Страница 3 из 115
Знаменитый афинский полководец и оратор Фокион острил часто и удачно. Случилось, например, что публика, слушавшая, его речи, разразилась вдруг громкими рукоплесканиями.
— Что это значит? — спросил Фокион. — Может быть, у меня нечаянно вырвалась какая-нибудь глупость?
* * *
Когда Арметопитоп был осужден на смерть тираном Гиппием, против которого он поднял восстание, тот просил Фокиона навестить его в тюрьме. Знакомые Фокиона отговаривали его идти на свидание с таким злодеем, но Фокион пошел, объясняя это тем, что очень приятно видеть злодея сидящим в тюрьме.
* * *
Александр Македонский предложил Фокиону чрезвычайно большой денежный дар. На вопрос, за что его так щедро жалуют, полководцу отвечал, что он единственный человек, который кажется Александру добродетельным.
— Я хотел бы, — ответил Фокион, — не только казаться, но и на самом деле быть таким.
* * *
Когда внезапно пошли слухи о том, что Александр Македонский умер, в Афинах поднялась сильнейшая суматоха; требовали немедленного объявления войны Македонии. Фокион благоразумно советовал обождать, проверить слухи.
— Коли Александр в самом деле умер, — убеждал он народ, — то он ведь и завтра, и послезавтра будет мертв.
* * *
Однажды на поле битвы, перед самым боем, толпа воинов подбежала к Фокиону и настаивала, чтобы он вел войско на ближнюю возвышенность и битва началась там.
— Как много у меня в войске предводителей и как мало воинов! — воскликнул Фокион.
* * *
Он же укорял молодого солдата, который сначала сам выступил в передние ряды сражающихся, а потом отступил назад:
— Как тебе не стыдно, ты потерял одно за другим два места: и то, которое тебе было назначено предводителем, и то, которое сам выбрал!
* * *
Афиняне времен Фокиона отличались особенной горячностью и задором, которые то и дело побуждали их ссориться с соседями и затевать с ними войны. Мудрый и опытный Фокион очень не одобрял этого опасного воинственного настроения и часто отговаривал сограждан от увлечений. Но, как нарочно, победа почти постоянно улыбалась афинянам, и от этого они становились еще надменнее и задорнее, а Фокион при известии о новой победе восклицал:
— Когда же, наконец, мы не будем больше побеждать!
* * *
Знаменитый оратор Демосфен был вынужден бежать из Афин, когда Александр Македонский потребовал его выдачи. Во время пути он заметил, что за ним следуют по пятам какие-то люди. К своему великому ужасу, он узнал в них своих заклятых врагов. Демосфен попытался скрыться от них, но они его нашли.
И вот, к его крайнему изумлению, эти люди, его враги, объявили ему, что они нарочно пустились за ним в погоню, чтобы предложить ему денег на дорогу. Растроганный Демосфен залился слезами, и когда его преследователи, думая, что он оплакивает свою горькую участь, стали его утешать и уговаривать, чтоб он не предавался чрезмерной печали, оратор воскликнул:
— Как же мне не горевать о моей родине, где у меня останутся такие
Bpain, каких
* * *
Какому-то вору, который был захвачен Демосфеном на месте и извинялся перед ним, говоря, что не знал, что украденная вещь принадлежала ему, Демосфен сказал:
— Но ведь ты же знал, что она не принадлежит тебе.
* * *
Демосфен крепко враждовал с Фокионом. Один раз он сказал Фокиону:
— Ты издеваешься над афинянами; но смотри, они потеряют голову и тогда убьют тебя.
Фокион возразил:
— Меня они убьют, когда потеряют голову, а тебя — если не потеряют ее.
* * *
До каких выходок доводит самолюбивых людей жажда прославиться, выдвинуться, заявить о себе чем-нибудь неимоверным, показывает пример циника Перегрина.
Не успев ничем прославить себя в жизни, он дожил до дряхлой старости, всеми презираемый. Оставалось ему одно — заставить о себе заговорить после смерти. Он и устроил себе необычную смерть, о которой заранее торжественно оповестил народ: сжег себя всенародно живьем на костре, который был разложен на площади.
Выходки знаменитейшего циника Диогена хорошо известны, и потому мы здесь приведем лишь те из них, которые встречаются реже других.
Однажды, обращаясь к вору, которого арестовали и вели в заточение, он воскликнул:
— Бедняга, отчего ты мелкий воришка, а не крупный вор; тогда бы ты сам сажал в тюрьму других!
* * *
Услыхав о радушии, которым Александр Македонский потчевал какого-то философа, он заметил:
— Что же это за счастье— обедать и завтракать в часы, назначенные хозяином.
* * *
Про плохого музыканта, всем надоевшего своей скверной игрой, Диоген говорил:
— Надо похвалить человека за то, что, будучи таким дурным музыкантом, он все же не бросает музыки, занимается ею, а не делается вором.
* * *
В одной бане, куда он однажды вошел, оказалась отвратительно грязная вода.
— Где же и в чем омыться после такой бани? — спросил Диоген.
* * *
Однажды, принимая участие в разговоре о том, почему люди так охотно помогают нищим и так неохотно философам, Диоген заметил:
— Это потому, что каждый предвидит возможность самому стать убогим, калекой, пьяницей, но никто про себя не думает, что он сделается философом.
* * *
— Ты где стоишь, тут и ешь, — говорили Диогену, видя его что-то жующим на рынке.
— Где голод меня застал, там и ем, — отвечал философ.
* * *
— Ты вот попробуй-ка, уговори меня, чтоб я тебе подал милостыню, тогда я тебе и подам, — говорил Диогену какой-то очень скаредный и черствый человек.
— Если б я знал, что могу убедить тебя в чем-либо, то убедил бы тебя пойти и повеситься.
* * *
Могучий атлет Диоксипп, одержав однажды блестящую победу на олимпийских играх, сидел между зрителями и, не отводя глаз, смотрел на какую-то красавицу, которая обворожила его. Диоген, заметив это, сказал:
— Вот богатырь, которого без труда поборола женщина.
* * *
Диогену приписывают очень нежное, летучее выражение: «Надежда — последнее, что умирает в человеке».
* * *
Часто видели Диогена протягивающим руку к статуям. На вопрос, зачем он это делает, он отвечал:
— Чтобы привыкнуть к отказам.
* * *
Когда Диогена привели к Филиппу Македонскому, тот назвал его шпионом.
— Да, — ответил циник, — я шпион твоего самомнения и чванства.
* * *
Перед знаменитым Саламинским боем командовавший афинским флотом все медлил и не хотел вступать в бой, а Фемистокл изо всех сил убеждал его немедленно выступить против неприятеля.
— Разве ты забыл, — говорил адмирал, — что у нас на состязаниях того, кто лезет в бой не в очередь, бьют плетьми.
— Но ведь и те, кто опаздывает, тоже не увенчиваются лаврами, — ответил Фемистокл.
* * *
Того же Фемистокла спрашивали, кем бы он предпочел быть: Ахиллесом или Гомером, который воспел его подвиги?
— Сообрази сам, что лучше, — отвечал тот, — быть победителем на олимпийских играх или тем, кто провозглашает имена победителей?
* * *
— Бей, только выслушай! — говорил Фемистокл спартанскому адмиралу, который грозил прибить его палкой за упорство.
* * *
Своего маленького сына, не слушавшегося матери, которая исполняла все его прихоти, он объявил первым человеком во всей Греции.
— Греки, — говорил он, — подчиняются афинянам, афиняне — мне, я — своей жене, а она — своему сынишке.
* * *
Уроженец маленького островка говорил Фемистоклу, что у него никакой личной заслуги нет, что он только отражает на себе славу своего отечества. Фемистокл согласился с этим, прибавив:
— Будь я уроженцем твоего островка, я так бы и остался в неизвестности, все равно, как и ты; будь ты афинянином, ты тоже не достиг бы известности.
* * *
Один музыкант просил о чем-то Фемистокла, но для исполнения его просьбы тот должен был сделать что-то нехорошее.