервые заметил зверя, о котором упоминал месяцем раньше, когда стоял на каком-то из высоких холмов, откуда открывался вид либо на бескрайние леса, либо на озеро Верхнее. Мне потребовалось целых полдня, дабы понять, что он говорил, и здесь мне отчасти помогли записи в блокноте Джо, преимущественно невнятные. Я уверен, он считает, что пишет совсем не то, что выходит в действительности, как зачастую говорит совсем не то, что хочет сказать. В любом случае этот так называемый зверь выдает свое местонахождение, если смотреть со значительной высоты, полным отсутствием волнения на небольшом участке леса или озера по очень ветреным дням. Ряд подробностей, касающихся природы и разнообразных обличий этого зверя, я сообщу позже.