Страница 19 из 47
Впрочем, на встречу с бандитом он пошел не сразу. Сначала он устроился на работу в милицию. Мелкой сошкой, водителем, изображая из себя контуженного на фронте дундука, только и умеющего, что крутить баранку. Выбор его объяснялся просто — если предметы из коллекции Булатовича попали в руки мародеров, где-нибудь они себя да проявят. Но только ментовские сплетни слушать — слишком неэффективная метода. К тому же всех не переслушаешь. Была у Курбанхаджимамедова еще одна богатая идея, но провернуть ее в одиночку он не мог, потому ему и понадобился Белка.
Поручик подкараулил бандита на Лиговке, возле шалмана.
— Эй, морячок, прикурить не найдется, — спросил Курбанхаджимамедов, когда Белка со своими приятелями появился в подворотне.
Бандиты сразу достали волыны, и Курбанхаджимамедов примиряюще поднял руки:
— Вы че, братишки, шуток не понимаете.
— Ты откуда такой вывалился, чувырла?
— Да вот, стою, тебя поджидаю, в шалман одного не пускают.
— А ты ко мне в подружки клеишься?
— У меня подружки с собой. Вели псам своим волыны убрать.
Белка цыкнул, и стволы спрятались в бушлатах. Поручик медленно, чтобы не нервировать преступников, раскрыл полы шинели, и Белка присвистнул — по карманам поручика было рассовано шесть бутылок «смирновской».
— И откуда я узнаю, что ты не из легавки?
— А я из легавки и есть, — ответил Гурбангулы, застегивая шинель.
— Че, серьезно? — заржал Белка.
— Так поговорим?
— Ладно, пошли.
В шалмане было тесно и накурено. Нестройно дребезжали две гитары, где-то играли в карты, из маленьких комнаток зазывно выглядывали страшные бабы.
Белке с компанией отвели совсем крохотную комнату со столом и двумя скамьями. Белка уселся спиной к стене и кивнул поручику на место напротив. Дружки встали у двери.
Когда поручик убедил бандита выпроводить Мерина и Сергуна, разговор пошел конкретный.
— Ты что, правда из легавки?
— Правда. Но ведь ты никому не скажешь?
— Да тебя щас здесь на хлястики порежут.
— Сначала я тебя порежу.
Не успел Белка открыть рта, как нож оказался у его горла.
— Не надо никого звать, Белов, я тебе ничего не сделаю, если ты перестанешь молоть языком и пытаться меня запугать. Представь, зайдут сюда Мерин и Сергун, а ты в таком виде. Они же уважать тебя перестанут. А я хочу, чтобы тебя продолжали уважать. Но и ты меня уважай, иначе я себе другую компанию искать буду, повежливее.
— Уболтал, — ответил Белка. — Только пику убери, царапает.
— Другое дело.
Курбанхаджимамедов достал водку и поставил на стол. Белка позвал своих клевретов, отдал им пару бутылок, чтобы обменяли на закусь, пока гость откупоривал первую и разливал по стаканам.
— Ты знаешь, кто самые богатые люди в Питере? — спросил Курбанхаджимамедов.
— Буржуи недобитые, — ответил Белка, выпивая.
— Ну и дурак.
Поручик тоже выпил, не дождавшись закуски, и снова налил.
— Самые богатые в Питере — это барыги. А недобитые буржуи уже все свое добро сменяли на еду. Работать же их никуда не принимают.
Белка почесал голову. По всему выходило, что странный гость прав.
— Тебя звать-то как? — спросил он.
— Поручик, — ответил Курбанхаджимамедов. — Просто поручик — и все. Так вот, объясняю план. Мне нужна вот эта штука, — и он выложил на стол лист бумаги, на котором, как умел, нарисовал тритона. — Когда ты приходишь к барыге сдавать хабар, показываешь ему эту штуку. И говоришь — так, мол, и так, Борух Соломоныч или Алим Поликарпыч, как там его зовут, — так и так, буду я тебя грабить, пока ты мне не найдешь эту штуковину. А если найдешь или скажешь, где видел, — сразу половину хабара бесплатно отдаю. Понял?
— Да меня свои же на пики поставят. Да и не бывает, чтобы у барыги не было мокрушника своего на пайке. Иначе их бы давно уже ограбили всех.
— Логично, — задумался Курбанхаджимамедов. — Тогда давай так. Показываешь всем эту штуку и говоришь, что нашел купца заморского, который за нее золотом платит.
— А что, и впрямь золотом платишь?
— Вот когда найдешь — тогда и поговорим. Но за такую вещь можно легко миллион золотом взять.
— Это на новые сколько получается?
— Ты таких чисел не знаешь, даже не считай.
— Брешешь!
— Редкая вещь. Раритет. Вот только купца на нее один я знаю, и искать бесполезно, понял?
— То есть, если я тебе эту ящерицу притащу, ты мне миллион золотом?
— Империалами.
— Лады!
Снова выпили, уже под закусь, которую принес Мерин.
— Наливай! — распорядился Белка.
— Некогда мне. Встречаться будем здесь, каждую пятницу. Даже если ничего не найдешь — все равно приходи. Если что разузнаю про ментовские дела — сообщу.
— Слишком ты смелый, — покачал головой Белка.
— Не смелый, а умный.
Курбанхаджимамедов встал из-за стола. На мгновение в воздухе пронесся смрадный запах сортира, и Белке даже плохо стало, но тотчас все прошло — незнакомец скрылся.
1920 год. Пропащие люди
Разговор у начальника уголовного розыска Кошкина с Кремневым начинался тяжело.
— Сергей Николаевич, у вас ведь отец разночинец, да?
— Совершенно верно.
— И мать тоже не из высших слоев?
— Бог миловал.
— А вот мне не повезло. У меня родители — дворяне. И я каждый день по тонкому льду хожу — когда же наконец все начнут тыкать пальцем в мое неправильное происхождение. Никто даже не вспомнит, что отец был беден, мать скончалась после родов, а воспитывала меня прачка. Никто не спросит, что глаз я потерял в кузнице, когда кусок окалины отлетел от пережженного металла во время практики в мастерских. Я под ударом только из-за неправильных родителей. Вы, конечно, тоже, потому что работали на царскую полицию, и никого также не будет интересовать, что вы ловили убийц и воров. Я понимаю, что вам плевать на меня, я вам никто, но ваши друзья! Аркадий Аркадьевич, Алексей Андреевич — с ними как?
Кремнев молчал. Вины за собой он не чувствовал, но Владимир Александрович был прав — под ударом сейчас все. Он никак не мог подумать, что Бенуа выкинет такой номер — позвонит в чрезвычайку.
— Комаров ко мне лично приезжал, вы понимаете? Распекал меня в присутствии всех: и агентов, и подозреваемых. Что, мол, у вас тут за самоуправство, почему вмешиваетесь в дела чрезвычайной комиссии! Десять минут без малого! А я ничего не мог ответить, потому что даже не знал, что произошло.
— Я не могу бегать за вами для согласования таких мелочей. Мне всего-то и нужно было посмотреть, что именно Скальберг сдал из похищенного в Эрмитаже, нет ли каких-то несовпадений.
— А у меня спросить не могли? Я вам совершенно точно могу сказать, что в феврале к нам приходили люди из ВЧК и при мне допрашивали Скальберга о коллекции некоего Булатовича. Там не хватало одного предмета, и они допытывались, куда он мог деваться.
— И вы молчали?!
— А вы спрашивали? У меня такие проверки каждую неделю, то с одним, то с другим.
— Так расскажите сейчас! Что было-то?
Владимир Александрович потер отсутствующий глаз через повязку и стал вспоминать:
— Ну, его сначала допытывали — почему вернул не все предметы из коллекции. Это было логично — если коллекция похищена полностью, то почему в ней недостает только одного предмета. Скальберг уперся — мол, не знает, сколько их там вообще хранилось, и какой смысл ему забирать один предмет, если их так много. Долго они его поймать пытались на вранье, но ничего не получалось. Спросили, где нашел сокровища и почему решил, что они из Зимнего. Ну, на второй вопрос я им и сам ответил — потому что вензеля «эн-два» с короной почти на всех вещах были, а кое-какие и с «эн-один». А насчет где нашел — Скальберг сначала замялся, а потом говорит: приспичило до ветру, когда по Тамбовской шел. У него дом на пересечении с Расстанной, далеко было, вот он во дворы и рванул. Меж сарайками пристроился, а там и увидел мешок с добром.